Отзывы на книги автора «Андрей Платонов»

Еще один замечательный рассказ Андрея Платонова о том, что и война порой заканчивается, вот только горе остается. Не изгладить ни из памяти, ни из сердца горьких дум и сожалений об ушедших, о тех людях, что уже нет с нами, нельзя их забыть, как ни пытайся, надо просто жить (только последнее как раз и непросто...)

Фокус автор здесь делает на зарождающихся отношениях между мужчиной и женщиной (о любви говорить здесь, пожалуй, рано; разве что кто верит в любовь с первого взгляда...), Антоном Гвоздаревым и Евдокией Германовной. Обоим чуть-чуть за тридцать, за плечами у обоих - много потерь и разочарований в жизни (у нее убили на войне мужа, у него умерла жена). Два обездоленных человека, две израненных души тянутся друг к другу. И пусть это чувство пока несмелое, робкое, но как знать...

"Она вынула теплый платок из рабочего ящика и повязала им голову... Антон Гвоздарев нечаянно, между делом, посмотрел ей в глаза; сейчас они еще более походили на глаза его покойной жены, и смысл взгляда был тот же: тайное сочувствие ему, как бы любование им, и вместе — осторожная подозрительность, точно он вот-вот может сделать, подобно ребенку, какую-либо шалость или даже гадость. «Все они, что ли, такие похожие, — подумал Гвоздарев, — тоже ведь задача!..».

Гвоздарев уяснил себе свое положение вполне разумно и убедительно, так что все теперь должно быть для него нормально и просто. Однако сердце или что-то другое, свободно и безмолвно живущее в его груди, как второй, отдельный человек, словно приостановилось в нем, и оно неподвижно, неразлучно следило за Евдокией Гавриловной, не согласное с Гвоздаревым, не согласное ни с чем, даже с правдой. И, почувствовав, что сердце его как бы отделилось от него и приостановилось в томлении, Гвоздарев узнал вдруг, что ему стало хорошо. Странно было, но даже грустное терпение в глазах Евдокии Гавриловны теперь утешало чем-то внимательное сердце Гвоздарева, — а какой был прок для него в грустном выражении ее глаз?.."

А еще одна замечательная линия в рассказе, которую автор особо не акцентирует, но которая незримо тянется через весь рассказ: судьбы пропавших без вести. Это страшно и жутко жить в безвестности, зная, что, возможно, твой самый близкий человек еще жив, а ты ничем ему помочь не можешь, ведь не знаешь, где он...У Гвоздарева пропал без вести сын, Алешка, 10-летний мальчик. И весь рассказ напряженно следишь за тем, как продвигаются поиски. И чем мне понравился рассказ (сделаю исключению и проспойлерю финал, очень уж он счастливый): мальчика нашли! Вот бывают же такие отзывчивые люди, которые чужую беду принимают близко к сердцу: Евдокия пошла на ночь глядя, оставив своих трех малолетних детей одних в избе, в соседнюю деревню, чтобы найти ребенка, по слухам похожего на сына Гвоздарева. Памятники таким людям надо ставить! Вот не встречала я пока еще настолько бескорыстных людей. Но ведь где-то же они есть, не мог писатель все это выдумать.

Необыкновенно трогательный и добрый рассказ о таких же добрых людях. И я верю, что у них все сложится: они это заслужили) 5/5

"и душа ее оживилась навстречу этому человеку; тот, кого любят, всегда чувствует свое счастье, даже если любят его тщетно и бесполезно, потому что от другой любви увеличивается достоинство и сознание ценности своей жизни, — жизни, которая нужна не только себе, но и другому".

Вот единственное, в чем не согласна с автором:

"Гвоздарев давно хотел счастья, и вот теперь он был счастливым, и счастье его оказалось посильным житейским делом. Всего десять шагов да открытая дверь служили ему помехой к счастью, и он побоялся их пройти. Он сел на завалинку и закурил; пусть и для радости будет отсрочка, так оно для человека надежней
".

Не нужны никакие отсрочки для радости и счастья: жизнь порою слишком коротка...

Сказать, что я прочитал «Чевенгур» и целиком его понял — значит солгать. О романе советского классика до сих пор пишут статьи и диссертации, над его творчеством ломают головы литературоведы и филологи, а писатели черпают из его прозы вдохновение. Концентрация философии, эмблематики и прямолинейной идейности в «Чевенгуре» просто зашкаливает. Что ни страница, то очередная остановка на подумать. Но и тяжелым роман не назовешь — подача Платонова стройна и привлекательна, а стиль речи хоть и довольно необычный, но все же легко усваиваемый почти что любым читателем. Трудность при чтении Платонова всего лишь одна — надо все время оставаться в фокусе.

События романа берут начало в дореволюционной России. Платонов показывает нам непростую судьбу сироты Саши Дванова, чей отец так жаждал узнать, что там за завесой смерти, что не вытерпел и утопился. Саша парень добрый, возможно, даже слегка блаженный. Его мотает по жизни, бросает из рук в руки, и в итоге он оказывается членом коммунистической партии, которая с распростертыми объятиями принимает Сашу в свои ряды. Новообращенный коммунист получает ответственное задание: отправиться в путешествие по губернии в поисках коммунизма, рожденного в естественной среде обитания. По пути Саша знакомится с товарищем Копенкиным — карикатурным персонажем, являющимся прямой отсылкой к Дон Кихоту. Он, как и его испанский коллега, путешествует на лошади с громким именем Пролетарская сила и воздыхает по советской версии Дульсинеи — Розе Люксембург.

Партийная миссия заводит товарищей в разные поселки и деревни, каждая из которых демонстрирует одно из существовавших в то время политических течений, например, анархизм. Выглядят жители российских глубинок весьма своеобразно, чего стоит один только коммунист-скитник, забаррикадировавшийся у себя в хате с грудой разряженных гранат и рыцарскими доспехами, не снимаемыми им ни под каким предлогом. Описание губернии и ее жителей чем-то напоминает Шир Толкиена, правда, не с дружелюбными хоббитами, а пустоголовыми крестьянами, чья глупость сопровождается следующими умозаключениями автора: «Он видел в жизни, что глупые и несчастные добрее умных и более способны изменить свою жизнь к свободе и счастью».

