Москва, 2021

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

ГУСТАВ КЛИМТ, художник.

ФЕЛИКС ЗАЛЬТЕН, писатель, его друг.

ФЕРДИНАНД БЛОХ-БАУЭР, богатый предприниматель, ценитель искусства.

АДЕЛЬ БЛОХ-БАУЭР, его супруга.

ФРИЦ КРЕЙСЛЕР, скрипач, музыкант, друг семьи Блох-Бауэр.

Натурщицы, голоса натурщиц, голос за сценой.

МЕСТО ДЕЙСТВИЯ:

Вена, дом семьи Блох-Бауэр и мастерская Густава Климта.

ВРЕМЯ ДЕЙСТВИЯ:

1903 и 1907 годы.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Сцена 1

1903 год. Гостиная в доме Фердинанда Блох-Бауэра. Шикарная мебель, картины, вазы, люстры – всё свидетельствует о богатстве хозяина дома. На столе бутылки шампанского. Все присутствующие одеты очень модно, кроме Климта, на котором явно не новый костюм. Адель и Фердинанд сидят на диване. Климт и Феликс стоят рядом около стола. У всех в руках фужеры с шампанским. Фриц играет на скрипке Венгерский танец № 5 Брамса. Во время игры он несколько раз подходит к чете Блох-Бауэр, уделяя им особое внимание. Все внимательно слушают. Фриц заканчивает играть. Аплодисменты.

ФЕРДИНАНД (Фрицу). Замечательно Фриц, прелестно. Да, с музыкой, господа, почти каждому человеку жизнь кажется приятней, чем без неё. Даже военные оркестры поднимают настроение.

ФЕЛИКС (восторженно). Думаю, что почти все писатели хотели бы стать музыкантами, потому что музыка доставляет людям то удовольствие, которое мы, писатели, доставить не можем. А у вас интересная техника игры на скрипке.

ФРИЦ. Это техника вибрато и рубато. Я перенял её у Генриха Венявского. Я не использую всю длину смычка и применяю крайний верхний конец смычка только в исключительных случаях. У меня слишком короткие руки. Я стараюсь придать своей игре певучесть и ритм.

ФЕРДИНАНД (пафосно). Музыка, господа, будет жить вечно. А будут ли жить ещё хотя бы лет двадцать все эти новомодные штучки? По улицам Вены ездят автомобили, все бросились телеграфировать, телефонировать, фотографировать. Сплошь электрификация, железные дороги, паровозы, трамваи, кино. Вообще непонятно, куда этот мир двигается и должны ли мы этому сопротивляться или активно в нём участвовать. Мир и так хорош. Зачем его менять.

ФЕЛИКС. Уверяю вас, что уже лет через пять вы не сможете без всего этого обходиться. Прогресс не остановить.

ФЕРДИНАНД (расхаживает по гостиной). Ну не знаю, не знаю. Если так пойдёт и дальше, то человек перестанет быть человеком. Люди разучатся общаться и двигаться самостоятельно. Мы утратим восприятие животных, ведь наших лошадей заменят машины. Я уже, признаться, начал забывать запах наших венских лошадок.

ФЕЛИКС (улыбаясь). Приезжайте ко мне в Баумгартнер. Надышитесь лошадками вдоволь.

ФРИЦ. Да, венцам сейчас нелегко. С одной стороны, гигантские изменения, а с другой – застигнутый врасплох человек. У нас ещё спиритические сеансы, заседания оккультистов, и в то же время автомобили уже ездят по нашим улицам.

ФЕРДИНАНД. Уверяю вас, венцы ненавидят новшества, особенно когда они появляются под носом. Вена никогда не меняется. Это в её природе. Вена другая.

ФРИЦ. Ох уж эти венцы. Настоящий венец не любит никуда уезжать, особенно надолго. Больше всего он любит проводить время дома, в кругу семьи, в родном городе, который он одновременно и обожает, и ненавидит.

ФЕРДИНАНД (вздыхает). Да, подлинный венец никогда не бывает доволен. Погода для него зимой слишком холодная, пиво летом слишком тёплое.

ФЕЛИКС (подхватывает). Красивые женщины слишком недоступны, а страшные, наоборот, слишком развязные.

Все смеются.

ФРИЦ. Венец ежедневно расстраивается, видя провинциальность города. Но если Вену начнут ругать или критиковать, особенно немцы, то жители нашего города сплочёнными рядами встанут на его защиту.

ФЕРДИНАНД (обводит всех гостей взглядом). И всё же согласитесь, господа, мы все обожаем Вену. Наши венские кофейни, торт Захер, кафе Централ, венский шницель, венские вальсы, разве это можно не любить.

Фриц берёт скрипку и, глядя на Адель, начинает играть модный венский вальс. Фердинанд танцует с Адель. Все опять аплодируют и кричат браво.

АДЕЛЬ (обращается к Климту). А почему господин Климт всё время молчит?

ГУСТАВ. Полагаю, что как личность я не особо интересен. Во мне нет ничего особенного. Я художник, который с утра до вечера пишет свои картины. Кроме того, я недостаточно хорошо владею словом.

