Глава 1. Правила хорошего тона

Правило № 1. Интересуйся тем, что тебе не интересно.

Если вы спросите меня, что сокрыто в сейфе на базе Пентагона на глубине нескольких сотен ярдов под землей в окружении толстых стен из легированной стали, способных выдержать прямое попадание баллистической ракеты, то я отвечу вам, что не знаю. Должно быть, что-то секретное.

Но если вы решитесь уточнить, по зубам ли мне выяснить, что же это за такой секрет, то я заверю, что вполне, пока мои зубы целы, но если даже они и треснут, и сотрутся в порошок о грунт, который я буду грызть, продираясь к сейфу, у меня все еще будут ногти, пальцы, да что угодно…

До тех пор, пока мне известно местоположение этого секрета, и покуда я осведомлен о сорте стали, которым он обнесен, который рано или поздно смогу прогрызть, я не заподозрю вас в издевке. Другое дело, если я задам встречный вопрос – а не утомила ли кого моя болтовня? Конечно, правила этикета не позволят вам в этом признаться, а может, все дело в страхе меня огорчить… Кто ведь знает, как я на это отреагирую, никому ведь не нужны последствия, не так ли? Проще сказать то, что от тебя желают слышать. И только не надо говорить, что это не про вас. Почем мне знать? В этом-то и загвоздка.

Так вот, если вы спросите, могу ли я взломать сейф, обнесенный трехъярдовыми стенами из легированной стали ради того, чтоб выяснить, что же в нем заключено, то я отвечу – это плевое дело, покуда секрет в нем я могу ощупать или прочесть и знаю точно, где он находится. Ну а выяснить, является ли ваш вопрос издевкой, мне уже не по силам, пока есть хоть малейшая вероятность, что это не так.

И что бы вы мне не втирали, насколько бы прозрачным все не казалось, я все равно до последнего буду допускать, что это пыль в глаза, а правда в голове, непостижимая и неопределенная, как шерстяной черт Шредингера. Ее не существует, и оттого, что вы ее озвучите, она не станет убедительней. Невыносимо ли так жить? Я скажу так – смотря чего вы ждете. Не надо ничего ждать. Все врут, и про это не стоит забывать ни на секунду. И следите всегда за направлением взгляда. Нет, не глаз, это я в общем. Я про нечто очевидное.

Следите, например, за тем, где человек стоит. Если возле вас, значит, ему что-то от вас нужно. Даже если речь идет об очереди на кассу. Задайтесь вопросом, почему именно он и почему именно возле вас? Но если вам проще продолжить ссылаться на случайность, то больше не стоит жаловаться на ту несуразицу, что обрушивается на вашу жизнь…

Дик отвлекся от компьютера и повернулся на шум. Руперт, Шон, Олдли, его коллеги и Боб Куэй, директор издательства Большой дом Куэй не были на себя похожи. Впрочем, Дик сомневался, что и до этого они были самими собой, а не выделывались друг перед другом, но сейчас фальшь в их поведении была особенно заметна. Олдли таки соизволил сдвинуться со своим необъятным пузом в сторону, и Дик наконец понял, в чем дело.

– …А здесь у нас кулер, – похвастался Боб молодой девушке, – о, а это Дик. Дик, ты чего там спрятался, сидишь? Знакомься, наш новый бухгалтер, Жаклин. – Девушка приветливо улыбнулась Дику. – Жаклин, это Дик – наш художник.

Дик не ответил девушке ни любезным кивком, ни встречной улыбкой, ни словом. Он просто смотрел на нее какое-то время без выражения, затем снова уткнулся в монитор. Шон хмыкнул.

– Художники, – пробормотал он, будто оправдываясь перед Жаклин.

– Я все слышу, Голдлесс, – не отрывая глаз от монитора, отозвался Дик.

– А я разве сказал что-то плохое? – повернулся к нему Шон. Высокий парень с пронырливыми глазами был здесь менеджером по внешним связям и маркетингу, соответственно, для него ничего не стоило бесконечно говорить с другими людьми и проявлять чудовищную настырность. Дик же наоборот всегда боялся, что его в ней заподозрят, потому на разговор шел с трудом.

– Много о чем можно сказать, даже не раскрыв рта, – ответил Дик. – Это я как художник говорю.

Шон закатил глаза.

– А ты… умеешь себя э-э… подать. Это я как маркетолог говорю.

– Избавь меня от своего сарказма.

– Не, я серьезно…

– Голдлесс! Дейл! – прервал их Боб. – Ну что вы в самом деле? Не с той ноги сегодня встали? А так они у нас веселые ребята, – заверил он смутившуюся Жаклин. – Здесь печатный станок и Руперт им заведует… А это владения старины Олдли, нашего редактора, и боже упаси, если занесешь в них грязь и беспорядок, тогда он…

– …Все расставит по своим местам, как было, а грязь вытрет, – вынужденно рассмеялся Олдли, хватаясь за ремень на пузе. – Зачем запугиваешь дитя, Боб. Если грязь не занести, она все равно сама появится. Так что ходи тут, сколько влезет, – успокоил он девушку, – да даже если и все тут перевернешь вверх дном, мне лишний раз подвигаться не помешает, полезно будет…

Боб шутливо ткнул редактора в пузо.

– А чего это ты к нам такого снисхождения не проявляешь, Олдли? Все слышали, ребят? Отныне мы все дружно должны заботиться о нашем старике и не слушать его ворчание. Для его же пользы.

Коллеги посмеялись. Шон снова повернулся к притихшему Дику.

– Все слышали, Дик?

