Глава 8. 13 ― 10 гг. дкс
Роза и Радек ― годы ученья

Записки Розы о школьных годах

И вот меня приняли в демоны. Больше я слово «демоны» употреблять не буду. Я ведь теперь одна из них и должна воспринимать их как людей. Стараниями моей новой мамы Вали я стала Розой ― цыганкой. Как я скоро поняла, цыганка ― это не такая, как все. А ведь я и в самом деле была не такая!

Я стала ходить в школу и учить здешнюю мудрость. Все дети умели читать и писать, а я даже говорить правильно не умела.

– Ну что с неё взять, ― говорили учителя, ― она же цыганка.

– Цыга, ― так меня прозвали одноклассники, ― зачем тебе учиться, ты же цыганка. ― Они смеялись надо мной и прятали мои тетради. Я их легко находила, ведь я же читала их мысли. Я находила и другие потерянные вещи.

– Цыга ― ведьма, ― смеялись ребята, ― ведь цыганки все ведьмы и гадалки! Не только меня, но и всех остальных называли не по именам, а по прозвищам. Особенно меня не любил один мальчик, которого звали Пузырь. Это началось с того дня, как я нашла в его портфеле пропавшую у моей соседки по парте авторучку. Красивую авторучку с плавающими внутри неё пластмассовыми рыбками. Он злился и кричал, что я сама подсунула ему в портфель этих рыбок, что цыгане нарочно хотят всех поссорить.

Мою соседку по парте звали Мышкой. Она была тихая и добрая. Она сказала, что теперь мне надо опасаться и что Пузырь этого так не оставит. На следующий день я почувствовала его злобные мысли, когда возвращалась из школы. Он стоял, спрятавшись за сараями. Я была готова. Я указала на него пальцем и зашипела, как змея, одновременно подбрасывая ему в мозги некий жуткий кошмарчик. С воплями: «Ведьма! Ведьма!» он быстро скрылся с глаз. С тех пор он опасался со мной связываться, зато рассказывал другим различные сочинённые им обо мне сплетни.

Трудно мне было в школе, но постепенно всё утряслось. Сначала ко мне просто привыкли, потом перестали обращать внимание, затем некоторые даже подружились. Мышка помогала мне в занятиях, и скоро я уже училась не хуже других.

Дома было всё не так, как мечталось. Я думала, что, как на Дхане, окажусь в мысленном единении со своими близкими, хотя бы с моим братом. Но его мысли и мысли Любочки были отгорожены от меня непробиваемой стеной. Только с мамой Валей я могла мысленно общаться, но она приходила поздно вечером усталая, ей тоже было не до меня. Иногда, в свободное время, она учила меня вязать. Для меня это было настоящее чудо, ведь я привыкла, что одежду всегда сшивают из кусков шкур либо мягкой коры. Но чтобы из простых ниток?!!

Но основной мой долг состоял в том, чтобы выучить всех магии четырёх для будущей борьбы с УЫЫ! Это было почти невозможное дело ― заставить всех собраться вместе и учиться у меня! У той, которая сама почти ничего не знает, которая с трудом учится на тройки в первом классе! Мне пришлось выдерживать массу презрительных эмоций от Любочки и Радека, делая вид, что я их не замечаю. Мама Валя меня поддерживала, но как-то уж слишком устало и без особой радости. Тем не менее в один из подходящих вечеров первое занятие состоялось. Как ни странно, у нас всё получилось, а Любочка с Радеком даже заинтересовались результатами нашей работы. Им, видите ли, было забавно, что в результате у кого-то в округе болела голова. Они не поленились составить список всех таких лиц и обнаружили среди них некоторых им крайне несимпатичных, в том числе двух учителей и сторожа сада, откуда они таскали яблоки. После этого они с особым энтузиазмом стали вникать в тонкости «соединения четырёх». Если бы я их не сдерживала, они бы, пожалуй, устроили по инсульту всем своим обидчикам. Всё это было так глупо! Ведь мы готовились сражаться со злобным УЫЫ, а не устраивать пакости неуравновешенным жителям городка. А УЫЫ был в неведомой дали, и, кроме меня, в него даже никто не верил.

