Самое первое телевизионное событие, которое помню, – это похороны Кеннеди.
Центральное телевидение СССР впервые в истории организовало прямую трансляцию из США, и мы смотрели эти похороны в прямом эфире. Хрущев шел в процессии за гробом американского президента, и мне показалось, что наш генсек был очень расстроенным и печальным.
А примерно за год до этого, в августе 1962 года, «сарафанное радио» разнесло по Москве невероятный слух: в «Лужниках» – финал Кубка СССР по футболу, «Шахтер» (Донецк) – «Знамя Труда» из Орехова-Зуева.
Забив два быстрых гола в начале игры, горняки выиграли почетный трофей.
Команда из Орехова-Зуева была непростая: один из старейших клубов России основан в 1909 году английскими работягами, работавшими на мануфактуре Морозова. В том сезоне команда катком прошлась по сетке Кубка, выбила московский «Спартак» и лишила возможности команду Симоняна сделать золотой дубль. Но самое главное началось после финала.
На матч приехало несколько десятков тысяч болельщиков клуба «Знамя Труда».
Точного количества не знал никто, но говорили о примерной цифре в 50–60 тысяч человек. Надо ли говорить, что по большей части это были разнузданные и практически в жопу пьяные люмпен-пролетарии?
В те годы пиво в «Луже» было в свободной продаже, а водяру несли на матч в таких количествах, что ближайшие пункты приема стеклотары перевыполняли план на месяц вперед.
И вот после матча эта огромная толпа работяг-экстремистов ринулась на Красную площадь. Как их туда пропустили менты, да еще и в таком количестве, – загадка. И откуда у них взялись пузырьки с чернилами, которые они стали дружно метать в Мавзолей дедушки Ленина, – история об этом умалчивает.
Учинив на главной площади страны страшный погром, болельщики рассеялись по городу, а часть вернулась на автобусах в Орехово-Зуево, откуда они благополучно прибыли в день игры.
Говорят, что Мавзолей закрыли на реконструкцию на несколько дней, а мусорское начальство оказалось просто не готово к такому повороту событий.
Но самое интересное, что интернет об этих событиях молчит, как партизан, – и «Гугл», и «Яндекс», и «Рамблер».
А вот «старички-боровички» из-под табло в «Луже» красочно описывали этот незабываемый день во всех подробностях, а 11 августа каждого года отмечали как красный день календаря. Они называли этот день «Днем экстремиста». Отмечали тройными и ударными дозами водки, пива, воблы и крупными кусками нарезанной колбасы «Докторская». Причем с каждым годом события у них обрастали новыми подробностями, вплоть до того, что сам Никита Сергеевич выходил успокаивать разъяренную толпу и обещал разобраться с продажными судьями и недружелюбными горняками.
А два брата-погодка лет шестидесяти, из тех, что могли еще запросто сказать Старостину: «Эй, Коля, когда же играть-то будем, а?» – даже получили в честь этого события погонялова – Орехов и Зуев. Уж больно сильно они напивались в тот день, 11 августа, причем из года в год, хотя и не в этот день тоже…
Много лет спустя я тоже стал экстремистом. Экстремизм был всегда.
Например – матч с «Динамо» (Киев), в мой день рождения.
Закрытие Всемирной универсиады в Москве 25 августа 1973 года. «Спартак» победил, что тут началось!
После игры было перевернуто несколько машин и газетных киосков, толпа рыл в семьсот прошла гребнем по направлению к Комсомольскому проспекту. Зажженные из газет факелы бросали во все стороны, возникали легкие локальные пожары.
Стычки с мусарней повсеместно. Драки и мордобой. И это было при Брежневе, в годы застоя! Об этом не писали и не могли писать ни в какой прессе.
Тогда мне это очень нравилось, с удовольствием принимал в этом участие. Не жалею ничуть!
«Всякому овощу – свое время».
Всегда были и будут люди, которые осуждают или оправдывают это. Жизнь – переоценка ценностей, как говаривал старина Фрейд. Экстремизм был всегда, Орехов и Зуев это очень четко понимали.
Аксиома.
У родителей были чудесные друзья. Семейная пара врачей-стоматологов. Мы часто бывали у них в гостях, а те были очень дружны с Муслимом Магомаевым. И частенько уговаривали Муслима Магометовича сесть за семейный рояль.
Я завороженно слушал «Вдоль по Питерской», популярность его тогда была безгранична. А дома хранил в качестве реликвии обложку от пластинки с автографом Большого Певца и Композитора.
