Лавр усмехнулся. Она подняла руку и, предупреждая его, продолжила: – Молодой стране нужны профессионалы. Кругом разруха, у народа на руках огромное количество оружия. Волна преступности, поднятая амнистией Керенского²⁹, не спадает. Его птенцы разлетелись по всей стране, и многие их них прилетели на юг. Сегодня ситуация изменилась. Если раньше большинство бывших полицейских было уволено и их место заняли неопытные солдаты, студенты и молодые рабочие, то сейчас правительство положительно относится к возвращению опытных и грамотных сотрудников. Так где живёт твоя тетя?

– В центре, в доме 63 по Серебряковской³⁰, Волощенко Галина Григорьевна. Преподавала историю в гимназии.

– Завтра я подготовлю рекомендательное письмо, подпишу у комполка, и выпишем тебе пропуск в Екатеринодар. Там явишься к председателю ревкома³¹… и в бой!

– Скажи, а где Хельга?

Ее губы зло искривились: – Эта эсеровская сучка в Цюрихе, ещё в 18-м с Русановым³² сбежала… Хорошо бороться за счастье народа, который голодает, жуя швейцарский сыр и шоколад! Кстати, а где Викентий?

– Не знаю – покачал головой Лавр, – я потерял его ещё в конце 1916 года, Кто-то говорил, что его видели в Женеве.

***

– Он же беляк! Пробирался в Новороссийск! – комполка потёр виски руками, – как ты можешь за него просить! Не понимаю! Где твое классовое чутьё, товарищ Донская?

– В первых не беляк, а офицер русской армии, как впрочем, и ты. Во вторых, он шёл в Новороссийск, к тётке. В-третьих, я его знаю с 1907 года, он ничем себя не запятнал. Когда я была в ссылке, Ермаков не прерывал со мной отношений, а это о многом говорит. Вспомни декрет 1918 года, когда стали брать в армию бывших офицеров³³. Война скоро закончится, а бандиты останутся. Забыл о бубновом терроре в Чите³⁴? У нас этой сволоты не меньше, ты, что ли их ловить будешь?

– Партия скажет, буду! Вот этой рукой, – он потряс жилистым кулаком, – расстреливать буду!

Людмила весело рассмеялась: – Чтобы расстрелять, сначала поймать надо, а ты можешь только шашкой махать! Сколько ты уже воюешь?

– С 1914 и ещё на японской успел побывать, – угрюмо ответил комполка.

– Вот скажи, что такое дактилоскопия? – улыбнулась Людмила, и не дожидаясь ответа, сказала, – пойми, Евгений Макарыч, новой России, нужны старые специалисты, пока своих не обучим, – и мягко добавила, – подпиши!

Он взял бумагу и прочёл вслух: – Товарищ Л.П. Ермаков командируется в г. Екатеринодар для работы в рабоче-крестьянской милиции, – подперев голову, Евгений Макарович хмыкнул, – товарищ, мать его так! Как хоть зовут этого товарища?

– Лавр Павлович.

– Тьфу…, черт его дери, прям как Корнилова³⁵! Слава Богу, хоть не Георгиевич, – помотав головой, он поставил размашистую подпись, тщательно подышав на печать, любовно оттиснул её на бумаге и протянул Людмиле: – Держи! Сама подписать не забудь!

***

Сильный пронизывающий ветер завывал за окном. Они пили чай и молча смотрели друг на друга. Лавр, наконец, решился задать вопрос, который мучил его всё это время: – Люда, что стало с моими друзьями?

– Их расстреляли, – спокойно ответила она и, не отводя взгляда, продолжила, – людей, с которыми ты случайно встретился по дороге в Новороссийск, когда шёл в своей родственнице, расстреляли как врагов революции.

От неожиданно спокойного тона Лавр поперхнулся чаем: – Каких врагов революции? Что ты говоришь! Они пробирались в Новороссийск просто, чтобы уехать! Неужели их нельзя было отпустить с миром?

