– А ты, брат, почему с нами никогда не поешь? – спросил Тужир, с довольным видом выслушав похвалу. – Неужели ни одной песни не знаешь?

Родион чертыхнулся про себя: ишь ты, заметил!

– Давно хочу спросить: в твоем прежнем роду какие песни пели? – подбросив в костер хвороста, заинтересовался подросток. – Похожие на наши или нет?

– Да не так чтобы похожие, – ухмыльнулся Рад, вспомнив обычный репертуар товарищей-туристов. – Умел бы я петь, то исполнил бы что-нибудь.

– Ну, спой! Никто ведь не слышит, кроме меня, Истрище, вон, спит давно. А мне так любопытно!

– Отстань!

– Ты тихонечко! Я же спел, когда ты попросил! А тебе для брата родного и песенки жалко? Одни ведь мы теперь друг у друга остались на всем свете белом! – Тужир чуть слезу не пустил и даже поднял было рукав кожуха – утираться.

– Ладно, не реви! Уговорил.

Самому вдруг захотелось вспомнить свое недавнее прошлое. И запел Родион первое, что на ум взбрело: «Изгиб гитары желтой ты обнимаешь нежно…» Увы, после первого куплета слова кончились, пришлось перескочить на «Солнышко лесное», которое вскоре плавно перетекло в «Над Канадой небо сине, меж берез дожди косые…». А где березы, там и баобабы, поэтому закончилось все куплетом про жену французского посла, там где «баобабы-бабы-бабы» – эту последнюю песню особенно любил Валентиныч. Тужир, впрочем, оказался публикой благодарной, на путаницу не жаловался, а слушал да восхищался.

– Ой, какая веселенькая! Жаль, много слов непонятных. Да, совсем другие у вас песни, не наши. Ну, еще какую-нибудь!

– Да хватит петь, а то горло застудим. Иди-ка лучше спи, братец, скоро твой черед сторожить.

– Не хочу я спать. Спой еще, а?

– Нет, не он, – вдруг сказал совсем рядом чей-то чужой голос. – Пусть ты! Да, ты пусть петь еще. Про березу, как прежде.

Парни изумленно обернулись. Приоткрыв дверь, из хаты выглядывала круглолицая девчонка с косами – одна из готских пленниц.

– Ты хочешь, чтоб мы спели? – в изумлении переспросил Родион.

– Не ты! Он, – девчонка кивнула на Тужира. – Он лучше. А ты не умеешь.

– Вот видишь? – Молодой человек ткнул братца в бок. – Что я говорил? Публика тебя желает услышать. Исполни что-нибудь по заявке… как тебя зовут-то, краса?

– Эрмендрада… Зачем тебе мое имя?

Радомир усмехнулся: сначала ляпнет, потом подумает, зачем. Одно слово – девка.

– Красивое имя, но длинное! – заявил он. – У вас у всех такие? Попроще нет?

– Есть и короткие. Одна вот – Хильда.

– Хорошо хоть не Фредегонда!

– Фредегонда дома осталась. – Девушка вдруг вздохнула с такой грустью, что Родиону стало ее жалко.

Вороша угли в костре, он тихонько двинул локтем Тужира:

– Ну, что ты там – уснул? Давай уж пой, видишь, девушки просят.

Тужир покладисто затянул про березу с самого начала. Слушательниц прибавилось – еще чье-то лицо белело в полутьме за плечом Эрмендрады. Дверь не закрывали, хотя наверняка снаружи тянуло холодом. А Родион втайне ликовал: Хильда здесь, рядом!

 
Береза высокая…
Ой, береза-березонька…
 

– выводил Тужир, звонко, но негромко и душевно. И впрямь талант у парня – не хочешь, а заслушаешься. Но главное – Хильда… Может, позвать ее? Теперь-то девчонки не станут жаловаться, сами ведь вышли.

Едва дождавшись, когда закончится песня – не хотелось прерывать, Родион встал, приложил к губам палец… Но не успел двинуться с места, как услышал за спиною чьи-то шаги – твердые, уверенные, наглые даже. Так ходит тот, кто имеет право.

– Смотрите-ка – эти словенские тюфяки не спят! Чего встали – пропустите!

Палач Ашир! Тот самый, которого единственного разрешено пропустить к пленницам. Вот только не хочется совсем…

– Эй, просыпайтесь! – ударом ноги распахнув дверь, закричал палач. – Дайте-ка мне головню, парни, темно, как в заднице! Ты и ты… – доносилось из хаты, куда гунн вошел, вооружившись горящей головней. – Нет, не ты, только вы две. Одевайтесь – наш великий вождь в милости своей приглашает вас на пир.

