© Андрей Мирошников, 2022

© Общенациональная ассоциация молодых музыкантов, поэтов и прозаиков, 2022

Фотограф Михаил Николаевич ПАЗИЙ, фотостудия ЦДЛ, г. Москва, 2001-й год.

Каменный ангел
1998

Зимняя тетрадь

«Ах, любовь моя, мука нежная…»

 
Ах, любовь моя, мука нежная,
Мне бы стать твоей лодкой быстрою,
Да зима сейчас больно снежная,
А на реках – лёд
                        вечной пристанью.
 
 
В сердце холодом чувство смутное,
Но от встречи мы не откажемся.
И святые мы, и беспутные.
То ли правы мы, то ли кажется?
 
 
Если свидимся – словно светимся —
От молвы людской не упрятаться.
Расстаёмся – надвое делимся.
То ли встречи ждать, то ли каяться?
 
 
Али в прорубь нам, да поставить крест?
Али кануть нам в ночь на саночках?
Пусть потом беду назовут «гротеск».
Да под лак её. Да под рамочку.
 

«Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей…»

 
Чей-то ангел на крыше гоняет чужих голубей,
Отбивая чечётку,
                       свистит,
                             расправляет немытые крылья,
Вереща по-дурацки на древнем своём языке…
Хоть убей, но когда заиграет рассвет на трубе
И нацелится в окна светило,
                                    как опытный киллер, —
Голубятня окажется вдруг на замке.
 
 
И, босыми ногами по жести, похожей на наст,
Прямо к краю,
                к обрыву строительно-правильной кручи,
Безнадёжно скуля,
                 словно твой деревенский придурок,
И, печалясь за нас,
                          тех, кто верует больше в спецназ,
Тех, кого никогда ничему доброта не научит,
Он заломит крыла
                        и отчаянно рухнет в проулок…
 
 
Будет всё, как обычно: участковый,
                                     медэксперты, акт,
Пьяный дворник, зеваки,
                                 держащие дворик в осаде,
И всякий, как Шерлок,
                            понятлив и в версиях смел…
Только им не понять,
                            что имеющий крылья чудак,
Так неловко лежащий в сугробе,
                                    как будто в засаде,
Так любил голубей потому, что летать не умел.
Он хотел научиться, он так научиться хотел…
 
 
Чей-то ангел, скорее приблудный,
                                     бездомный, ничей,
Лихо свищет, ногами сучит,
                          матерясь, как безбожный сапожник,
Гонит ввысь голубей, подставляя восходу лицо.
Этот – парень не промах:
                                     есть все дубликаты ключей,
И божественных птиц от него запереть
                                               невозможно…
 

«Пресыщение от добычи…»

 
Пресыщение от добычи,
Отвращение после лжи.
Утопает в мечтах девичьих
Та, что рядом ещё лежит.
 
 
Сонно шепчет свои капризы,
И в объятиях душит стыд…
Кто-то пристально, с укоризной,
В окна смотрит из темноты.
 
 
Чай да сахар, любовь да ласка,
Но украденной я не рад.
И привычная дрожь опаски
Обращает усладу в яд.
 
 
И пылает чужое ложе
Шапкой, вспыхнувшей на воре…
Смотрит в окна, в сугробе ёжась,
Ангел каменный во дворе.
 
 
Он – бесчувственный соглядатай,
И ему ли меня судить?
Но мой серый двойник крылатый
Продолжает за мной следить…
 
 
Чутко спится в чужой постели,
Неуютно, как на костре.
Вьюга песни всю ночь свистела,
Куролесила во дворе.
 
 
Окна шкурит колючий ветер,
Бьёт по стёклам вчерашний снег.
Пламя страсти, чужой, неверной,
Обжигает и в полусне.
 
 
И ожог не унять снегами,
Не укроет метель и мгла —
Злую горечь обмана камнем
Кто-то бросил в узор стекла.
 
 
И ворвался ревнивый ветер
С белым крошевом на крыле.
Ты найдёшь на пустом конверте
Вместо адреса – мокрый след.
 
 
Сердце мучается похмельем,
И не хочется с ним на «ты».
Смотрит ангел, от снега белый,
Из предутренней темноты.
 

«Был день тяжёл, был сумрак сер, как никогда…»

 
Был день тяжёл, был сумрак сер, как никогда.
Пугали шум и слишком тёмная вода.
И ты боялась чёрных туч и всё ждала —
Ждала весны и белых птиц.
                                    Ждала тепла.
 
 
Дома стояли, как тома закрытых книг.
Тянулся миг, на сотню лет тянулся миг.
И словно пытка – голоса, шуршанье ног,
И этот город – безымянное пятно.
 
 
И краски старились на сером полотне,
Твой алый шарфик становился всё бледней,
И бедный скверик обречённо скрыть не мог
Немытых веточек графитовый дымок.
 
 
А ранним утром этот город чистым был —
Белей, чем мел, белей изысканных белил.
И краски пели, как живая акварель,
И ни к чему была печаль, что не апрель.
 
 
Мы шли легко, и каждый шаг оставил след.
И тот же шарф алел как кровь, как маков цвет
Пылали щёки. Сердце билось как во сне.
Была зима. И ты была. И падал снег.
 

«Снег идёт – боль крадёт…»

 
Снег идёт – боль крадёт
И не просит разрешенья.
Город тот и не тот —
Завершённей, совершенней.
Снег идёт – сеть плетёт,
Ловит съёженных прохожих.
Люди, скверы, литьё —
Все на этот снег похожи.
 
 
Снег идёт. Что нас ждёт?
Так не хочется об этом…
Если нам повезёт —
Нас с тобою не заметят,
Не узнают друзья
И подруги не осудят.
Снег идёт, и нельзя
Знать о том, чего не будет…
                         Снег идёт.
 
 
Не найдёт
Нас никто: мельканье это
Спрячет нас, заметёт,
Убаюкает до лета,
А потом – трын-трава.
А потом? Забудь об этом:
Снег идёт. Ты права —
Мы одни на белом свете…
 
 
Снегопад – нега, спать…
Белый снег постелью свежей.
Засыпать…
             Засыпать
Будет снег, ласкать и нежить.
Снегопад. На губах
Вместо слов
              снежинки тают.
 
 
Нас жалеет судьба,
Понимает, обнимает.
 
 
Белый снег. В полусне
Все слова —
             безумный лепет —
Тлеют в зимнем огне,
Белый снег —
                холодный пепел.
Всё грустней белый снег
Опускается на плечи.
Всё тесней белый свет,
Всё синее ранний вечер…