Рецепты сотворения мира

В своём романе "Рецепты сотворения мира" автор восстанавливает генеалогическое древо семьи.
⠀
Реконструирует молодость своих бабушки с дедушкой по отцовской линии с четырёх разных сторон, по количеству разделов в книге: женский рецепт, мужской, магический, советский. И пятый раздел — личный.
⠀
В итоге, благодаря необычному повествованию, обыденный рассказ приобретает иную форму. Думаю, вы читали романы, где одно и то же действие показывают с противоположных сторон. Здесь похожий метод, только события описываются разные, чтобы не повторяться и показать историю как можно глубже.
⠀
Не могу не отметить, что язык повествования прекрасный — лёгкий, с юмором, местами с остринкой. Подача — интересная, живая. Событийные ветки — однозначно плюс. Личные переживания — тоже есть и они цепляют.
⠀
Но... Конец книги оставил разочарование и осадок. Не поняла я этого беспорядочного хаоса в завершении. Также как не поняла пятой части — личной.
⠀
История рассказана, поставлена точка, автор попрощался с читателем, а потом резко решил вернуться на сцену, неся с собой целый ворох психоделических рассуждений. Честно говоря, впечатление от такого появления осталось неоднозначное.
⠀
А ведь всё так красиво могло закончиться...

Книжка ждёт своей очереди, похоже, как раз с момента получения двух номинаций на премию "Большая книга-2018". Я тогда был охоч до семейных саг. А тут дополнительный бонус — компактность произведения.
История советской семьи современным языком. Подавая сочную фактуру, автор немного портит повествование жаргонными неологизмами: например, "баттл «Золушка демократии vs Тоталитарная Брунгильда»" — про соревнования немецких и американских киностудий; вау, рэп и другие словечки.
История бабушки, выбирающей жениха в СССР времён Великой Отечественной и дедушки, лётчика и архитектора;
Истории пронизаны чувственностью, яркими эмоциями, где-то ностальгией и умилением перед эпохой.
Молодость во время ВОВ, послевоенная зрелость, старость под Брежнева и смерть в миллениум. Несколько эпох.
ЛСД-эпилог — попытка примазаться к истории предков. Ненужная, но не разждражающая.
7(ХОРОШО)

«Рецепт сотворения мира» не столько даже биографический роман, сколько роман-путешествие. Только автор-рассказчик отправился не вдоль автомобильных дорог, а сменил ось координат, взяв за основу не пространство, а время. Может быть и вовсе никуда не поехал, а вскарабкался на ветви генеалогического древа, чтобы на них покачаться. Несколько неуклюже, точно так же, как я сейчас ввожу эти метафоры.

Делаем чек-лист. По отдельности всё прекрасно. Форма хорошая — плюс. Язык прекрасный, в некоторые моменты даже отменный — плюс. Событийные ветки — плюс. Личные переживания — плюс. Даже потоки сознания временами прорываются, тоже плюс. Вот только математика не работает, и целое лукошко плюсов в итоге не даёт один гигантский плюсище. Чего-то не хватает (лично мне, разумеется). Многособытийный роман с довольно внятным стержнем создаёт впечатление, что написан он вовсе не для нас с вами, читателей. Это какой-то твой знакомый с хорошо подвешенным языком усадил тебя на диван с чашкой чая, раскрыл семейный альбом и рассказывает о бабушках-дедушках. Не заботясь при этом даже, слушаешь ты вообще или нет.

Необычная форма повествования приправляет этот обыденный рассказ, но не более того. Есть четыре раздела — мужской рецепт, женский, магический, советский... И бонусный пятый, личный, краткий. Помните романы, где одно и то же событие показывается по главам с точки зрения разных персонажей? Тут такая же игра с прицелом и акцентами, только событие не одно и то же, а разные, чтобы не повторяться. Смотрим на события под разными углами, и это довольно любопытно, но если бы даже угол был нейтральный, классический, то это многого бы не изменило.

Частенько романы биографического толка да и романы-путешествия начинаются с хаоса, а затем приходят к чему-то определённому. Да и в мифах о сотворении мира тоже почти всегда всё рождается из хаоса. Но это не тот рецепт, здесь хаосом всё заканчивается. Мы сплетены с поступками и жизнью наших предков плотной паутиной, но не всегда можем её разглядеть. Филимонов же честно старается.

Приятное, грамотное и в некоторых местах даже злобненько острое чтение, при этом совершенно необязательное. Впрочем, если уж брать совсем так широко, то любое чтение необязательно, кроме господа нашего, Розенталя.