Однажды Магомаев помог мне попасть на хоккей. Ну как помог…
Октябрь 1970 года, второй финальный матч за Кубок европейских чемпионов по хоккею, ЦСКА – «Спартак» (Москва). Первый матч «Спартак» выиграл, все решала вторая игра.
Ажиотаж на этот матч во Дворце спорта «Лужников» был страшный. На игру накануне мы каким-то чудом попали, а на вторую билеты достать было практически невозможно.
В левом крыле Большой спортивной арены была специальная касса, где продавали билеты по брони ЦК партии, МГК КПСС и прочих КГБ СССР. Там сидела кассирша с добрым лицом Эльзы Кох и прической Людмилы Зыкиной. Перед ней был список с фамилиями всех этих лиц гражданской наружности. Подходит солидный дядя в норковой шапке и с мохеровым шарфом наперевес, говорит фамилию и до кучи тычет красную, как кровь невинного младенца, съеденного Олегом Ивановичем Романцевым, ксиву в узкое окно-амбразуру. Тетя ведет наманикюренным пальцем по списку и с остервенелым чувством глубокого удовлетворения вычеркивает фамилию Задрищенко.
Про эту кассу знали многие, но как там взять билет?
Аккурат за час до игры подходим с другом к кассе и начинаем давить косяка в сторону вожделенного списка. Но фамилий не видно, да и ксивами еще не обзавелись по малолетству. На хоккей хочется попасть так, что сверлит аж в поджелудочной железе и сводит палец на левой ноге, как при виде красавицы Милен Демонжо в легендарном фильме «Фантомас».
Друг толкает меня прямо на амбразуру кассы и шепчет в ухо:
– Ты же похож на Магомаева – соври чего-нибудь!
– Дайте два билета на фамилию Магомаев, – отмороженно говорю я прямо в прическу тети Эльзы.
– Такой фамилии нет. А ты вообще кто такой? Хулиган?
Лицо фрау Кох принимает неприятный коричневый оттенок и сереет, как шинель мусора, дежурившего у кассы.
– Я – племянник Магомаева!!!
– Похож… и правда. А документы у тебя есть?
– Да мы же еще школьники, теть!
– Ну ладно… мой любимый певец, повезло вам… Тут один товарищ звонил, что не придет, – отдам я тебе два его билета. – Лицо кассирши в минуту становится похожим на Софи Лорен.
Мусор заглядывает к нам через плечо, но, сгрузив последнюю пятерку дрожащими от радости руками, мы уже бежим в сторону Дворца спорта.
Надо еще успеть попить пивка…
Неуловимое сходство с великим певцом еще сослужило мне добрую службу. Перемахнув на десяток лет вперед, мы окажемся в предолимпийской Москве, дорогой читатель.
Жизнь свела меня с одной компанией, это были приемщики багажа с Казанского вокзала. Здоровые мужики старше меня лет на десять. Не мог понять, почему все ребята на машинах и при деньгах. Однажды они ввели меня в курс дела. На камере хранения огромная табличка «Мест нет». Рядом очередь, которая ждет, когда они, эти места, появятся.
– Ой, сыночек, прими у меня чумудан, а то совсем тяжело…
– Ты чего, мать, не понимаешь? Мест нет и не будет! – говорит дюжее мурло и скрывается в окошке.
На самом деле мест для багажа до хуя и больше, вот только приемщики не хотят ничего принимать. Они ждут, когда им сунут пятерку или трешку. Утомленные и измученные командировочные и просто колхозники не выдерживали и давали на лапу.
Приемщиков багажа прикрывало начальство, вокзальные менты, районные обэхаэсэсники. Все имели с этого неплохую долю. Такие были времена.
Сошлись мы с одним парнем, он был внешне похож на очень популярного тогда Боярского, но гораздо здоровее и плотнее. За это и получил кличку Малыш.
Так вот, с Малышом мы частенько вечером заезжали на Калининский проспект снять телок в одном из многочисленных кабаков. Когда мы заходили в ресторан, то после знакомства Малыш или я как бы невзначай говорили:
– Во сколько завтра съемка на «Мосфильме»?
Возникал неподдельный интерес. И тут на-гора выдавалась сакраментальная информация: Малыш – дублер и каскадер Боярского, а я – племянник Магомаева. После такого фееричного ангажемента телки падали к нам в руки, как плоды перезревшей антоновки.
Легко и непринужденно, на ходу снимая трусы и бюстгальтеры.