В итоге путешественники вновь оказываются в городе, где докладывают начальству об увиденном. После завершения первой сюжетной линии, наши герои разными путями попадают в чудный коммунистический топоним — Чевенгур. Его жители утверждают, что коммунизм они уже давно построили, расстреляв не только тела всех буржуев, но и их души: «Буржуев в Чевенгуре перебили прочно, честно, и даже загробная жизнь их не могла порадовать, потому что после тела у них была расстреляна душа».

Но с прибытием Копенкина и Дванова возникают новые сомнения и вопросы по поводу чевенгуровского коммунизма: точно ли они его построили и что такое вообще коммунизм? Эта часть текста носит исключительно философский характер и практически лишена событийной наполненности, что нисколько не понижает градус читательской вовлеченности.

Как вы уже имели возможность понять, говорить о том, что такое «Чевенгур», и как его понимать, — я не могу и не буду. Это совершенно субъективная работа, которая от каждого берет по способностям и дает по труду. Объективно сказать можно только одно — «Чевенгур» написан потрясающе красивым, совершенно неподражаемым языком, на непростые и вечно насущные темы: социального строя и смысла человеческой жизни.

Посоветовать роман я, конечно, могу, но то, как каждый из читателей его воспримет, не поддается никаким прогнозам. Платонов настолько хорош, что даже однозначного ответа на вопрос: «поддерживает автор текста коммунизм или нет?» — вы не получите. А как всем нам хорошо известно — чем больше у литературного произведения интерпретаций, тем оно лучше, а потому работа Платонова совершенно справедливо занимает свое место в списке сильнейших и наиболее значимых трудов советской литературы.

У писателя Андрея Платонова была тяжелая и не продолжительная жизнь, но несмотря на это до конца он писал вдохновляющие рассказы. Сказка «Любовь к Родине или Путешествие воробья» глубоко затрагивает эмоции каждого из нас. После прочтения хочется воспринимать музыку, как что-то глобальное и гениальное. Также пробуждается чувство патриотизма, сострадания, милосердия, любви ко всему живому. А у кого-то возможно просто возникнет желание творить добро.

История рассказывает о пожилом скрипаче, который не видит смысла в своей жизни. Он считает, что ничего не добился. Поэтому музыкант решил каждый вечер приходить на Тверской бульвар в Москве и играть на скрипке любимые сочинения под памятником Пушкину.

«Поднявшись по этим ступеням к самому пьедесталу, старый музыкант обращался лицом на бульвар, к дальним Никитским воротам, и трогал смычком струны на скрипке. У памятника сейчас же собирались дети, прохожие, чтецы газет из местного киоска, – и все они умолкали в ожидании музыки, потому что музыка утешает людей, она обещает им счастье и славную жизнь.»

Старик хотел делиться своей музыкой с окружающими, дарить им радость и наслаждение от прослушивания. Закрыв футляр от скрипки, он давал понять, что играет не ради денег, а просто получает удовольствие. А в закрытом футляре лежали «кусок черного хлеба и яблоко, чтобы можно было поесть, когда захочется»

Скрипач приходил, когда начинало темнеть. «Для его музыки было полезней, чтоб в мире стало тише и темней.» Он становился возле памятника и начинал играть. Прекрасное звучание скрипки наполняло сердца, проходивших мимо людей чувством невесомости и спокойствия, каждая нотка была сыграна от чистого сердца и с любовью. Музыканту казалось, что его игра делает вечер людей приятным и радостным. Он верил, что его музыка может унести душу человека в чудесный и волшебный мир. Это придавало сил.

И вот однажды, играя прекрасным осенним вечером, он увидел воробья, который прыгал по футляру в поисках еды. Не найдя и крошки, воробей «пошевелил ножками денежные монеты, взял из них клювом самую мелкую бронзовую копейку и улетел с ней неизвестно куда». Старику стало не по себе, ведь воробушек был голоден. На следующий день он открыл футляр с кусочком хлеба, надеясь, что птица вернётся. Так прошло четыре дня. Воробей всё не прилетал.

Однако на четвёртый день птичка прилетела, и, увидев приготовленное лакомство, стала жадно клевать его. Музыкант осторожно приблизился и стал наблюдать.

«Воробей был взлохмаченный, головастый, и многие перья его поседели; время от времени он бдительно поглядывал по сторонам, чтобы с точностью видеть врага и друга, и музыкант удивился его спокойным, разумным глазам. Должно быть, этот воробей был очень стар или несчастен, потому что он успел уже нажить себе большой ум от горя, беды и долголетия.»

С тех пор старик ждал воробушка каждый день и «перед тем как идти на бульвар, ежедневно крошил в футляр скрипки мягкий теплый хлеб». Воробей занял место в его сердце и стал каким-то родным. Может быть, потому что во взгляде бедного существа он увидел самого себя. Когда наступила зима, старик стал выходить намного реже, ведь снег и мороз были беспощадны.

Но не стоит забывать это ведь сказка, а в сказке все может произойти. В один ненастный день придя к памятнику и не обнаружив там футляр с едой воробей стал летать вокруг и его «понесло вдаль, на большой пустой высоте». Буря вынесла его в теплые края, где уже лето и зажил воробей, один, только скучал по скрипачу. Он ложился спать на скале «надеялся, что когда-нибудь настанет буря и она сорвет его, спящего, с камня и унесет обратно домой, на Тверской бульвар».

Конец у истории грустный, но по-другому у Платонова бывает редко.

Рассказ был написан в 1936 году и скорее всего Платонов очень просто и доступно показывает нам проблемы иммигрантов, уехавших и мечтающих вернуться. Он пытается донести, что, несмотря на райскую жизнь в чужой стране, любой человек, каждое создание тоскует по своей Родине.

Писатель безумно любил природу и всё живое. Он считал, что все живые существа равны с человеком. Также он любил разговаривать с растениями. Он верил, что они слышат и слушают его. Практически в каждом его произведении можно встретить животный и растительный мир.

Рекомендую всем, хорошая, добрая и грустная сказка.

Не буду юлить, имею совсем малый опыт по части русских классиков, в особенности советских.
Есть такое, знаете ли, предубеждение. Не села бы читать за просто так Чехова, Шолохова, Горького... До недавних пор в этот список входил и Платонов.
Андрюш, извини, ничего личного!

