Нам только кажется, что мы всегда думали о времени так, как думаем сейчас – во взрослом состоянии. На самом деле этот плод зрел и на разных этапах был разным: лет до десяти мы вообще не слишком умели разворачивать время, годам к двенадцати научились смотреть чуть дальше и как-то принимать в расчет последствия собственной социальной активности, и только после восемнадцати строить время, а с двадцати одного года жить так, словно бы оно уже есть (т. е. представлять его как некую фактическую реальность, несмотря на несомненную иллюзорность этих своих представлений).