Постепенно наши «соединения четырёх» стали проходить всё реже и реже. Они бы совсем прекратились, если бы Радогаст не вышел на прямую связь со всеми нами и не приказал продолжать работу, а также искать и учить других подходящих для этого людей.

Да, ещё я должна рассказать об отце Иоанне. Это был второй человек кроме мамы Вали, который проявлял ко мне истинный интерес. Он мне много рассказывал о Боге, и я ощутила, что он прав. Ещё на Дхане я начала сомневаться, что светило на небе является Богом. Уж слишком оно было далеко и равнодушно к нашим нуждам, но то, что Бог есть, я знала, иначе кто ещё мог бы подбрасывать мне иногда пророческие сны. Благодаря отцу Иоанну я стала ходить в церковь, а через некоторое время он сам по приглашению мамы принял участие в наших «соединениях четырёх». Теперь, когда мне было особенно грустно и одиноко, я убегала в церковь к отцу Иоанну, и если у него было время, то на полчаса мы соединялись с ним мыслями и тихо стремились соединиться с Богом. Хотя ни разу нам этого не удалось, но совместная молитва меня как-то успокаивала и давала силы жить дальше в этом неприветливом новом мире.

Прошло ещё два года. Училась я уже на отлично. В свободное время шефствовала над учениками младших классов. Наверное, стараниями Радогаста среди них было много предрасположенных к телепатии. Играя с ними в прятки, угадайки и т. д., я незаметно развивала их способности. Любочка уехала в город учиться, а с братом своим Радеком я так и не сблизилась. Он всё грустил, вспоминал отца и тоскливо дудел на флейте. Скоро он уехал в армию, и мы остались вдвоём с мамой Валей.

Отец Иоанн тоже ушёл. Я бы чувствовала себя совсем одинокой, если бы с отцом Иоанном у нас не установилась устойчивая мысленная связь. Я знала, что он стал странствующим монахом, что он ходит по монастырям и везде проповедует «четверную молитву» для борьбы со злом. Кое-где смеются над этим «правилом Иоанна», говорят, что водку все пьют на троих, а молиться брат Иоанн предлагает ― на четверых. Но кое-где успешно опробовали «правило Иоанна» при лечении бесноватых и пользуются им.

А тут в моей жизни произошло неожиданное. Я проснулась от жуткого крика и ощутила сильнейшую боль. Проснувшись, поняла, что всё это мне приснилось. Но беззвучный крик продолжал стоять в ушах. Наспех одевшись, я побежала по холодной от росы улице к госпиталю. В дверь, наверх, на второй этаж ― там лежал тот, кто беззвучно кричал. Сёстры тихо дремали в сестринской, когда я ворвалась к ним и потребовала хоть какого-нибудь обезболивающего. Не сразу они поняли, что я хотела его дать раненому, привезённому в госпиталь этим вечером. Наконец, мысленный крик умолк, а я так и осталась сидеть около постели. Он был огромен и страшен, весь обмотанный бинтами. Только правое рваное ухо торчало из-под повязки. Он спал, а я дремала рядом с ним на стуле и видела его сны. Страшные сны, где в него стреляют, а он прячется, а затем он стреляет ― и падают, падают враги. Или он летит на какой-то машине, а в него опять стреляют, и машина горит, и он горит и летит к земле на горящем парашюте. И опять, и опять…

Я пропустила школу и просидела в больнице целый день. К вечеру он очнулся. Он ничего мне не сказал, а просто сразу потянулся ко мне мыслями, и вот мы уже вместе. Ни с кем никогда не было у меня такого полного единения. Он не умел регулировать свои мысли, не умел мысленно разговаривать, он обрушился на меня единым шквалом своей запутанной жизни. Я утонула в ней, не в силах разобраться: с драками, смертями, погонями и приключениями с неведомыми мне девами. В ужасе от всего этого я вскочила и убежала домой.

На следующий вечер после школы я опять пришла к нему. Так я просидела у него много вечеров, пока его не выписали и пока он не уехал на неведомую мне войну. Его звали Пётр, и я знала, что он должен обязательно вернуться.

Да, я не написала ещё о своём любимом отце Ра. Почти ничего не изменилось, опять он был от меня далеко-далеко. Только теперь он был на Дхане, а я на Земле. Я уже знала, что Земля и Дхана ― две разные планеты, отстоящие друг от друга на миллионы километров. И я, скорее всего, никогда не смогу вернуться домой.