Картина Филонова на обложке подогрела мой интерес к книге. Плохую вещь Филоновым не украсят, ребят.

Мы не проходили "Котлован" в школьные годы (физмат, ей-богу!), а значится, я - чистый лист и не имею никаких предубеждений, основанных на неприятных детских травмах в попытках прочесть сие, да, вы не ослышались, великолепное произведение.

Первое, что удивляет, восхищает и пугает - это несравненный язык. Он словно существует сам по себе, отмежевавшись от нашего бытового понимания языка как средства общения между людьми, он как иная ступень эволюции, что-то совершенно невероятное: новое и одновременно задним умом понимаемое.
Платонов не переводим. Нет, дословно перевести, конечно, можно. Но какой в этом будет смысл? Вне контекста, вне народа и вне истории этого смысла наберётся едва ли со спичечную головку.

Сельские часы висели на деревянной стене и терпеливо шли силой тяжести мертвого груза; розовый цветок был изображен на облике механизма, чтобы утешать всякого, кто видит время.

Хочется смаковать каждую строчку. Да и по-другому не получится. Понимание происходящего ускользает мгновенно, стоит отвлечься в мыслях хоть на секунду! Пусть даже мысли всецело посвящены книге.

— Зачем же он был?
— Не быть он боялся.

Экзистенциализм, зацикленность на поиске смысла жизни (в самый разгар коллективизации), отчаяние и танатос - вот, что вы найдёте на дне "Котлована"
Не слишком-то оптимистично, да? Ещё и не то будет.
Как вам похороны будущего?
Да-да, искренний коммунист Платонов хоронит "великое" и "светлое" социалистическое будущее.
Противоречия в этой книге повсюду, и она оживает благодаря им.

— Они все равно умерли, зачем им гробы! — негодовала Настя. — Мне некуда будет вещи складать!
— Так уж надо, — отвечал Чиклин. — Все мертвые — это люди особенные.
— Важные какие! — удивлялась Настя. — Отчего ж тогда все живут! Лучше б умерли и стали важными!

Несмотря на морально тяжёлые темы, которые затрагивает Платонов (да что там "затрагивает"! вываливает комом на голову!), книга не лишена особого, специфического юмора.

— Ну, прекрасно, — сказал тогда Чиклин. — А кто ж их убил?
— Нам, товарищ Чиклин, неизвестно, мы сами живем нечаянно.
— Нечаянно! — произнес Чиклин и сделал мужику удар в лицо, чтоб он стал жить сознательно.

Почитав книгу, я полезла искать отзывы критиков и филологов на неё.
Оказалось, ни критики, ни филологи, не могут сказать ничего путного.
Дано ли нам понять замысел Платонова? Или мы ограничимся лишь поверхностными "сатирой СССР", "антиутопией" и "конфронтацией жизни со счастьем"?

Ясно то, что я и сейчас пребываю в шоке от "Котлована". И буду мысленно возвращаться к нему ещё очень долго. Это совершенно не то, чего я могла ожидать. Мне устроили встряску, надавали пощёчин, выкинули на мороз. Невероятная повесть, достойная широкого круга читателей, но, увы, ими не читаемая и не понимаемая. Поверьте, книгу нужно прочитать, если уж вы за неё взялись. Не важно, сколько времени вы потратите. Это чарующая, гротескная история ухватит за горло и покажет вам, где начинается рабочий пролетарский класс и чем знаменуется экстатическое восшествие коллективного бессознательного.

Близ мертвых в сельсовете активист опечалился вначале, но затем, вспомнив новостроящееся будущее, бодро улыбнулся и приказал окружающим мобилизовать колхоз на похоронное шествие, чтобы все почувствовали торжественность смерти во время развивающегося светлого момента обобществления имущества.

При складывании печатных знаков, которыми автор изобразил жизненное существование и смысл всех, кто родился в мир, начинаешь чувствовать увеличение ума….

Вот таким а-ля-платоновсим стилем я задумывал написать свою рецензию. Но передумал, потому что хочется сказать много и быть правильно понятым, а платоновский язык только для аллегорий и всяких собраний активистов и членов разного рода «комов» (парт, проф, мест).

Повесть Платонова – блестящая антисоветчина! Далее никому в советской и российской литературе не удастся написать такой мощный антисоветский текст. Солженицын со своими потугами на тысячестраничность, выглядит на фоне Платонова карликом, а все эти Рыбаковы, Аксёновы, Войновичи и прочия-прочия– просто пигмеи.

Предупреждаю сразу – я не поклонник антисоветской литературы, в том смысле, что, если это антисоветчина, то тогда мне любо. Ни в коем случае! Любое произведение, перенасыщенное идеологией, будь то как «за», так и «против», вызывает у меня интерес только как исторический памятник своей эпохи и конкретного идеологического направления.

Повесть Платонова - уникальный памятник. Не часто автору удается настолько объединить форму и содержание, что они начинают взаимно определять друг друга, Платонов с задачей справился. Речь о языке, которым написан «Котлован». Многим он кажется заумным, некоторым смешным, правда, есть и то, и другое.
А вам этот язык не кажется знакомым? Ведь, именно так разговаривают, например, почти все герои рассказов Зощенко, и булгаковские Шариков со Швондером говорят так же, и у Ильфа с Петровым можно найти образчики такой речи. Это не выдумка авторов – это глобальное явление в русской культуре двадцатых-тридцатых годов ХХ века.

Как говорил товарищ Сталин: «Всё решают кадры!». К концу тридцатых накуют новых кадров, дадут им хорошее образование. А пока «берите то, что есть». Революция сделала свое дело – носители культуры высокого уровня были истреблены, изгнаны, изолированы.

На авансцену вышел тот, о ком предупреждал Мережковский – «грядущий хам»! Это они – мещане – стали главной движущей силой обновления общества. Пролетариату было некогда – он «работу работал», крестьянство тоже было делом занято, а вот мещанство пошло во власть и в интеллигенцию.
Известно, что необразованный человек лучше, чем полуобразованный. Вот и мещане, имея кто пару классов гимназии или реального училища, кто – ЦПШ, а кто, просто начитавшись «умственных книг», торопились излагать свои мысли не по-старорежимному, а по-новому! Но главным источником новой лексики были газеты и митинги, а там такие же носители «новояза». Зачастую, не зная и даже не догадываясь о настоящем смысле употребляемых «умных» слов, рождая вычурные и такие же бессмысленные словообороты, эти люди представляли мощнейший культурный слой.

