Отец посмотрел на меня, потом тяжело вздохнул, присел на корточки, чтобы не смотреть сверху вниз, и очень тихо, но как-то настолько убежденно, что я сразу ему поверил, произнес: – Все плачут, мой мальчик, и мужчины тоже!