Эта книга – моей маме.

Спасибо, что всегда верила в меня!

* * *

Светло-зеленый столб чистой энергии устремился в небо и прошел сквозь планету. Добрался до звезд, ударил в раскаленное сердце Земли.

И скорчился пронзенный мир.

Изнасилованная планета огрызнулась волной землетрясений, самое слабое из которых тянуло на восьмерку. Новосибирск, Дели, Куала-Лумпур, Сиэтл, Берлин, Денвер, Кито… Жертвами стали не только города – по всему миру к ним присоединились тридцать пять атомных электростанций.

Потревоженная вода ударила наотмашь: тридцатиметровые волны разбежались по Индийскому океану и Атлантике, а огромный Тихий породил пятидесятиметрового монстра. Цунами захлестнули Лос-Анджелес и Новый Орлеан, Нью-Йорк и Бостон, Калькутту, Сингапур, Шанхай…

Вулканы Исландии и Камчатки «отозвались» почти мгновенно, а через два часа после запуска Станции в ста милях от Солт-Лейк-Сити начал пыхтеть первый из «новых вулканов», заливая окрестности вырвавшейся из глубин лавой.

Пришли в движение плиты, вздрогнули разломы земной коры, ушли под воду острова, и возникли новые.

Географические карты устарели.

Мироустройство рухнуло, правительства большинства стран перестали существовать, а понятие «глобальная сеть» надолго стало анекдотом.

Все, что не взорвалось и не исчезло – остановилось.

Это был ад.

Это был «День Станции».

День величайшей в истории Земли катастрофы, которая открыла человечеству дорогу в восемь новых миров. Глобальная перезагрузка, запустившая программу «Цивилизация 2.0». Разрушившая прежний мир, но подарившая надежду.

Люди, привыкшие к удобствам технического прогресса, окунулись в первозданный Хаос, увидели гибель незыблемого, казалось бы, мира, но не отступили, потому что нет у настоящих людей такого правила – отступать.

Люди хотели выжить. Любой ценой.

CREDITUM I

Новеньких заметили с восточного поста и сразу просигналили в основной лагерь. К тому времени, как двое добрались до периметра, об их приближении знали все старшаки, да и среди детей слух разлетался со скоростью лесного пожара.

– Пошли, епта, посмотрим. – Напильник требовательно пнул по корпусу панцирной кровати, пружины загудели. – Свежее мясо прибыло…

– Угу.

Митяй спрятал под подушку потертую книжонку, неохотно сунул ноги в армейские ботинки, встал. Было почти два, самое время подремать после недавнего обеда… Да и вообще идти не хотелось, но так предписывали негласные правила, а лаяться лишний раз не хотелось сильнее.

Набросил на плечи выцветшую куртку, вышел в пробиваемый сквозняками коридор. Там к Напильнику уже присоединился плоскомордый Клёпа, как обычно улыбчивый без причины. Парни двинулись к лестнице, и Митяй без особенного удивления заметил автомат, висящий на плече директора.

Ствол, конечно, лишний – если бы лагерю угрожала опасность, сигнал был бы иным, заставив исполчиться всех, кто имел право пользоваться оружием. Сейчас же это походило на обычную игру мускулами, как такое поведение называли в любимых Митяем книгах. Но Напильник встречал во всеоружии любого пришлого. Да и в обычное время предпочитал не расставаться с настоящим спецназовским «Ураганом», одним из их лучших трофеев.

Спустились во двор, где уже собралась кучка малышни, сегодня освобожденная от вахт. Дети негромко обсуждали новость, шушукаясь с тревожным нетерпением. Заметив появление старших, примолкли. Сбились в стайку, пытаясь угадать настроение лидеров, на всякий случай чуть попятились от дверей барака.

– Они у ворот, – медовым голосом отчитался Беляш. – Их Косила встретил уже, вас только ждут.