Вот его и зафиксировал Платонов в своей повести. Зощенко и другие заставляли говорить этим языков своих героев, Платонов использует смелый прием, и делает митинговый новояз авторским языком, достигая тем самым сногсшибательного эффекта. Именно язык- главное достоинство «Котлована», достоверный исторический документ.

Про идеологическую составляющую повести сказано немало. Но и тут хочу обратить внимание на историчность и документальность книги. Смотрите даты: конец 1929 – начало 1930. Все ответы ищите там.
Да, котлован – это социализм, в который Платонов не верит, поэтому он и изображен котлованом, а не башней, например. Помню-помню, котлован они копают как раз, чтобы потом построить башню. Но когда это будет и будет ли вообще? А пока они роют котлован – строительство нового мира есть закапывание все глубже в землю, образ не самый оптимистичный.

Не верит автор и в коллективизацию, и в индустриализацию. Крестьянство изображено безвольным, в роли сельского пролетария – медведь. С одной стороны – тупое животное, что с него взять, с другой – «русский медведь», который, если разозлиться, то мало никому не покажется.

Личное безволие, предопределенность, подчиненность некому центру, - даже колхоз имени Генеральной Линии, - главное качество героев повести. Да и героев-то, как таковых в ней нет. Автор так и не дает читателю главного героя, перескакивая с одного на другого, особенно ни на ком не задерживаясь. К концу повести все они сливаются в единую безличную массу.

Автор убедительно показывает, что будущего у этой страны с этими людьми нет. Потому-то и погибает Настя, оторванная от своей среды, тоскующая в последние минуты жизни по «маминым костям».

Он честно описал все то, что видел и знал. Он так видел и так чувствовал. Но во многом он оказался не прав – страна поднялась, дети Чиклиных и Вощевых получили хорошее образование, стали настоящими специалистами, построили электростанции и космические корабли, а их внуки и правнуки пошли еще дальше – сегодня они пишут рецензии на книги о своих прадедах на сетевых ресурсах :)

Котлован все-таки вырыли, башню построили другую, не ту, которую планировали, но фундамент покоится в котловане, вырытом тогда.

Так что Платонов был убедителен, но не прав, его пессимизм не позволил ему увидеть тот человеческий потенциал, который выдернет страну из котлована безвременья. Но он создал самую лучшую антисоветскую вещь в нашей литературе, потому что она честная и искренняя. А это главное достоинство настоящего художника, даже если он заблуждается.

Не буду юлить, имею совсем малый опыт по части русских классиков, в особенности советских.
Есть такое, знаете ли, предубеждение. Не села бы читать за просто так Чехова, Шолохова, Горького... До недавних пор в этот список входил и Платонов.
Андрюш, извини, ничего личного!

Картина Филонова на обложке подогрела мой интерес к книге. Плохую вещь Филоновым не украсят, ребят.

Мы не проходили "Котлован" в школьные годы (физмат, ей-богу!), а значится, я - чистый лист и не имею никаких предубеждений, основанных на неприятных детских травмах в попытках прочесть сие, да, вы не ослышались, великолепное произведение.

Первое, что удивляет, восхищает и пугает - это несравненный язык. Он словно существует сам по себе, отмежевавшись от нашего бытового понимания языка как средства общения между людьми, он как иная ступень эволюции, что-то совершенно невероятное: новое и одновременно задним умом понимаемое.
Платонов не переводим. Нет, дословно перевести, конечно, можно. Но какой в этом будет смысл? Вне контекста, вне народа и вне истории этого смысла наберётся едва ли со спичечную головку.

Сельские часы висели на деревянной стене и терпеливо шли силой тяжести мертвого груза; розовый цветок был изображен на облике механизма, чтобы утешать всякого, кто видит время.

Хочется смаковать каждую строчку. Да и по-другому не получится. Понимание происходящего ускользает мгновенно, стоит отвлечься в мыслях хоть на секунду! Пусть даже мысли всецело посвящены книге.

— Зачем же он был?
— Не быть он боялся.

Экзистенциализм, зацикленность на поиске смысла жизни (в самый разгар коллективизации), отчаяние и танатос - вот, что вы найдёте на дне "Котлована"
Не слишком-то оптимистично, да? Ещё и не то будет.
Как вам похороны будущего?
Да-да, искренний коммунист Платонов хоронит "великое" и "светлое" социалистическое будущее.
Противоречия в этой книге повсюду, и она оживает благодаря им.

— Они все равно умерли, зачем им гробы! — негодовала Настя. — Мне некуда будет вещи складать!
— Так уж надо, — отвечал Чиклин. — Все мертвые — это люди особенные.
— Важные какие! — удивлялась Настя. — Отчего ж тогда все живут! Лучше б умерли и стали важными!

Несмотря на морально тяжёлые темы, которые затрагивает Платонов (да что там "затрагивает"! вываливает комом на голову!), книга не лишена особого, специфического юмора.

— Ну, прекрасно, — сказал тогда Чиклин. — А кто ж их убил?
— Нам, товарищ Чиклин, неизвестно, мы сами живем нечаянно.
— Нечаянно! — произнес Чиклин и сделал мужику удар в лицо, чтоб он стал жить сознательно.

Почитав книгу, я полезла искать отзывы критиков и филологов на неё.
Оказалось, ни критики, ни филологи, не могут сказать ничего путного.
Дано ли нам понять замысел Платонова? Или мы ограничимся лишь поверхностными "сатирой СССР", "антиутопией" и "конфронтацией жизни со счастьем"?

Ясно то, что я и сейчас пребываю в шоке от "Котлована". И буду мысленно возвращаться к нему ещё очень долго. Это совершенно не то, чего я могла ожидать. Мне устроили встряску, надавали пощёчин, выкинули на мороз. Невероятная повесть, достойная широкого круга читателей, но, увы, ими не читаемая и не понимаемая. Поверьте, книгу нужно прочитать, если уж вы за неё взялись. Не важно, сколько времени вы потратите. Это чарующая, гротескная история ухватит за горло и покажет вам, где начинается рабочий пролетарский класс и чем знаменуется экстатическое восшествие коллективного бессознательного.