– Они военные преступники и не имели права покинуть Россию, не ответив за содеянное. Подполковник Иващенко и подпоручик Фролов – офицеры деникинской контрразведки, Я думаю, тебе не надо рассказывать, что это такое. Твой попутчик, ротмистр Головин, был правой рукой Каппеля³⁶. Под его руководством живьём заморожено огромное количество мирных жителей. Их, по его команде выводили на мороз голыми и поливали водой, пока живые люди не превращались в статуи. Они называли это «методом замораживания», и оставляли этот ледяной ад для устрашения населения и бойцов наступающей Красной Армии, – она перебрала бумаги на столе. – у полковника Белова, старшего офицера генерального штаба в подкладку было зашито письмо для «Русского комитета Северо-Запада»³⁷. Он пробирался в Берлин, а гусар Подбельский собирался не в Константинополь, а в Крым, к барону Врангелю. У него, кстати, тоже было рекомендательное письмо. Ты оказался в компании махровых контрреволюционеров, которые под маской спасения Родины, хотели воткнуть нам штык в спину.

– Я тоже был с ними, – глядя в пространство, упрямо сказал Лавр.

– Ты ехал к родственнице, запомни это раз и навсегда, – строго ответила Людмила и усмехнулась, – к счастью она жива, здорова, и проживает там же.

– Вы уже успели проверить? – он вскинул голову.

– Конечно… Зато теперь за тебя я спокойна, и вот ещё… – Людмила на секунду запнулась, – никогда и никому не говори о том, что у нас с тобой есть Витюшка, – она, предупреждая вопросы, подняла вверх ладонь, – пока не говори, придёт время, все успокоится, и мы будем вместе.

– А победа мировой революции? – грустно спросил Лавр.

Она не ответила, а подошла и закрыла ему рот долгим горячим поцелуем. Лавр понял, что победа над мировым капиталом отодвигается на неопределённый срок.

Утром, покормив его завтраком, она сказала: – В 11.20 товарный идёт на Екатеринодар. Как раз успеешь…

– Когда я тебя увижу? – спросил Лавр.

– Не знаю… Надеюсь, что скоро. Я тебе буду писать до востребования, а ты мне, – Людмила набросала на листке бумаги несколько строк, – вот на этот адрес. И ещё… – добавила она после небольшой паузы – тетя Таня живёт на Николаевском проспекте в 32 доме, недалеко от армянской Успенской церкви. Её фамилия Скворцова, а Витюша – Донской. Но это так, на всякий случай. Вот, возьми, – она протянула ему потрёпанный солдатский сидор³⁸: – Это тебе еда в дорогу, а вот мандат, смотри, не потеряй! Как приедешь, сразу с вокзала в ревком. Я скоро должна быть в Екатеринодаре, буду искать тебя в розыске, – и крепко обняв на прощанье, оттолкнула от себя – иди милый! Всё будет хорошо!

Лавр вышел со двора и, пройдя с десяток шагов, обернулся. Около избы с красным флагом на коньке, вытянувшись во фрунт, стоял часовой. Лица он разглядеть не смог, но по глазам как бритвой резанули металлические розетки на голенищах его щегольских сапог, которые ярко поблескивали на полуденном солнце. Он сплюнул. Плевок покатился серым шариком по придорожной пыли. Лавр вздохнул и, не оборачиваясь, пошёл к железнодорожной станции, которая виднелась неподалеку.

***

Выйдя на привокзальную площадь, Ермаков огляделся. Везде были видны следы недавних боёв. Под деревом валялась убитая лошадь, над которой уже вились жирные зелёные мухи, ветер трепал обрывки каких-то бумаг. На углу, из мешков, туго набитых песком, была обустроена огневая точка, вокруг которой россыпью поблёскивали гильзы. «Высокая плотность огня была», – подумал он, глядя на изрешеченные пулями мешки. На красной кирпичной стене аккуратно была приклеена бумага, на которой, издали, выделялось – «Приказ». Лавр прикурил, подошёл поближе и начал внимательно читать:

ПРИКАЗ³⁹

по гарнизону города Екатеринодара

№5

20 марта 1920 года

1.

Уличное движение разрешаю до 23.00 по местному времени, после чего движение по пропускам, выданным комендантом города.

2.

Всем командирам и комиссарам отдельных частей, принять решительные меры против безцельной уличной стрельбы вообще и в частности по аэроплану. Взыскивать буду с того начальника района, у котораго производиться стрельба.

3.