У Дика сжался желудок. Он не оставит меня в покое, пока не выставит жалким идиотом перед новенькой.

– Нет, не все. Линды нет на месте.

– Линда наш корректор, в силу ее проблем…э-э… здоровья, она работает в основном, дистанционно, – пояснил Боб девушке. – А еще нет на месте Эммануэля Тоула, креатив-менеджера, мы его зовем просто Эмом, вот его стол…

– Достаточно креативно с его стороны, – оценил Шон, – отсутствовать на рабочем месте.

Все рассмеялись, даже у Дика дрогнули губы.

– Странно, что такому обычному человеку, как мне, не приходят в голову такие необычные идеи, – не останавливался Шон, поглядывая на все еще посмеивающуюся Жаклин, – тут нужен творческий склад ума. Дик, у тебя такой, ведь ты же у нас художник… Что думаешь?

– Что я думаю по поводу чего?

– Ну вот, про что я говорил, – взмахнул рукой Шон. – Дик вроде здесь, но на деле его тоже будто нет на месте.

В этот раз никто не рассмеялся, разве что Олдли и Руперт ограничились вялыми, неудобными смешками. Боб же устал притворяться, что ничего не замечает.

– Шон…

– Я на месте, – сказал Дик. Он неохотно развернулся на своем кресле ко всем. – А вот ты, Голдлесс, как раз таки не на своем. Твой отдел вон в той каморке…

– Ребята… – начал Боб, но Шон приобнял его за плечо.

– Да, мой отдел в соседнем кабинете, – пронырливые глаза с недобрым азартом впились в Дика. – Но если ты не заметил, Дейл, у нас новый сотрудник и я, как и все в нашем дружном коллективе, за исключением тебя, следую правилам хорошего тона, а вот ты ведешь…

– А я веду себя, как и всегда, – уверенно перебил его Дик. – Не изображать того, кем не являешься – чем тебе не правило хорошего тона?

– У художников на все свое собственное виденье… – подмигнул Шон коллегам, но те отворачивались, не желая вступать в их диалог.

– На что ты надеешься? – прямо спросил Дик. – Что я сейчас потеряюсь от твоих вшивых колкостей, и новенькая тут же узнает, кто тут у нас самый главный самец?

Старик Олдли неслышно охнул, а в лицо девушки бросилась кровь. Шон брезгливо поморщился.

– У-у… понятно теперь, что за мысли крутятся в голове нашего молчаливого Дика.

– А с каких пор тебе стало дело до моих мыслей? Где ты был вчера? Или позавчера? Месяц назад? Отчего разговорился со мной именно сейчас?

– Да никто с тобой не разговаривает, успокойся уже, продолжай рисовать свою обложку…

– Я бы рад вернуться к рисованию обложки, Голдлесс, но прежде дорисую общую картину, что неверным образом складывается в глазах новенькой, – сказал Дик, глядя на девушку, что уже, судя по ее виду, мечтала провалиться сквозь землю.

– Чем это ты там собрался ее дорисовывать? – пренебрежительно поинтересовался Шон.

Коленка Дика дрогнула было встать, но он вовремя остановился. Рост у него был ниже среднего, и Дик никогда об этом не забывал. К чему этот дешевый вестерн, где он подойдет к Шону вплотную, и они начнут пилить друг друга взглядами? А уж с учетом их разницы в росте это и вовсе будет жалким зрелищем, не в его пользу. Дик забросил руки за голову и откинулся на спинку кресла сильнее.

– Фактами, чем же еще… А ты? На что еще пойдешь, чтобы доказать, кто здесь главный самец?

Менеджер усмехнулся.

– А чего мне доказывать, это и так…

– Серьезно, Шон? – перебил Дик. – Уверен, что хочешь договаривать? Тут начальник твой рядом стоит…

Напрягшиеся до предела коллеги нервно рассмеялись. Рот менеджера по внешним связям и маркетингу тоже свело кривой улыбкой.

– Это я и хотел сказать, умник…

– Голдлесс, – отсмеявшийся Боб шлепнул Шона по плечу, – ты сегодня прям в бой рвешься, читатели не смогут отбиться. К завтрашнему дню те две партии, про которые я утром говорил, уже должны быть пущены в оборот, иначе прогорим. Так что я в тебя верю. Дейл, – Боб глянул на работу Дика, – почему ты все еще возишься с этой обложкой?

– Ты же и сам знаешь, подогнать цветовой баланс под эту старушенцию, – Дик кивнул на печатный станок, – талант нужен. Никто ведь не обрадуется, если придется перерисовывать весь макет.

– Да, – признал Боб, – но я же вижу, что ты сейчас не калибровкой занят… Я, конечно, всегда приветствую твой творческий настрой, но эта обложка ведь не в Лувр пойдет, так? Чего ты так возишься с ее ртом, – директор ткнул пальцем в экран, – оставь как есть. Вторую Мону Лизу хочешь заделать, я не пойму?

– Так запрос непростой. Автор желает, чтобы у героя на обложке была, как он выразился, полуулыбка, что сочетала бы в себе недовольство, грусть и скрытое превосходство одновременно. Я клянусь, так и запросил, – поклялся Дик, заметив, как округлились глаза его начальника.

– Так это еще и герой, а не героиня…

– Да, волосы он попросил сделать на женский манер, чтоб передать неоднозначность персонажа…

– Оставь как есть, – отрезал Боб. – Он еще не то попросит, а все равно останется недовольным, сам же знаешь. Будем так заморачиваться над каждым их заскоком, прогорим.

Они ведь платят за то, чтобы мы воплощали их заскоки