Близ мертвых в сельсовете активист опечалился вначале, но затем, вспомнив новостроящееся будущее, бодро улыбнулся и приказал окружающим мобилизовать колхоз на похоронное шествие, чтобы все почувствовали торжественность смерти во время развивающегося светлого момента обобществления имущества.

При складывании печатных знаков, которыми автор изобразил жизненное существование и смысл всех, кто родился в мир, начинаешь чувствовать увеличение ума….

Вот таким а-ля-платоновсим стилем я задумывал написать свою рецензию. Но передумал, потому что хочется сказать много и быть правильно понятым, а платоновский язык только для аллегорий и всяких собраний активистов и членов разного рода «комов» (парт, проф, мест).

Повесть Платонова – блестящая антисоветчина! Далее никому в советской и российской литературе не удастся написать такой мощный антисоветский текст. Солженицын со своими потугами на тысячестраничность, выглядит на фоне Платонова карликом, а все эти Рыбаковы, Аксёновы, Войновичи и прочия-прочия– просто пигмеи.

Предупреждаю сразу – я не поклонник антисоветской литературы, в том смысле, что, если это антисоветчина, то тогда мне любо. Ни в коем случае! Любое произведение, перенасыщенное идеологией, будь то как «за», так и «против», вызывает у меня интерес только как исторический памятник своей эпохи и конкретного идеологического направления.

Повесть Платонова - уникальный памятник. Не часто автору удается настолько объединить форму и содержание, что они начинают взаимно определять друг друга, Платонов с задачей справился. Речь о языке, которым написан «Котлован». Многим он кажется заумным, некоторым смешным, правда, есть и то, и другое.
А вам этот язык не кажется знакомым? Ведь, именно так разговаривают, например, почти все герои рассказов Зощенко, и булгаковские Шариков со Швондером говорят так же, и у Ильфа с Петровым можно найти образчики такой речи. Это не выдумка авторов – это глобальное явление в русской культуре двадцатых-тридцатых годов ХХ века.

Как говорил товарищ Сталин: «Всё решают кадры!». К концу тридцатых накуют новых кадров, дадут им хорошее образование. А пока «берите то, что есть». Революция сделала свое дело – носители культуры высокого уровня были истреблены, изгнаны, изолированы.

На авансцену вышел тот, о ком предупреждал Мережковский – «грядущий хам»! Это они – мещане – стали главной движущей силой обновления общества. Пролетариату было некогда – он «работу работал», крестьянство тоже было делом занято, а вот мещанство пошло во власть и в интеллигенцию.
Известно, что необразованный человек лучше, чем полуобразованный. Вот и мещане, имея кто пару классов гимназии или реального училища, кто – ЦПШ, а кто, просто начитавшись «умственных книг», торопились излагать свои мысли не по-старорежимному, а по-новому! Но главным источником новой лексики были газеты и митинги, а там такие же носители «новояза». Зачастую, не зная и даже не догадываясь о настоящем смысле употребляемых «умных» слов, рождая вычурные и такие же бессмысленные словообороты, эти люди представляли мощнейший культурный слой.

Вот его и зафиксировал Платонов в своей повести. Зощенко и другие заставляли говорить этим языков своих героев, Платонов использует смелый прием, и делает митинговый новояз авторским языком, достигая тем самым сногсшибательного эффекта. Именно язык- главное достоинство «Котлована», достоверный исторический документ.

Про идеологическую составляющую повести сказано немало. Но и тут хочу обратить внимание на историчность и документальность книги. Смотрите даты: конец 1929 – начало 1930. Все ответы ищите там.
Да, котлован – это социализм, в который Платонов не верит, поэтому он и изображен котлованом, а не башней, например. Помню-помню, котлован они копают как раз, чтобы потом построить башню. Но когда это будет и будет ли вообще? А пока они роют котлован – строительство нового мира есть закапывание все глубже в землю, образ не самый оптимистичный.

Не верит автор и в коллективизацию, и в индустриализацию. Крестьянство изображено безвольным, в роли сельского пролетария – медведь. С одной стороны – тупое животное, что с него взять, с другой – «русский медведь», который, если разозлиться, то мало никому не покажется.

Личное безволие, предопределенность, подчиненность некому центру, - даже колхоз имени Генеральной Линии, - главное качество героев повести. Да и героев-то, как таковых в ней нет. Автор так и не дает читателю главного героя, перескакивая с одного на другого, особенно ни на ком не задерживаясь. К концу повести все они сливаются в единую безличную массу.

Автор убедительно показывает, что будущего у этой страны с этими людьми нет. Потому-то и погибает Настя, оторванная от своей среды, тоскующая в последние минуты жизни по «маминым костям».

Он честно описал все то, что видел и знал. Он так видел и так чувствовал. Но во многом он оказался не прав – страна поднялась, дети Чиклиных и Вощевых получили хорошее образование, стали настоящими специалистами, построили электростанции и космические корабли, а их внуки и правнуки пошли еще дальше – сегодня они пишут рецензии на книги о своих прадедах на сетевых ресурсах :)

Котлован все-таки вырыли, башню построили другую, не ту, которую планировали, но фундамент покоится в котловане, вырытом тогда.

Так что Платонов был убедителен, но не прав, его пессимизм не позволил ему увидеть тот человеческий потенциал, который выдернет страну из котлована безвременья. Но он создал самую лучшую антисоветскую вещь в нашей литературе, потому что она честная и искренняя. А это главное достоинство настоящего художника, даже если он заблуждается.

Поговаривают, что «Котлован» дают читать некоторым школьникам. Мне кажется, это спланированная акция НАТО, чтобы отучить наших детей от классической русской культуры. Я лично впервые попыталась прочитать сие творение Платонова в 20 лет – безуспешно, бросила после первых 30 стр. Потом пробовала читать в 24 года, тогда выдержала уже 80 стр., но все равно в итоге забросила. И вот – о чудо! – в 26 лет я смогла дойти до финала!