Митяй поморщился, отвел взгляд. Он никогда не любил полного пухлощекого подростка, всеми силами пытавшегося заслужить расположение вожаков. А уж в последние месяцы тот и вовсе не скрывал намерений, готовый лебезить и выполнять любые приказы. Васька Косороев, закадычный Беляшин дружок, такую тактику поведения перехватил мигом, а потому его присутствие на воротах тоже не стало сюрпризом.

– Ну, епта, веди, посмотрим, – прищурившись, согласился Напильник.

Столпившаяся перед двухэтажным зданием кучка малолетних кропоткинцев расценила его слова как официальное разрешение наблюдать за встречей. Шумно устремилась вслед. Митяй, даже не стараясь нагнать процессию, пристроился в хвост, хмуро посматривая по сторонам.

Он видел, как из теплиц выглядывают занятые работой обитатели лагеря, видел любопытство и легкий страх, купающиеся в детских глазах. Им тоже не терпелось узнать, кто пожаловал в гости, но боязнь оставить рабочие посты была сильнее, а потому дети лишь украдкой высматривали, что же происходит на центральной площади.

Митяй поежился, застегивая куртку. Весна в этом году приходила неохотно, неспешно. Будто издевалась над людьми, дразня тусклым солнышком, но тут же полосуя холодным ветром и мокрым снегом. Закончится ли она вообще, эта весна? Иллюзиями себя в Кропоткине никто не тешил, даже несмотря на юный возраст. После Толчка погода вела себя непредсказуемо, и если июль они встретят в сугробах, значит, так тому и быть…

К тому времени как Митяй добрался до единственных ворот лагеря, Напильник и Клёпа уже рассматривали новичков. Директор хмуро и внимательно, его первый помощник – с идиотской щербатой ухмылкой, за которой обычно не крылось ничего хорошего. Остальные, в том числе тощий Косила, пристроились за старшаками, образовав полумесяц.

Слева надрывались цепные псы, посаженные по такому случаю накоротко. Зверей, таких же ничейных и одиноких, как сами дети, малышня уже три года собирала и выхаживала, превращая в преданных союзников и сторожей.

Новеньких оказалось двое, как, впрочем, и шептались в толпе. Мальчишка лет десяти-одиннадцати, худой и измотанный долгим пешим маршем. И девочка лет шести, намертво вцепившаяся в его рукав. Беляш, косящийся на директора в ожидании новых распоряжений, торопливо запирал калитку. Сверху, дымя папиросками, за встречей наблюдала воротная стража.

– Ну что, епта, – протянул Напильник, – кем будете?

– Здравствуйте, – спокойным, хоть и дрогнувшим голосом ответил ему незнакомый мальчишка. Он не отводил глаз от автомата на плече взрослого парня. – Меня зовут Алексей, а это Даша.

– Даша, – негромко прошепелявил Клёпа, и Митяй вздрогнул, стараясь лишний раз не смотреть на улыбчивого.

В лагере слишком хорошо знали отвратительную тягу беззубого, и приветливый блеск в глазах Клёпы мог обмануть только новенького. Ничего, это ненадолго. Если пришлые задержатся в Кропоткине, они быстро научатся понимать, что к чему…

– Чего пришли? – всё тем же хозяйским тоном спросил Напильник, щепкой вычищая грязь из-под ломаного ногтя.

Еще полгода назад он бы спросил совсем иначе. Конечно, Митяй в этом был уверен, новеньких примут. Впустят, накормят, определят к делу, разместят по баракам и даже дадут новую одежду. Но еще каких-то полгода назад директор спросил бы совсем иначе…

– Мы слышали про лагерь, – честно ответил мальчик по имени Алексей.

Поклажи у него было совсем немного: полиэтиленовый мешок за спиной, да и только. Причем давно без провизии – это Митяй предположил по изможденному виду путников.

– Слышали, что тут можно найти приют. Что тут можно найти защиту.