Командиру первой бригады № дивизии Михину немедленно организовать и произвести уборку на побережьи р. Кубани и прилегающаго к ней районов от трупов животных, а также обозов брошенных противником. Необходимые для этого перевозочные средства получить от Коменданта города, для уборки привлечь рабочие баталионы. Места свалки трупов должны быть указаны представителем гражданской власти. Обозы поставить в порядке на одну из ближайших площадей, установив их охрану своим распоряжением.

4.

Конным командам держаться средины улицы, одиночным правой стороны, отнюдь не захватывая тротуара. За исполнением сего строго следить милиции и военным патрулям.

5.

Воздушныя пираты противника производят налеты на город и сбрасывают бомбы, от которых страдает только мирное население. Для борьбы с налетами противника Начардиву № товарищу Барашкову приказываю в 24 часовой срок организовать воздушную оборону города по данным мною секретным указаниям.

6.

Командирам частей в своих работах высылать в общественныя скверы и сады, ежедневные хоры музыки, игру которым разрешаю от 17-ти до 21-го часа.

7.

Всем командирам отдельных частей в суточный срок все обозы 2-го разряда вывести из города и расположить их за северной окраиной в районе садов.

Начальник Гарнизона Рыбалко

Военком Мерейно

– Гражданин, ваши документы! – обернувшись, он увидел солдата в потёртой шинели и солдатской шапке с красной лентой. Рядом стоял молоденький паренёк в чёрной тужурке и фуражке с железнодорожными молоточками на тулье. У обоих на рукавах белели новенькие повязки, на которых ярко выделялись большие чёрные буквы ГМ. На плечах висели винтовки с примкнутыми штыками, а у парня на поясе болтались две гранаты-бутылочки⁴⁰, привязанные за боевое кольцо, и револьвер в чёрной, морского образца кобуре, на длинных ремешках. Лавр молча, протянул мандат. Солдат взял его и начал читать вслух:

Председателю

Кубчероблревкома

тов. Я.В. Полуяну⁴¹

Направляем в Ваше распоряжение товарища Лавра Павловича Ермакова, для дальнейшей работы в розыскной милиции города Екатеринодара.

Товарищ Л.П. Ермаков, бывший чиновник сыскной полиции, имеет большой опыт работы. В добровольческой армии не служил. Недвижимости не имеет. Под судом и следствием не состоял.

Товарищ Л.П. Ермаков признает диктатуру пролетариата, сочувствует партии коммунистов и твёрдо верит в торжество мировой революции.

Командир 2-го кавполка 8-й Армии РККА

товарищ Тихонов Е.М. член ВКП(б) с 1913 года.

Комиссар 2-го кавполка 8-й Армии РККА

товарищ Донская Л.Н. член ВКП(б) с 1906 года.

22 марта 1920 года.

– Вот оно, значит как… – уважительно сказал солдат, возвращая бумагу. – Следуйте дальше, товарищ Ермаков.

– Скажите, а где находится ревком? – он решил сократить название, боясь, что не сумеет выговорить его без запинки.

– На Крепостной площади, в начале Бурсаковской⁴²,– ответил юноша в тужурке, – это…

– Я знаю, – остановил его Лавр, – там дворец Наказного атамана⁴³ -

– Вот аккурат там, ревком и располагается. А вы, никак, из местных будете?

– Да, – коротко ответил он и шагнул вперед, но солдату, видно, было тоскливо в патруле и очень хотелось поговорить.

– Вы, видать, и в Империалистическую воевали? –

– На Юго-Западном и на Кавказском фронтах, с 1914 года, – не удержавшись, добавил Лавр и, предупреждая дальнейшие расспросы, прощаясь коротко кивнул головой. Но солдат искренне обрадовался: – А я на Румынском, в пулемётной команде геройствовал, слева от вас! А вы в каких частях служили?

– В кавалерии. Скажите, а что такое ГМ? – он кивком указал на повязку.

Солдат приосанился: – ГМ, это товарищ, городская милиция будет. Скоро и форму обещали пошить.

– Дай-то Бог, – сказал Лавр и, не удержавшись, повернулся к парню, – вы бы молодой человек, гранаты в карман убрали бы, если сумки нет, а то неровён час зацепитесь, скоба слетит, и через четыре секунды от вас ничего не останется.

– А почему через четыре…? – заинтересованно спросил паренёк.

