– А скот чей? – спрашивал Копёнкин, жалея всею накопленной силой тела, что не ему с Двановым досталось учредить светлый мир по краям дороги к Розе, а вот именно этому малорослому человеку.
– Скот мы тоже скоро распустим по природе, – ответил чевенгурец, – он тоже почти человек: просто от векового угнетения скотина отстала от человека. А ей человеком тоже быть охота!
Копёнкин погладил Пролетарскую Силу, чувствуя ее равенство себе. Он и раньше это знал, только в нем не было такой силы мысли, как у чевенгурца, поэтому у Копёнкина многие чувства оставались невысказанными и превращались в томление.