Даша, не выпускавшая рукав мальчишеской куртки, постаралась спрятаться за его спину. Наверное, иначе представляла себе место, о котором так много мечтала…

– Защиту? – правильно подобранные новеньким слова заставили Напильника улыбнуться.

Он вынул из кармана армейской разгрузки пачку, набитую самокрутками. Беляш тут же оказался рядом, укрывая ладонями подожженную спичку.

– Правильно слышали. А от кого?

Директор выпустил в весенний морозный воздух клуб густого белоснежного дыма, выжидающе глядя на бледного мальчишку.

– Все говорят, – пожал тощими плечами тот. – Мы слышали, что здесь живет много детей. Сами, без взрослых или надзирателей. Тех, кому больше некуда идти. Еще вчера вечером я думал, что это брехня. Но мы продолжали идти, и…

– Упорный, епта, молодец. – Напильник кивнул, а Митяй подумал, что пришлый пацан явно не из простой семьи. Может, вообще из городских. Держится прямо, хоть и видно, что боится до обморока. – Нашпигованы?

– У меня есть чип, но он не работает. – Алексей послушно раздвинул на затылке грязные волосы, показывая отсутствие «балалайки». Затем закатал левый рукав, обнажив предплечье со шрамом от таблеточной вакцинации. – У Даши нет ничего, по возрасту не успела…

– Ладно, вытащим, – словно это должно было успокоить или обнадежить, пообещал Напильник. – А с чего вы вообще взяли, что вам тут рады?

Вопрос поставил мальчишку в тупик, и он даже ахнул, распахнув глаза. За его реакцией внимательно наблюдали десятки глаз. На губах блуждали улыбки, и кое-кто уже придумывал, в каких красках расскажет про увиденное ближайшей ночью, когда в бараках объявят отбой.

Митяй внимательно рассмотрел пришельцев. Одежда рваная и грязная, совсем не приспособленная к лесным переходам. Ботинки износились, один перемотан веревкой, чтобы не «просил каши».

Когда-то и они были такими же – оборванными, грязными, ищущими свой новый дом или всего лишь место, где можно укрыться от непогоды. Тогда, сразу после Толчка, не дойти до лагеря выпало многим. Слишком многим, которых они хоронили второпях, неумело и неглубоко. Хоронили спешно, чтобы продолжить путь.

– Я думал, здесь можно укрыться любому, – наконец ответил мальчик, совладав с собой, но в глазах заблестело, и отнюдь не от холода. – Возьмите хотя бы девочку, она не выдержит дальнейшего странствования…

– Сестра твоя? – негромко спросил Клёпа, но Напильник опередил:

– Откуда сами?

– Из Черемух, это под Туруханском. – Алексей еще держался, чтобы не заплакать, но его настроение передалось девочке, теперь поджавшей губы. – Отец был агрономом, мать в библиотеке работала. Месяц назад родители поехали на юг, поближе к Новосибирску, но на нас напали…

– Куницы, епта?

– Я не знаю… Бандиты какие-то. Всех, кто шел в караване, убили. Маму тоже… Но мне… но нам удалось бежать. – Слеза скатилась по чумазой щеке мальчишки, прочертив светлую полоску. – Почти всю зиму жили в Фарково, работали в столовой, там про Кропоткин и узнали. А к весне хозяин решил заработать и сдать нас службам по надзору, и мы сбежали.

– Сестра твоя? – повторил Клёпа, прищуриваясь, и теперь его вопрос прозвучал громче.

– Да.

Директор бросил на Беляша короткий многозначительный взгляд, и толстяк понял сразу, поспешив исполнять. Широким шагом подошел к мальчику, вздрогнувшему от неожиданности. Хлестко, но коряво ударил того по лицу. Алексея мотнуло в сторону, он чуть не упал, а Даша вскрикнула и тут же заплакала, горько и громко.

Митяй вздохнул, брезгливо отворачиваясь. Посмотрел на любопытных и настороженных детей, стоявших за спинами старшаков. Крохотные лица были бледны и испуганы, словно пощечину получил каждый из них.