Лавр вздохнул: – Это время горения замедлителя запала, – пояснил он и строго посмотрел на солдата, – вы-то человек с опытом, войну прошли. Что ж не подскажите юноше, как граната работает.

– Ох, ты ж Господи! Верно! – солдат суетливо всплеснул руками, – а ну Лёшка, быстро снимай свои цацки, только гляди аккуратно! Да в карман положи!

Он вышел на Гоголевскую, пошёл по направлению к центру и, проходя мимо Базовской, невольно замедлил шаг. Вот в этом доме убили грузинского мануфактурщика вместе с работником, а в том жила хорошая девушка Татьяна Берёзкина, которая очень любила рисовать. Он закурил, прикрывая огонёк от ветра, и подумал: «Наверное, не только преступника тянет на место преступления, но и сыщика на место первого раскрытия».

Несмотря на то, что прошло больше десяти лет, картина давнего, канувшего в архивную лету убийства, встала перед глазами до мельчайших подробностей. Подгоняемый воспоминаниями, он дошёл до Дворца наказного атамана и остановился. Ему было хорошо знакомо это небольшое с красивым фасадом здание. Над парадным входом висело красное знамя, а под ажурным козырьком стоял часовой в старенькой шинели с прожжённой полою, но в ослепительно начищенных ботинках с обмотками. Весеннее солнце яркой искоркой играло на потёртом кончике воронёного штыка.

***

Лавр подошёл и молча протянул мандат. Часовой, шевеля губами, внимательно прочитал его и, откашлявшись, произнёс: – На второй этаж, третья дверь справа. Председатель ревкома товарищ Полуян там будут.

Войдя в просторный, не потерявший прошлого великолепия холл, Ермаков внимательно огляделся. Повсюду сновали люди в военной форме, с оружием и бумагами. Из кабинетов постоянно выходили и заходили люди.

– Ты меня подводами обеспечь! На чём я людей на работы вывозить буду? – разносился по коридору громкий голос. Он издали заглянул в распахнутую настежь дверь. Коренастый мужчина, в зелёных, подшитых кожей галифе и кожаной куртке, весь перетянутый ремнями, расхаживал по кабинету, цепляясь за мебель ножнами шашки: – Подвод пятнадцать как минимум надо! – убеждал он человека в защитном френче и тонких металлических очках, который страдальчески потирал виски: – Будут подводы, товарищ Резниченко, Сейчас, обожди немного, выпишу тебе наряд.

Не дожидаясь окончания разговора, Лавр направился дальше, но услышав диалог, доносившийся из соседнего кабинета, невольно приостановился. Высокая девушка в синем платье и красной кумачовой косынке, резко рубила ладонью воздух: – Вы поймите, товарищ, кружку эсперантистов⁴⁴ необходимо просторное помещение, а не конура, которую вы предлагаете! Наркомпрос⁴⁵ и лично товарищ Луначарский⁴⁶ придают этому огромное значение!

– У товарища Луначарского есть более важные задачи, – отвечал невидимый собеседник, – ликвидация безграмотности и беспризорность, вот над чем надо работать в первую очередь! А вы, товарищ Ершова, со своим эсперанто!

Девушка сорвалась на фальцет: – Как вы, ответственный работник, собираетесь делать мировую революцию, не обучив пролетариат и трудовое крестьянство международному языку! Ответьте мне прямо! Как коммунист – комсомольцу!

Ермаков вздохнул. Больше не отвлекаясь на доносившиеся отовсюду крики, он поднялся на второй этаж и остановился перед высокой дубовой дверью с приклеенной бумажной табличкой, на которой каллиграфическим подчерком было написано: «Председатель Кубчероблревкома товарищ Полуян Ян Васильевич».

Взявшись за резную медную ручку, Лавр замешкался: «Как к нему обращаться? Должность – язык сломаешь!».

Пока он напряженно думал, дверь неожиданно открылась, и с озабоченным видом, держа в руках коленкоровую папку с латунными уголками, из кабинета выбежал молодой парень, тоже в кожаном реглане, только галифе у него были не зелёные, а красные.

– Входите! – сидевший в глубине просторного кабинета человек приглашающе махнул рукой.