– А ее почему не зовут?

– Говорят, она недостойна сидеть за столом с приличными людьми. А вы две из хороших семей, с которыми не зазорно породниться и самому знатному воину. Счастье вам привалило, девки! Поторапливайтесь, может, сегодня присмотрите себе достойного мужа… ха-ха-ха!

Неприятный был тип этот палач. Все так же хохоча и глумливо подмигивая, он увел двух девок, и те шли с ним охотно. Неужели поверили обещаниям, дуры?

Впрочем, кто его знает? Может, он не сильно и обманул. Сегодня – наложницы, завтра – законные жены, послезавтра – обеспеченные молодые вдовы. И так ведь бывает, дай бог, и этим повезет…

Ага! Вот уже и визг раздался – видать, «женихи» времени даром не теряют.

– А понравилась им моя песня, – смущенно улыбнулся Тужир.

– Само собой! Если еще попросят – не отказывайся. А сейчас разбудим Истра, да ложись спать.

– А ты?

– Посижу еще… Истр! Вставай, брате, солнце уже высоко.

– Какое еще солнце? – не понял спросонья юноша.

– Шучу я. Где уж тут солнце…

– Ох, чем это пахнет? Там не мясо у вас пригорело?

– Откуда мясо?

– Миусс обещался на огонек заглянуть.

– Ага, на огонек… Отпустили его, как же!

– А он и спрашивать никого не станет, куда захочет, там и будет, такой уж парень.

– Ладно. Слышь, Истр, ты, если что свисти…

– Зачем?

– Я тут пройдусь… недолго.

Как бы так сделать, чтобы братья не видели, как он заходит в избу? Тужир, слава богу, спит уже, утомился, певун. А вот второй…

– Где у них тут отхожее место?

– На углу через два квартала… – ответил обрадованный Родион. – Тьфу… во-он у плетня, за хлевом.

– Птичник это, а не хлев.

– Ну, значит, за птичником. Так мы договорились? Если что – свистнешь?

– Да свистну, свистну. Ты только не очень долго, брат.

Поспешно пробравшись по узкой тропке между высокими сугробами, Родион осторожно нажал на дверь.

– Кто здесь? – послышался изнутри девичий голос.

– Я, Радомир.

– Рад?! – Девушка шагнула в сени и подняла лучину, освещая лицо незваного гостя. – Господи Иисусе… Я знала, знала что мы встретимся. Господи… милый…

Никто еще целовал Родиона так горячо и нежно, куда там Катерине или Вальке. Да разве он мог хотя бы вспоминать о других, когда в его объятиях была эта трепетная дева, прекрасная, как тысячи солнц, с губами жаркими как пламя, с темно-голубыми, словно бушующее море, очами… А эти брови, как спинка соболя? А ресницы, длинные и пушистые, а эти локоны, словно расплавленное белое золото, а шелковистая кожа?

Руки юноши скользнули по ее плечам… ах, эта кожа…

Хильда, чуть застонав, неожиданно отстранилась:

– Да, да, Радомир, милый… Я желала бы стать твоей прямо здесь и сейчас, в этой мерзкой хижине, но увы, девственность – ныне моя единственная защита и надежда. Конечно, кроме тебя – ведь ты меня не оставишь?

– Нет! Нет, никогда! Клянусь всеми богами.

Их губы снова слились в поцелуе, и юноша очень надеялся, что он не станет для них последним.

Но времени уже не было – снаружи раздавался свист. Истр заливался, будто Соловей-разбойник, и Родион едва успел покинуть избу, как почти нос к носу столкнулся с готом Эрмольдом. С тем было еще трое, все незнакомые. Похожий на рок-звезду Фротберт не пришел – понятное дело, слишком мало они с Эрмольдом друг друга любят, чтобы разгуливать вместе.

– Куда? – Радомир загородил готам дорогу, положив руку на меч.

– Твое какое дело, пес? – Эрмольд произнес это намеренно громко, чтобы как можно больше людей услышали оскорбление. – Ой, а это кто здесь спит? Не тот ли трус, что удрал от нас этим летом? Все вы, анты – трусы!