Таков порядок, да. Митяй точно знал, что дальше скажет директор новичкам.

– За что?.. – затравленно глядя на хозяев лагеря, мальчишка схватился за покрасневшую скулу, приготовившись увернуться от нового удара.

– Пока хватит…

Беляш, как вышколенный пес, мигом вернулся на место.

– Вы, малыши, теперь находитесь на территории исправительно-трудового лагеря имени какого-то там Кропоткина, – неторопливо, старательно выговаривая слова, ответил Напильник, читая знакомую лекцию. – А значит, епта, подчиняетесь порядкам, установленным директором лагеря, то есть моим. А я, епта, считаю, что врать очень нехорошо. За что наказываю сразу, это ясно?

– Ясно, – кивнул Алексей. – Я извиняюсь. Из Черемух только я, Дашу встретил в лесу. Я не знаю, откуда она… совсем ничего не говорит, только плачет. Я даже имя ей сам придумал…

– Молодец, епта, – похвалил Напильник, но довольства в его голосе как не было, так и не появилось.

Беляш, косясь на старшего в ожидании похвальбы, переминался с ноги на ногу. Клёпа всё еще улыбался, но теперь Митяй точно знал, что творится в голове у этого страшного и непредсказуемого парня.

Старшие, старшаки, руководство лагеря. Все подростки после тринадцати, но не перешагнувшие свое семнадцатилетие. Способные управлять, принимать решения, делить, решать проблемы. И наказывать. Наказывать так, как не умели даже надсмотрщики родного детдома.

Жесткие, строящие новый мир по только им ведомым законам, не имевшим никакого фундамента. Справедливые, как считали беляши, косилы и им подобные.

Иногда Митяй задумывался, как поступил бы, попав в Кропоткин, будучи лет на пять моложе? Наверное, убежал бы. Хотя это лишь фантазии – капкан условной защищенности и крова над головой затягивал детей крепче любой удавки, уже не выпуская на свободу…

Напильник щелчком отбросил окурок в лужу под ногами, где тот громко шикнул.

– Проживание на территории лагеря нужно оплачивать. Ты знаешь об этом, Алеша? – спросил он, поправляя на плече ремень автомата.

Лишний жест, но насколько демонстративный…

Мальчик кивнул, всё еще потирая щеку. Голодным зверьком посмотрел на Беляша.

– Но у нас ничего нет. Немного денег, но в лесу от них проку…

– У нас, епта, ни у кого ничего не было, – важно согласился директор, как будто услышал ожидаемое, а кто-то из парней на воротной вышке хохотнул. – Поэтому мы работаем. Чтобы была еда. Тепло. Крыша. Определим тебя в теплицы. Еще будешь чинить ограду лагеря, носить дрова. Летом ходить на промысел в лес. Девчонку отправим на кухню к Юльке, пусть учится готовить и шить.

Митяй, стоящий за спиной Напильника, не вытерпел – скривился. Последнее время новые дети приходили в Кропоткин совсем не часто, раз в пару месяцев. И каждого из них его старый друган по детдому встречал всё более и более… надменно, как сказали бы книги. Словно оказывал одолжение, проявляя невиданное милосердие. Словно был не пареньком, которому повезло уцелеть в хаосе Толчка, а верхолазом с богатой родословной…

Взгляд Беляша. Внимательный, запоминающий. Митяй поймал его, когда поворачивался обратно к новеньким. Толстый видел, как поморщился приятель его обожаемого вожака, он обязательно передаст ему всё в красках. Улыбнувшись, Митяй показал Беляшу обидный жест, и тот мигом сник. Вступать в драку или даже рычать в ответ такие не приучены вовсе…

– Это значит, что мы можем остаться? – глаза Алексея распахнулись, и Митяй почти наяву услышал лязг захлопнувшегося капкана.

– Можете, епта, – улыбнулся Напильник.