Если бы Платонов написал самоучитель для писателей, то назывался бы он «Как замучить любого (ну, почти) – 5 действенных способов, освоив которые вы потеряете 95% читателей». Ибо это поистине невыносимая книга – этот «Котлован». Конечно, она в своей невыносимости гениальная (как Джойс или Пруст), но за чтением ее вы не получите удовольствия, разве что вы литературный мазохист и разобрались уже в книжных издевательствах. Стиль Платонова уникален, но тут почти физически неприятен – тяжелый, мрачный, какое-то насилие над языком, но странным образом гармоничное. Сюжета же... нет, если не считать истории с девочкой Настей, которая вызывает вместо симпатии омерзение.

Поговаривают так же, что нет ни одной полноценной и ясной трактовки данного романа. Разбирать Платонова в принципе сложно, а «Котлован» и вовсе выглядит неподьемной тяжестью, океаном, в котором легче утопнуть, через переплыть его. Что это – антиутопия? утопия? экзистенциальный роман? Любой ответ окажется верным – отчасти Платонова можно причислить к предшественникам постмодернизма, в котором смысла либо нет, либо читатель сам его накручивает, как ему нравится. Мне не близка трактовка антиутопии, как и утопии. Как экзистенциальный роман «Котлован» воспринимать легче.

Собственно, вот что я поняла ;)

«…все равно счастье наступит исторически»

«Котлован» – это трагедия подавления внутреннего внешним. Персонажи – люди (сложно с этим спорить). Любой человек изначально имеет внешние и внутренние потребности. Внешние – самые примитивные, механические, грубо говоря, это то самое ненавистное многим «работать, чтобы есть, спать, чтобы быть бодрым, заниматься сексом, потому что просто есть желание и т.п.» Это база, на которой стоит человек, без нее невозможно само существование нас как организма. Но человек не может существовать без внутреннего – потребности в душевном тепле, поиска смысла, осмысления своего места в большом мире. В здоровом человеке (в нормальной ситуации) внешнее и внутреннее существуют в гармонии, не мешают друг другу. «Котлован» же – о том, как нарушается эта гармония, и внешнее пытается уничтожить внутреннее.

«Вся насущная наука расположена еще до стены его сознания, а за стеною находится лишь скучное место, куда можно и не стремиться»

Герои книги живут в каком-то странном коммунизме, который античеловечен в своей сути. Внутреннее (поиски себя, своего места, смысла), личное, тут считается не только лишним, а вредным. Отдельный человек не должен быть сложен (а именно сложность – то, что неразрывно связано с развитым внутренним миром). Он должен быть механизмом. Рабочей скотиной. У него априори не должно быть мыслей о себе. Потребность в личном, только своем смысле, местная... власть (?) пытается заглушить смыслом общим, еще более абстрактным. Человек в гармонии с собой может внятно ответить, зачем он делает то или это, какое место и какой смысл это имеет в его жизни – работа, учеба, семья, дружба и т.п. Но тут личное уничтожается. Человек должен быть примитивен. Он должен быть рабом системы, которой именно что враждебны герои типа Вощева, герои французских экзистенциалистов или Достоевского. Здешняя система как бы говорит: ты хочешь мотаться, как условный Мышкин или Митя Карамазов? нет, уважаемый, я дам тебе готовый ответ на любой вопрос, не нужно смотреть в себя, лучше смотри на других и работай, больше работай, а мы тебе, так и быть, скажем, зачем тебе работать!

Так, герои работают, не понимая, зачем им это нужно. Нет, конечно, им объясняют, что вот тут коммунизм, работа во имя общества и т.п. Но в этом нет личного участия. Они многократно повторяют лозунги системы, но, если у них прорывается самостоятельная мысль (вне заученных лозунгов), то она вовсе не о торжестве коммунизма. Она – о женщине, в которую был кратко влюблен и потерял. Она – о ребенке, который может принести тепло и желание заботиться. В холодном мире, где есть только работа и обязанности перед пролетариатом, герои мучительно тянутся к все той же противной системе личности – к собственными симпатиями, воспоминаниями, поисками смысла жизни.

«Не есть ли истина лишь классовый враг? Ведь он теперь даже в форме сна и воображения может предстать!»

И вот так герои постоянно мечутся между внешним (лозунги, простая работа, которая не требует ни малейшего интеллектуального усилия) и внутренним. Временами они пускаются в оправдания: нет, я возьму эту девочку на воспитание не потому, что заботиться о ком-то хочется, я это во имя великого коммунизма! Стыдно же просто любить и хотеть любви вне идеологии. Вот и получается, что за душевное приходится оправдываться – а то растекся он тут, пока железные коммуняки без чувств строят новый мир!

Отчасти сохранившие внутреннее герои завидуют т.н. Медведю. Медведь (который как бы медведь, но и человек тоже) – это, кажется, эталон новой власти. У него нет личности, нет своих чувств, но зато работает он замечательно. Чем не идеал системы, в которой нужно работать много и не думать о себе? Платонов не случайно сравнивает этого раба системы со зверем. Это действительно звериное состояние.

Платонов показывает и главную жертву системы – девочку Настю. Герои верят, что все будущее заключено в этой девочке (она – как единый образ всех детей).

«Нам, товарищи, необходимо здесь иметь в форме детства лидера будущего пролетарского света!»

Но Настя – это страшный образ, тоже почти животный (поэтому у нее особые отношения с Медведем). Лишь в краткие моменты она вспоминает, что она человек, а не зверь. В остальное время она говорит о том, как хорошо убивать людей других классов (и тех, кто смеет оставаться личностью, нужно полагать). Она не понимает, что это за насилие, она не осознает саму суть насилия (с точки зрения и личной, и гуманной общественной, и экзистенциальной). Она примитивна. И это жестокая примитивность. Настя говорит: «Убейте его, он плохой». Но что такое «плохой»? Сможет ли она сказать, почему человек «плохой», и не чужими словами, а своими? Так ли видел будущее Платонов – новое жестокое поколение, которое желает крови не по собственным чувствам, а потому что... кто-то раньше сказал? Если так, то это уже насилие во имя насилия, оно теряет даже тот (пусть аморальный) смысл, который изначально был заложен в новой системе. Новое поколение, из-за своей примитивности, не способно осмыслить и понять причины/логику насилия, оно лишь повторяет его без всякого на то основания и уж тем более личного участия.