Но отца я продолжала слышать, а он меня ― нет. Он вернулся в своё племя к новому муравейнику, но ненадолго. Его страшные сны о земле демонов беспокоили окружающих. Старейшины обучили его и мою маму «соединению четырёх» и отправили их в путешествие по Дхане, чтобы всюду они пронесли весть об «ужасных демонах», с которыми всем придётся сражаться, и о мудрости четырёх истин, которая только и может помочь в грядущих сражениях.

Так мои родители отправились в путь. Они летали на грибах, тонули в болотах и сражались с чудовищами. Иные племена их принимали на время и слушали весть, иные ― гнали в испуге и шептали вслед охранные заклинания. Но нигде не могли они задержаться надолго, так как папины сны пугали всех до холодного пота. С другой стороны, именно эти почти реальные сны доказывали, что отец ничего не сочиняет и что время демонов близится!

Радек Рексович ― курсант спецназа

Вот и пришёл мой срок: медкомиссия, прощание с мамой, сестрой и ― в путь. Сначала на сборный пункт. Оттуда нас распределяли по специализациям, а самых здоровых и сильных отобрали в отдельную группу. И как я попал именно туда?! По сравнению с остальными я был самым маленьким и хилым. Да, мне удалось подтянуться сто раз подряд и присесть двести, но это говорило скорее о моём малом весе, чем о крепости моих мышц. Тем не менее я среди самых-самых! Нам сказали, что мы будем учиться на спецназ. А это значит, что мы всё должны уметь.

Сначала я был даже горд собою. Но это быстро прошло. Всем было нелегко, и мне тоже. Но особенно тяжко мне давались кроссы с тридцатикилограммовыми рюкзаками. Для моих шестидесяти пяти килограммов веса это было слишком, не то что для остальных, весивших за сто. Нелегко мне приходилось и на занятиях борьбой. В отличие от спортивных состязаний, нас не делили по весу. Тренер говорил, что противника не придётся выбирать, что мы должны уметь драться с любым. Так мне приходилось драться с теми, кто значительно тяжелее меня. Меня бы наверняка, в конце концов, покалечили, но тут стала проявляться моя способность предугадывать действия другого. Я всегда успевал уходить от удара и неожиданно наносить ответный. Я не мог причинить кому бы то ни было серьёзного урона, но по очкам часто побеждал. За победу в ежегодных соревнованиях меня поощрили увольнительной в ближайший городок. Погулял, заглянул в музеи, посидел в кино, вернулся к вечерней поверке.

Я был счастлив и не чувствовал, что это начало конца. Да, косилась на меня тройка так называемых привилегированных курсантов. У них здесь служили папы, и им часто давали те или иные поблажки. Они всё время пытались учить других армейским порядкам, которые, как они говорили, впитаны ими с молоком матери. При других курсантах они не могли мне ничего сделать, так как не только я их недолюбливал. Если же я оставался один, то без труда избегал их, так как они всегда выдавали себя своими мыслями.

Так излишняя самоуверенность меня подвела. В очередной раз я обнаружил их вечером сзади себя и поспешил вперёд в узкий проход между домами. В темноте я не заметил натянутой верёвки, которая была привязана к ведру с кирпичами. Удар по голове ― и я очнулся связанным в мешке… Судя по ощущениям, меня везли куда-то в машине. Я был в ярости. Инстинктивно, вспомнив детство, начал преобразовывать ногти рук ― кошачьими когтями легче рвать мешок и верёвки. Голова сильно болела, мешая думать, но тело уже само сдирало плотную форму и ботинки, препятствующие окончательному изменению. Теперь в углу багажника автомобиля свернулся в пружину большой дикий кот. Мысли исчезли полностью, осталась терпеливая кошачья неподвижность перед броском.

Наконец, машина остановилась, голоса, смех, щелчок багажника ― и пружина развернулась. Правая лапа полоснула по горлу того, что справа, зубы впились в горло среднего. Левого достать не удалось, ― он с воплем бросился бежать в лес. Затем всё было, как в тумане. Мягкий бег сквозь ночной лес до медпункта, обратное преображение в человека, рвота и потеря сознания. Очнулся я на койке. В этом мне повезло, так как на следующий день, говорят, оставшийся в живых мой противник бегал с автоматом по казарме и кричал: «Застрелю!», пока его самого не разоружили и не отправили в арестантскую.