Парни-словены схватились за копья – ясно было, что стычки не избежать. А вожак молодых готов именно на это и рассчитывал. Проснувшийся Истр первым делом подкинул дровишек в костер, и при свете пламени Родион заметил, как Эрмольд бросил в сторону избы похотливый взгляд. А ведь там сейчас только Хильда! Понятно, что задумал этот черт! Привел троих товарищей, чтобы затеяли драку с дозорными, а он тем временем…

Но не много ли шуму выйдет? У Эрмольда, как видно, тоже хватило ума это понять. Что-то крикнув своим, величественным жестом он убрал извлеченный было меч обратно в ножны.

– Потом с вами разберемся, сейчас некогда. Да и не годится тревожить ночной покой. Нас послал Ашир… за девкой!

– Да что ты говоришь? – недоверчиво ухмыльнулся Истр.

– Ты мне не веришь! – возмутился предводитель молодых готов. – Вы все слышали?

– А что ты на них оглядываешься-то? – вмешался Радомир, не желая видеть, как Эрмольд вызовет на бой Истра, который не имел бы никаких шансов против него выстоять. – Что пристал к отроку, свинья ты подлая?

– Кого ты назвал свиньей?

– К тому же ты еще и глухой! – Родион вытащил скрамасакс. – Давай решим меж собой, как подобает мужчинам!

– С тобой? Прекрасно! – Эрмольд выхватил меч и бросился в драку.

Первым же ударом гот едва не выбил у Радомира меч; клинки скрестились, высекая искры. И тут Родион с ужасом обнаружил, что совсем не умеет сражаться! Все чудом полученное мастерство разом исчезло, он не знал даже, как парировать удар или делать выпад. Все произошло в точности как со знанием языков – чем дальше от родного болота, тем меньше умений. Но делать-то что? Биться, что же еще? Назвался груздем, теперь хоть как рыба об лед!

Раз уж умение его покинуло, Родион решил понадеяться на свою выносливость и ринулся в атаку. Лучшая защита – это нападение! Однако соперник вынослив был не менее, а к тому же Родионовой дерзости мог противопоставить выучку и опыт. Первый натиск он отразил с осторожностью, но вот тонкие губы изогнулись в улыбке, и Родиону стало ясно, что его враг все понял! Во взгляде Эрмольда отразилось торжество, движения стали небрежными – он уже не бился по-настоящему, а лишь играл с неумелым соперником, будто кошка с мышью. То нанесет удар, то отпрыгнет, лениво отобьет выпад, пойдет по кругу. Выжидает подходящий момент, чтобы унизить, растоптать.

У Родиона было такое чувство, будто он поднялся на легоньком самолетике высоко-высоко в небо, стремился к самому солнцу, вот наконец пронзил облака, взмыл над сияющим золотистым морем – и в этот момент вдруг отвалились крылья.

Удар… снова удар… Нет! Одним натиском не пробьешь защиту. А гот, сволочуга гнусная, кружит словно ворон, выжидает… Нужно срочно что-то придумать. Но сперва отбить вот это удар… Черт, что это?

Эрмольд ударил коварно – обвил клинок Радомира своим, дернул… Описав в воздухе кривую дугу, скрамасакс воткнулся в сугроб шагах в десяти. Родион метнулся туда же, и тут вдруг что-то просвистело над головой, а потом кто-то завыл, обиженно и злобно.

Выхватив из сугроба меч, Родион быстро обернулся – выл Эрмольд, вцепившись одной рукой в другую, а из ладони его торчала стрела.

– Гуннская раскосая тварь! – ругался он сквозь зубы, шипя от боли.

Другие готы ринулись было навстречу новому врагу, но тот – это оказался Миусс – выпустил в их сторону сразу несколько стрел. Тяжелые боевые стрелы с черными перьями воткнулись точно у ног готов, словно спрашивая – и что дальше? Было ясно, что следующие вонзятся в глаз или сердце.

– Поганый гунн!

– Ашир искал вас, – произнес узкоглазый. – Ждет у ворот. Позвать?

– Не надо, не надо, – выдернув из ладони наконечник, Эрмольд зашипел, зажимая рукой рану. – Сами к нему придем… А с вами мы еще встретимся.

– Можно и встретиться, – улыбнулся гунн. – У меня еще есть стрелы в запасе.

– Идем, ребята, – взбешенный Эрмольд махнул своим. – Наступит наше время, и гораздо быстрее, нежели кому-то кажется.

Гнусно ругаясь, готы убрались. Их возбужденные голоса постепенно отдалялись, пока не затихли у ворот.

– Как ты тут оказался, друг? – негромко спросил Тужир.

В ответ гунн невозмутимо пожал плечами:

– Пора мясо жарить.