Можно сказать, что «Котлован» – одно из самых тяжелых и жестоких откровений из 20 века. Платонов хоронит не коммунизм, он хоронит любую систему, которая исключает личное участие, делает из человека винтик чего-то там. Эта система – не только государственная, это можно построить в любом социуме, где есть власть и подчиненные. Как ни странно, но смерть Насти – это скорее положительное явление. Платонов как бы говорит своему читателю: жить так долго невозможно, это просто невозможно! И смерть Насти приносит не печаль, а некое... освобождение. Платонов не убивает совсем личное в своих героях. Наоборот – кажется, в финале книги в них больше человеческого, а не звериного. И, возможно, именно смерть Насти напомнила им, что они все же не звери.

Поговаривают, что «Котлован» дают читать некоторым школьникам. Мне кажется, это спланированная акция НАТО, чтобы отучить наших детей от классической русской культуры. Я лично впервые попыталась прочитать сие творение Платонова в 20 лет – безуспешно, бросила после первых 30 стр. Потом пробовала читать в 24 года, тогда выдержала уже 80 стр., но все равно в итоге забросила. И вот – о чудо! – в 26 лет я смогла дойти до финала!

Если бы Платонов написал самоучитель для писателей, то назывался бы он «Как замучить любого (ну, почти) – 5 действенных способов, освоив которые вы потеряете 95% читателей». Ибо это поистине невыносимая книга – этот «Котлован». Конечно, она в своей невыносимости гениальная (как Джойс или Пруст), но за чтением ее вы не получите удовольствия, разве что вы литературный мазохист и разобрались уже в книжных издевательствах. Стиль Платонова уникален, но тут почти физически неприятен – тяжелый, мрачный, какое-то насилие над языком, но странным образом гармоничное. Сюжета же... нет, если не считать истории с девочкой Настей, которая вызывает вместо симпатии омерзение.

Поговаривают так же, что нет ни одной полноценной и ясной трактовки данного романа. Разбирать Платонова в принципе сложно, а «Котлован» и вовсе выглядит неподьемной тяжестью, океаном, в котором легче утопнуть, через переплыть его. Что это – антиутопия? утопия? экзистенциальный роман? Любой ответ окажется верным – отчасти Платонова можно причислить к предшественникам постмодернизма, в котором смысла либо нет, либо читатель сам его накручивает, как ему нравится. Мне не близка трактовка антиутопии, как и утопии. Как экзистенциальный роман «Котлован» воспринимать легче.

Собственно, вот что я поняла ;)

«…все равно счастье наступит исторически»

«Котлован» – это трагедия подавления внутреннего внешним. Персонажи – люди (сложно с этим спорить). Любой человек изначально имеет внешние и внутренние потребности. Внешние – самые примитивные, механические, грубо говоря, это то самое ненавистное многим «работать, чтобы есть, спать, чтобы быть бодрым, заниматься сексом, потому что просто есть желание и т.п.» Это база, на которой стоит человек, без нее невозможно само существование нас как организма. Но человек не может существовать без внутреннего – потребности в душевном тепле, поиска смысла, осмысления своего места в большом мире. В здоровом человеке (в нормальной ситуации) внешнее и внутреннее существуют в гармонии, не мешают друг другу. «Котлован» же – о том, как нарушается эта гармония, и внешнее пытается уничтожить внутреннее.

«Вся насущная наука расположена еще до стены его сознания, а за стеною находится лишь скучное место, куда можно и не стремиться»

Герои книги живут в каком-то странном коммунизме, который античеловечен в своей сути. Внутреннее (поиски себя, своего места, смысла), личное, тут считается не только лишним, а вредным. Отдельный человек не должен быть сложен (а именно сложность – то, что неразрывно связано с развитым внутренним миром). Он должен быть механизмом. Рабочей скотиной. У него априори не должно быть мыслей о себе. Потребность в личном, только своем смысле, местная... власть (?) пытается заглушить смыслом общим, еще более абстрактным. Человек в гармонии с собой может внятно ответить, зачем он делает то или это, какое место и какой смысл это имеет в его жизни – работа, учеба, семья, дружба и т.п. Но тут личное уничтожается. Человек должен быть примитивен. Он должен быть рабом системы, которой именно что враждебны герои типа Вощева, герои французских экзистенциалистов или Достоевского. Здешняя система как бы говорит: ты хочешь мотаться, как условный Мышкин или Митя Карамазов? нет, уважаемый, я дам тебе готовый ответ на любой вопрос, не нужно смотреть в себя, лучше смотри на других и работай, больше работай, а мы тебе, так и быть, скажем, зачем тебе работать!

Так, герои работают, не понимая, зачем им это нужно. Нет, конечно, им объясняют, что вот тут коммунизм, работа во имя общества и т.п. Но в этом нет личного участия. Они многократно повторяют лозунги системы, но, если у них прорывается самостоятельная мысль (вне заученных лозунгов), то она вовсе не о торжестве коммунизма. Она – о женщине, в которую был кратко влюблен и потерял. Она – о ребенке, который может принести тепло и желание заботиться. В холодном мире, где есть только работа и обязанности перед пролетариатом, герои мучительно тянутся к все той же противной системе личности – к собственными симпатиями, воспоминаниями, поисками смысла жизни.

«Не есть ли истина лишь классовый враг? Ведь он теперь даже в форме сна и воображения может предстать!»

И вот так герои постоянно мечутся между внешним (лозунги, простая работа, которая не требует ни малейшего интеллектуального усилия) и внутренним. Временами они пускаются в оправдания: нет, я возьму эту девочку на воспитание не потому, что заботиться о ком-то хочется, я это во имя великого коммунизма! Стыдно же просто любить и хотеть любви вне идеологии. Вот и получается, что за душевное приходится оправдываться – а то растекся он тут, пока железные коммуняки без чувств строят новый мир!

Отчасти сохранившие внутреннее герои завидуют т.н. Медведю. Медведь (который как бы медведь, но и человек тоже) – это, кажется, эталон новой власти. У него нет личности, нет своих чувств, но зато работает он замечательно. Чем не идеал системы, в которой нужно работать много и не думать о себе? Платонов не случайно сравнивает этого раба системы со зверем. Это действительно звериное состояние.