Я лежал и мысленно пытался найти тех, кто решал теперь мою судьбу. Заседание командного состава проводилось в соседнем доме, я незримо присутствовал и слышал каждое слово.

– Итак, у нас ЧП. Убиты два курсанта. Выживший Джорж Ревякин обвиняет во всём Радека Котлованова. Говорит, что они хотели немного пошутить и, найдя его лежащим около казармы, сочли пьяным и шутя засунули в багажник автомобиля. А что говорит экспертиза?

– Экспертиза установила, что курсанты убиты диким животным, скорее всего, рысью. В багажнике автомобиля обнаружена верхняя одежда курсанта Радека, верёвки и мешок. Скорее всего, рысь была связанной в мешке. Судя по следам её когтей, рысь разорвала верёвки и мешок, затем содрала верхнюю одежду с курсанта Радека, но самого его не тронула, по-видимому, потому, что тот был без сознания после удара по голове. Откуда взялась рысь, мог бы ответить хозяин автомобиля, если бы остался жив.

– А кто ударил курсанта Радека по голове и чем?

– Ударили его очень сильно тупым предметом по голове, каким ― неизвестно. Сейчас он лежит с сотрясением мозга. Кто ударил ― тоже неизвестно. Сам он ничего не помнит.

– Что будем делать?

– Оставить всё как есть нельзя! Джоржу и Радеку нет места в одной казарме, но Джоржа мы должны оставить, так как нами командует его отец, а Радека можно перевести.

– Но за что его можно исключить из школы спецназа, за ним нет никаких провинностей?!

– Никакие провинности и не требуются. Он просто не годится по медицинским показателям. Слишком лёгок, с трудом несёт тяжёлый груз, при рукопашной его удары не имеют силы. К тому же сейчас он тяжело контужен, его надо отправить в областной госпиталь, а там уж пусть другие решают его судьбу.

Так через день я уже ехал в санитарном вагоне, день, другой, на юг, на юг! Недельный отдых в госпитале и опять на юг ― в ряды наших доблестных защитников от маразийской угрозы! Я был даже рад, что учёба окончилась, что я буду участвовать в настоящих боях.

Командир части, куда я прибыл, мне понравился. Впереди были испытания. Как-то я поведу себя в настоящем бою?! Командир представил меня подразделению, где я буду проходить испытательный срок.

– Гражданское имя можешь забыть до конца службы, а пока тебя будут называть Новичок, заслужишь другое имя ― будешь называться по-другому! Вот твои будущие друзья! Хват ― хватает всё, что плохо лежит, в том числе и пленных языков! Скороход ― бегает быстрее всех, причём с любым грузом! Нетопырь ― слышит любой шорох, незаменим в разведке! Умник ― это, естественно, командир вашей пятёрки. Слушайся его ― останешься в живых!

Так я вступил на путь защиты Родины. Завтра первое испытание. Мысли соратников моих пропитаны предвкушением боя, убийств… Смогу ли я в ближайшее время стать таким, как они?

На следующий день мы выехали на маленьком вездеходе впятером. Как сказал командир, предстоит небольшая локальная операция ― разгром перевалочной базы боевиков. По агентурным данным, как раз сегодня её почти никто не защищает, надо срочно нанести удар.

Жара, пыль, дорога скорее для ослов, чем для машин. Только к концу дня добрались до места. Я сразу почувствовал, что в кустах у дороги кто-то прячется, и сказал об этом командиру.

– Ишь ты, глазастик, ― углядел! Не беспокойся ― это наш шпион и проводник.

Из кустов вылез дочерна загорелый мужчина в грязном балахоне с автоматом за спиной. Он мне сразу не понравился. Мысли его излучали неприкрытую ненависть к нам, но убивать или предавать нас он явно не собирался, так что я промолчал о своих антипатиях.

Пройдя через кусты, мы вышли к задам небольшого домика, окруженного садом. На привязи паслись козы. Всё было тихо и мирно, только дохлая собака показывала, что путь нам подготовили.