Любой приличной девушке хотелось хоть на короткое время почувствовать себя немножко Магомаевой или Боярской.
В нашей семье всегда происходили удивительные встречи и знакомства.
Когда папу летом 1941 года забрали на фронт, то он провоевал около полугода, затем был тяжело ранен, а после медсанбата попал в Наркомат боеприпасов. И сразу в личное распоряжение наркома Горемыкина Петра Николаевича.
До войны папа работал в Наркомате путей сообщения и занимался как раз железнодорожными перевозками вооружения и боеприпасов. И даже несколько раз был «десятым подающим» на докладе у лютого наркома Кагановича. Тогда считалось нормальным делом выйти из его кабинета с мокрыми штанами. У Лазаря Моисеевича была под столом специальная кнопка. Если он ее нажимал, тут же приходили «сотрудники органов», и ты навсегда исчезал в подвалах Лубянки с клеймом «враг народа» и «саботажник».
В альтернативном и лучшем случае Железный Нарком мог переебать по хребту или морде лица тяжелым, как моя жизнь, «Личным делом сотрудника» в коленкоровом заскорузлом переплете с железными уголками. Или запустить в голову докладчика мраморным пресс-папье; надо было успеть увернуться – иначе ты калека или покойник.
После фронта и опыта работы в наркомате папу назначили одним из многочисленных помощников наркома Петра Николаевича. Тогда-то он и познакомился с Юрием Борисовичем Левитаном и майором СМЕРШа Геннадием Петровичем Кодинским.
Папа частенько ходил обедать в гостиницу «Москва», а Левитан там перманентно проживал и уже водил дружбу с Кодинским.
Несмотря на войну, с продуктами в Москве было терпимо и даже по карточкам вполне хватало пропитания для нормального и неголодного существования. А на черном рынке было вообще все. Даже французские духи – и это в те-то времена!
Все трое были примерно одногодки и сдружились на многие годы.
Вплоть до середины 1970-х годов и дядя Юра, и дядя Гена частенько бывали у нас в гостях, в нашей сокольнической двухкомнатной квартире.
Левитан работал на Центральном телевидении и радио почти до самой смерти, а дядя Гена трудился в «органах» даже после пенсии. Бывших чекистов не бывает, ага.
Иногда они втроем, уже в самом конце войны, махнув по 200–300 грамм «наркомовского» спирта на рыло, выходили на променад по улице Горького в сторону Кремля и обратно.
Времена, друзья, всегда одинаковые – шли познакомиться с барышнями или, как бы сказали сейчас, «снять телок».
Но комендантский час никто не отменял…
…И вот однажды останавливает их патруль городской комендатуры. За что? Да хуйня… Дядя Гена достал из кармана трофейный парабеллум и стал салютовать в воздух в честь освобождения очередного города, о чем накануне по радио прочитал Левитан.
Но Левитана в лицо никто не знал.
Кодинский достает из кармана ксиву СМЕРШа и говорит патрулю:
– Вы все арестованы!!!
Левитан, дабы усугубить, предъявляет потрепанную корочку Радиовещания СССР, где четко читается – Л Е В И Т А Н.
Майор начинает икать со страха, а ему заявляют, что он пытался напасть на товарища Левитана, который выполняет задание лично товарища Сталина. То есть разряжает в воздух при всем честном народе, вместе с друзьями, почти две обоймы парабеллума. И дядя Гена ведет весь патруль на Лубянку, где сдает их дежурному. Там быстро разобрались, патруль с мокрыми штанами отпустили в город. А веселой троице сказали «ай-ай-ай», погрозили пальцем и взяли автограф у дяди Юры.
Вот такие веселые были ребята. Часто, сидя у нас, вспоминали этот случай и по-мальчишески задорно смеялись.
Я продолжал учиться в школе, в «хорошисты» не вышел, был заскорузлым троечником, балбесом и тунеядцем.
В 1967 году на Ближнем Востоке случилась Шестидневная война, Израиль захватил Иерусалим и Голанские высоты.
А у нас работала училкой некая Демичева, сноха бывшего первого секретаря МГК КПСС и члена ЦК, будущего министра культуры СССР Петра Ниловича Демичева. В те годы раз в неделю в классе проходила политинформация, и как раз Демичева поручила мне сделать доклад про «израильских агрессоров». Наслушавшись «вражьих голосов», я выдал охуевшим одноклассникам и цэковской сучке:
– Израиль порвал арабам жопы и хуй когда уйдет из Иерусалима.
О проекте
О подписке