АДЕЛЬ (обращается к Феликсу). А вот кто у нас хорошо владеет словом, то это господин писатель. Скажите, Феликс, тяжело ли написать роман?

ФЕЛИКС. Очень легко. Найдите тему, избегайте многословия, пишите просто. Вот как у Шекспира: главная идея – быть или не быть. Всего четыре слова.

ФРИЦ. Кстати, о Шекспире. Его «Генрих шестой» мерзость мерзостью. Только гнусное национальное чувство, называемое англичанином, может исказить так позорно и бесчестно высокий идеал Жанны д' Арк.

АДЕЛЬ. А мне Шекспир нравится. Это сочетание романтизма и цинизма, лирики и жестокости, психологизма и цирка. И поэтому я его люблю. Продолжайте, Феликс.

ФЕЛИКС. Убирайте из текста лишнее. Даже если у вас есть очень удачная фраза, но она не по теме, её надо исключить. И, самое главное, пишите собственным голосом, не копируйте других. Пишите лишь для удовлетворения одного человека – себя. В этом секрет художественной цельности.

ФЕРДИНАНД. Что по мне, то читать книги для меня неподъёмная работа. Я обычно засыпаю на пятой странице.

АДЕЛЬ. А я иногда не всё понимаю, что читаю.

ФЕЛИКС. Безусловно, писатель должен стремиться к тому, чтобы читатель всегда понимал автора. Вот вам мой совет. Читайте медленнее, гораздо медленнее. Более ленивый темп чтения приносит больше удовольствия и понимания и заставляет выше ценить текст.

ФРИЦ. Я думаю, что не только читать, но и говорить надо медленно, так как скорая речь несёт в себе печать плебейства. К тому же медленно произнесённая фраза звучит утвердительно и остаётся в памяти, не то что быстрая болтовня.

АДЕЛЬ (обращается к Феликсу). Вот вы говорите «найдите тему». А как её найти?

ФЕЛИКС. Будьте внимательны, изучайте людей, украдите чужой сюжет. Ну и, чтобы читатель клюнул, дайте броский заголовок книги. Например, «Оживший покойник».

АДЕЛЬ. А я, представляете, господа, ещё никогда не видела покойников.

ФЕРДИНАНД (подходит и кладёт ей руки на плечи). Дорогая, у тебя ещё всё впереди. А я думаю, господа, что одну книгу может написать каждый. Мы же письма друг другу пишем.

ФЕЛИКС. Моя первая книга была очень короткая. Когда я её отправил в издательство, они даже прислали мне письмо с вопросом – весь ли текст я им отправил… Писать физически некомфортно, всё время сидишь на одном стуле. Длительное время ты один в комнате, пообщаться не с кем. Паршивые условия труда. И главное – непонятно, напечатают твою книгу или нет. В общем, мой всем совет: не будьте писателем, если вы можете им не быть.

АДЕЛЬ. А для модных журналов вы пишете?

ФЕЛИКС. Нет, мне недостаёт вульгарности, которая требуется модным журналам.

ФЕРДИНАНД (обращается к Феликсу). А вот, господин писатель, дайте нам навскидку несколько сюжетов романов.

ФЕЛИКС. Извольте, вот вам старомодные сюжеты.

Начинает ходить по сцене и отрывисто говорить.

Человек попадает в беду и выбирается из неё.

С человеком поступают несправедливо и он мстит.

Золушка.

Люди влюбляются, но им мешают другие.

Честный человек несправедливо обвинён.

Негодяй выдаёт себя за святошу.

Герой смело встречает вызов и побеждает.

Сердцевина всякой истории – конфликт. Нет конфликта – нет сюжета.

ФЕРДИНАНД. Браво, браво, вижу настоящего писателя.

АДЕЛЬ. Вот я, к примеру, напишу роман. И знаете, что мне скажут. Вы такая хорошенькая, что и без этого всегда легко выйдете замуж. Меня это просто бесит. Какое это имеет отношение к литературе?! Почему у нас в обществе считается единственным желанием женщины – это выйти замуж? Современные женщины стремятся к тому, чтобы их любили не только за способности к рождению детей.

ГУСТАВ (обращается к Адель). Чем больше женщины стремятся освободиться, тем несчастнее они становятся.

Небольшая пауза.

Ну да, феминистка. Она родилась при помощи мужчины в роддоме, построенном мужчиной. Образование она получила в школе по учебникам, написанным мужчиной. Каждое утро феминистка просыпается в кровати, сделанной мужчиной. Потом идёт в ванную и кухню, где всё сделано мужчинами. Потом садится в автомобиль, придуманный мужчинами. При этом автомобиль заправлен бензином, полученным мужчиной из нефти, добытой мужчинами. Феминистка говорит по телефону и смотрит кино, которое тоже создали мужчины. И после этого рассуждать о свободе и равных правах женщин!

АДЕЛЬ (возвышенно). Да, все законы общества работают в пользу мужчин, и это надо менять. Женщины стремятся занять своё, новое положение в обществе. Однажды появятся женщины министры, учёные, физики и химики. Вот увидите.