Наш проводник исчез, а мы без шума поползли сквозь кусты к дому. Вот-вот, ― я ожидал, ― нас обнаружат, и начнётся стрельба. Из оружия мне достался только пистолет, ничего более серьёзного мне не доверили, и я сжимал его до пота в ладонях.

Но всё обошлось по-тихому. Мы притаились около двери и дождались, пока из неё не вышел какой-то старик. Хват сразу схватил его за горло ― и мы быстро ворвались в дом. Кроме старика там были только две девчушки лет семи-восьми каждая.

– Ну вот, ― сказал командир, ― тебе, Хват, поручаю старика, а тебе, Новичок, ― этих двух девчушек. Постарайся убить их быстро и тихо! Хват привычно перерезал горло старика ножом. Я был в ужасе. Это было совсем не то, к чему я себя готовил!

– Нет! ― крикнул я. ― Я не буду этого делать!

– Тогда придётся и тебя здесь кончить, ― спокойно сказал командир.

– Кончайте! ― сказал я и мысленно позвал на помощь Радогаста.

– А? Попался! ― зазвучал у меня в голове саркастический голос Радогаста. ― Сейчас посмотрю, посмотрю… Может, чем и удастся тебе помочь!

Тем временем меня разоружили, Хват приставил к моему горлу окровавленный нож.

– Опять не повезло, ― сказал командир, ― ещё один пацифист, ну когда же нам будут присылать нормальных новобранцев?! Но ты, Хват, погоди! Во-первых, теперь не твоя очередь, а очередь Скорохода, а во-вторых, Новичка будем кончать не здесь, так как всё должно выглядеть предельно достоверно. Нетопырь ― разберись с девчонками! Скороход ― за дело!

Нетопырь направился к дрожащим от ужаса девочкам, а Скороход поднял свой пистолет и профессионально ударил им по моему многострадальному затылку.

Наступила тьма!

Из сказок Деда-Плюха, рассказанных своим внукам

Расскажу я вам, детки, сегодня один из самых занимательных случаев, произошедших со мною во время войны. Итак, представьте себе быструю горную реку, текущую с севера на юг. Вокруг неё ― лес, спускающийся с окружающих гор. Горы пронизаны долинами, по которым текут ручьи. И над всем этим, высоко вверху, ― вечные снега.

По западному берегу реки проходит нефтепровод, и там же стоят наши войска, восточный берег мы тоже контролируем, но ночью из ущелий туда просачиваются маразийские боевики и устраивают нам всевозможные пакости: стреляют, взрывают, похищают людей…

С боевиками дерутся армейские, а наше спецподразделение должно охранять нефтепровод и ни в какие дополнительные коллизии не соваться, да только не всегда у нас это получается.

Моей группе был поручен участок нефтепровода напротив ущелья Деда. Дедом мы звали старика, что жил в глубине этого ущелья со своими двумя внучками. Этот Дед был для боевиков Хамида, что кость в горле. Не будь его, они бы организовали перевалочную базу на месте его дома и спокойно, со всеми удобствами нападали на наши посты. Но земля там принадлежала Деду. Можно было бы этого Деда убить, но две его дочери были замужем за соседями: с севера ― за Ахмедом-молчаливым, а с юга ― за Саидом-весёлым. Соседи эти были серьёзные, и кровная месть Хамиду была бы обеспечена. Раздражало Хамида и то, что на земле Деда была обнаружена нефть, а Дед отказывался её добывать, говорил, что нефть губит землю, что лучше он и дальше будет пасти там своих коз и овец.

Решил тогда Хамид потихоньку вытеснить Деда с его земли, вот тогда и послал Дед ко мне свою внучку с предложением. Если я буду защищать его поля от головорезов Хамида, то он, в свою очередь, будет подкидывать нам по барану в месяц, а кроме того, сообщать о крупных отрядах боевиков, идущих в нашу сторону.

Вот так и повелось к взаимной нашей выгоде. Я пугал людей Хамида на восточных подступах к землям Деда, а Дед выпускал к нам голубка с синей ленточкой, если замечал отряд боевиков. Раз в месяц по уговору мы стреляли одного из баранов Деда, ― и все были довольны, кроме Хамида.