Платонов показывает и главную жертву системы – девочку Настю. Герои верят, что все будущее заключено в этой девочке (она – как единый образ всех детей).

«Нам, товарищи, необходимо здесь иметь в форме детства лидера будущего пролетарского света!»

Но Настя – это страшный образ, тоже почти животный (поэтому у нее особые отношения с Медведем). Лишь в краткие моменты она вспоминает, что она человек, а не зверь. В остальное время она говорит о том, как хорошо убивать людей других классов (и тех, кто смеет оставаться личностью, нужно полагать). Она не понимает, что это за насилие, она не осознает саму суть насилия (с точки зрения и личной, и гуманной общественной, и экзистенциальной). Она примитивна. И это жестокая примитивность. Настя говорит: «Убейте его, он плохой». Но что такое «плохой»? Сможет ли она сказать, почему человек «плохой», и не чужими словами, а своими? Так ли видел будущее Платонов – новое жестокое поколение, которое желает крови не по собственным чувствам, а потому что... кто-то раньше сказал? Если так, то это уже насилие во имя насилия, оно теряет даже тот (пусть аморальный) смысл, который изначально был заложен в новой системе. Новое поколение, из-за своей примитивности, не способно осмыслить и понять причины/логику насилия, оно лишь повторяет его без всякого на то основания и уж тем более личного участия.

Можно сказать, что «Котлован» – одно из самых тяжелых и жестоких откровений из 20 века. Платонов хоронит не коммунизм, он хоронит любую систему, которая исключает личное участие, делает из человека винтик чего-то там. Эта система – не только государственная, это можно построить в любом социуме, где есть власть и подчиненные. Как ни странно, но смерть Насти – это скорее положительное явление. Платонов как бы говорит своему читателю: жить так долго невозможно, это просто невозможно! И смерть Насти приносит не печаль, а некое... освобождение. Платонов не убивает совсем личное в своих героях. Наоборот – кажется, в финале книги в них больше человеческого, а не звериного. И, возможно, именно смерть Насти напомнила им, что они все же не звери.

Платонов невероятно талантливый автор, человек, который вышел из пролетариев, боролся за свой народ и не боялся говорить о том, что видит. За это его запрещали, критиковали и притесняли. Но что-то уходит, пески времени уносят плохую литературу, а Платонов остаётся. Но "Джан" - это о песках свободы.

Замечаю по рецензиям, что людям показался текст сырым и незаконченным, хотя так работает почти со всеми работами данного автора. Видите ли, свой большой роман "Чевенгур", как мне кажется, он с трудом закончил. Под конец время и пространство стало перемешиваться, а за событиями уже не удаётся следить. Тут же произошло тоже самое. Платонов пишет чувствами, а когда они иссыхают и идея выливается на бумагу, то уже и нет потребности писать дальше. Остаётся лишь как-то закончить, чтобы не оставлять читателя с чувством полного непонимания. Для любого текста важно, чтобы реципиент понял саму задумку. Поэтому Платонова интересно читать только исключительно с точки зрения глубокого анализа, а не отдыха.

"Джан" становится не просто очередным осмыслением новой реальности, но и попыткой осознать тех, кто остался там, у самого края. Именно Горький помог Платонову отправиться в Туркменистан, что способствовало собранию огромного материала. Невозможно написать хороший текст о местах, в которых сам никогда не был. Нужно увидеть пустыню, чтобы о ней что-то сказать.

Душа народа, что медленно погибал, но жил, становится частью нового мирового пространства. Скоро их ждёт коммунизм и они будут жить в обещанном рае, поэтому требуется их подготовить. И не понятно, пытается ли действительно Назар спасти свой народ? Он желает ему добра, хочет, чтобы они стали жить лучше, но это скорее стремление помочь тем, с кем он знаком и связан родственными узами. С приходом советской власти джан исчезнет как явление. Они растворятся в точно таких же людях, что и в Москве, которые не замечают друг друга, врут и бросают своих детей.

Теперь хочется поговорить немного о символизме, который можно не заметить при беглом прочтении. Первым бросается в глаза сравнение образов Ксении и Айдым. Платонов подчеркивает разноцветные глазки Ксени, а при описании молодой девушки из пустыни говорит о её тёмный глазах, похожих на пустоту. Можно заметить, как он старательно избегает описаний пустыни во время похода. Конечно, параллели с Моисеем и Прометеем (сцена с орлами) сразу очевидны. Но вот только создаётся ещё впечатление, что все герои ходят по пустоте. Нет ничего за их миром. Попытки уйти в Афганистан приводят к полный пропасти и исчезновению окружающего пространства. Там ходят животные, летают птицы, но ничего нет, пустота. Это именно то первое ощущение, которое испытывает человек впервые увидев песчаные просторы. Солнце заходит за горизонт и ничего ему не мешает. Тут нет волн, плеска воды, нет гула, разговоров людей. Даже песок, когда на него ступаешь, почти не издаёт звуков. Но народ джан живёт здесь, в пустоте, это их дом. И как бы они не хотели разойтись в разные стороны, они всё ещё верны своему "аду" и вернутся.

Конечно, произведение полнится самыми разными мерзкими вещами. Иногда они даже не вписываются в контекст. Рассуждения о рабстве народа перетекает в историю Вани, который кинул испражнениями в прекрасного павлина. В этом есть какая-то авторская задумка, но она не связывается с происходящим. Возможно, я просто не поймал "волну", но всё субъективно. Стоит лишь иногда лучше проникнуться.

Мне неимоверно нравится творчество Платонова. Существуют положительные и отрицательные вещи, но я вижу больше хорошего. Все помнят невероятный рассказ "Юшка", который долго теплится в детском сознании, как что-то яркое, волнующее и неповторимое. "Котлован" рождает самые разные ассоциации, приводит к размышления о природе власти. Хорошо, когда автор выкладывает всё то, что бурлит и кипит в нём. Этим Платонов и уникален. Не став писать оды советской власти, он отмежевался от остальных писателей, создав свой уникальный стиль и миры, которые не отображали точную действительность, а являлись кривым её зеркалом, помогая сюрреалистически осмыслить происходящее вокруг. Поэтому Платонов искренне не понимал критику в его адрес - он писал, как чувствовал и видел.