ФЕРДИНАНД. Зачем, дорогая. У нас достаточно мужчин для этого. Кто же нам тогда пирожки будет печь, если женщины будут торчать в лабораториях?

Все мужчины смеются.

АДЕЛЬ (взволнованно). У женщин нет ни малейшего права голоса. Нельзя заниматься политикой, работать, открыть счёт в банке, основать компанию, носить брюки, короткие стрижки, а длинные волосы полагается закалывать и укладывать в пучок. Учиться в университете разрешили лишь недавно. А корсет?! Я думаю, что женщина никогда не станет эмансипированной, пока носит корсет. Корсет – это орудие пытки. Я проклинаю его, это красиво, но вредно для здоровья.

ФЕРДИНАНД (обнимая Адель за плечи). Ну, дорогая, успокойся. Не надо так нервничать.

ФРИЦ (обращается к Густаву). А что, господин Климт, вот в нашем понимании (обводит всех взглядом) типичный художник – это такой непризнанный гений, одиночка, творит где-то у себя на чердаке, часы напролёт работает над своим полотном, в плохой одежде, в своём мире, с бутылкой абсента в руке. Он должен страдать ради своего искусства?

ГУСТАВ (усмехаясь). В этом образе есть толика правды. Многие художники работали в стеснённых условиях, некоторые из них страдали психическими заболеваниями. Например, Гойя или Ван Гог. Немало таких же примеров можно найти и среди музыкантов, писателей и других людей искусства. Так что у художников нет исключительного права на помутневший разум.

ФЕЛИКС. То, что среди творческих личностей выше процент психических заболеваний, мне кажется, понятно. Эти люди часто идут на риск, они борются с сомнениями, тревогами. Их преследуют неудачи. Но с помощью искусства они получают возможность выплеснуть свои эмоции.

ГУСТАВ. За многими прославленными художниками беда действительно ходила по пятам. Рембрандт в результате банкротства оказался практически нищим. Ван Гог за всю свою жизнь продал лишь две картины, и то своему брату Тео. Жан Луи Давид едва не лишился головы во времена Французской революции. Тулуз-Лотрек и Ян Вермер умерли в бедности. Помните картину Вермера «Девушка с жемчужной серёжкой»? Одна из моих любимых.

ФРИЦ. Ну были же и богатые художники?

ГУСТАВ. Да, конечно. Микеланджело скопил в конце жизни приличное состояние. Его современники Леонардо да Винчи, Тициан, Рафаэль жили в достатке, приобретая дорогие дома и изысканную одежду. Ван Дейк разбогател при дворе английского короля и жил в монаршей резиденции.

АДЕЛЬ. О художниках что только не говорят. Почти все они ведут распутную жизнь. Слишком много радостей и пороков одновременно. Я слышала, что Клод Моне начал спать со своей второй женой, когда первая умирала в соседней комнате от рака.

ГУСТАВ. Надеюсь, что все эти сплетни и слухи не отвратят нас от искусства. Человек может рисовать как бог и при этом может быть далеко не ангелом.

ФЕЛИКС. Нам следует радоваться хотя бы тому обстоятельству, что большинство художников умирали от чего угодно, но только не от скуки.

ФЕРДИНАНД. Ну что вы хотите. Писатели и художники – это наша богема.

ГУСТАВ. «Богема» по-немецки означает «творческие люди». Хотя изначально по-французски «богема» – это «цыганщина, странствующий народ, бродяги». Впрочем, мы такие и есть.

ФЕРДИНАНД. Скажите, господин Климт, чем вас не устраивал старый добрый Дом художников? Зачем вы создали этот свой Сецессион? И что это за девиз у вас: «Эпохе – своё искусство, искусству – свою свободу»?!

ГУСТАВ (воодушевлённо). Нынешние художники застыли в своём консерватизме. Они боятся всего нового, неизведанного. Но если не допустить нового, как узнать, что оно лучше или хуже. Их всё устраивает. Они пишут картины на исторические темы, получают за них хорошие деньги. Мы, новые художники, считаем, что должно царить искусство для искусства, а не для коммерции. А девиз… Всегда требуется время для восприятия нового искусства, и тогда оно приобретает своё предназначение, а именно – свободу. Историзм умер, да здравствует модерн!

ФРИЦ. Но искусство в конечном счёте без коммерции несостоятельно. По крайней мере с определённого момента. Ведь художнику надо как-то жить за счёт своего искусства.

ГУСТАВ. Сейчас у нас другие цели. Если хотите, более возвышенные. В конце концов, мы можем не продавать картины, а выставлять их на выставках. Если их кто-то купит – отлично. Мы продвигаем чисто художественные интересы и развиваем художественный вкус. Мы хотим наполнить искусством повседневную жизнь человека.

ФРИЦ. Вы хотите преобразовать общество посредством искусства? Утопическая идея.

ФЕРДИНАНД. А какую политическую позицию занимают члены Сецессиона?

ГУСТАВ. Мы смело можем оставить политику политикам. Мы художники, а ни один политик не занимается искусством. Политика – личное дело каждого художника, впрочем, как и религия.

АДЕЛЬ. А что у вас за стиль?

ГУСТАВ