«В конце концов, обращение по имени и отчеству ещё никто не отменял» подумал Лавр и вошёл в кабинет. За столом, заваленным кипой бумаг, сидел молодой мужчина с простым крестьянским лицом, густыми усами, крючковатым носом и зачёсанными назад волосами. Высокий, с залысинами лоб и внимательный изучающий взгляд серых глаз, выдавали природный ум и проницательность.

– Слушаю вас! – произнёс Полуян и коротким жестом указал на стул.

Лавр принял строевую стойку и, представившись, протянул мандат.

– Присаживайтесь, Лавр Павлович, – бросив быстрый взгляд на бумагу, сказал Ян Васильевич, и скупо улыбнулся, – в ногах правды нет.

Прочитав мандат, он поднял глаза и несколько секунд внимательно рассматривал Ермакова: – Скажите Лавр Павлович, – сказал он, побарабанив пальцами по столу, – всё, что здесь написано, правда?

– Да, – коротко ответил он.

– Люди, которые подписали ваш мандат, видели вас впервые. Почему они вам поверили?

– Меня лично знает товарищ Донская, – медленно ответил Лавр, и, прекрасно понимая, что следующим вопросом будет «Откуда вы её знаете?» продолжил: – Мы знакомы с 1907 и поддерживали связь до 1917 года. У нас были дружеские отношения. Прежде чем выдать мне этот документ, они проверили достоверность представленных мною сведений.

– Ну что ж, – улыбнулся Полуян, – будем считать ответ исчерпывающим. Они указывают, что вы мастер сыскного дела, это правда?

Лавр улыбнулся в ответ: – Я служил в сыскном отделении и полагаю, что зарекомендовал себя только с положительной стороны. Когда я уходил на фронт, начальство настоятельно просило меня по окончании войны вернуться в сыск.

– Ну что ж, думаю, товарищи Инденбаум⁴⁷ и Давыденко⁴⁸ не будут возражать против опытных сотрудников, – взяв перо, он что-то размашисто написал на мандате, и передал Лавру. Затем встал из-за стола, и крепко пожав ему руку, добавил – Идите товарищ Ермаков сразу на Карасунскую 75, там отделение уголовного розыска. Вас и разместят и продпаек дадут.

Кивнув головой на прощанье, Лавр повернулся и направился к двери.

– Лавр Павлович, – неожиданно сказал Полуян, – ответьте, пожалуйста, на один вопрос. В мандате указано, что вы верите в торжество мировой революции. Откуда у вас эта уверенность?-

Лавр слегка помедлил с ответом: – Если партия большевиков, смогла установить Советскую власть в одной из самых великих держав, победив развитые капиталистические страны, то я полагаю, она найдёт силы организовать освободительное движение во всём мире.

– Прекрасный ответ, Лавр Павлович, Я надеюсь вы понимаете, какая сложная обстановка в Екатеринодаре. Ваше умение и опыт будут очень кстати. Я искренне желаю вам успешной службы.

Ермаков поблагодарил лёгким кивком и прикрыл за собой дверь. Выйдя из здания, он достал мандат и прочел резолюцию, написанную размашистым, но легко читаемым подчерком. «Тов. Р.Т. Шипулин⁴⁹, направить предъявителя для работы в отделение уголовного розыска. Поставить на все виды довольствия».

***

В раздумьях Лавр подошёл к одноэтажному кирпичному зданию. « Вот я и красный сыщик», – усмехнулся он про себя, и толкнув приветливо скрипнувшую дверь, уверенно вошел во внутрь.

После ревкома в уголовном розыске было непривычно тихо. Прислушавшись, он услышал за одной из неплотно прикрытой двери, стрёкот пишущей машинки. Лавр постучал и, не дожидаясь приглашения, вошел. За стареньким «ундервудом»⁵⁰ сидел молоденький паренёк в синей гимнастёрке и, высунув от напряжения кончик языка, что-то увлечённо печатал. Лавр кашлянул: – Здравствуйте, товарищ, – уверенно произнёс он и протянул мандат. Парень, привстав со стула, взял бумагу, внимательно прочёл, и широко улыбнулся: – Значит, будем вместе работать. товарищ Ермаков, очень рад! Милиционер второго разряда Ванин⁵¹, прикомандирован к угро, – он откашлялся и протянул руку, – Николай Акимович я, только вам, наверное, к начальнику надо, а они все на выездах. Но к нам приехал младший помощник начальника, заведующий резервом областного угрозыска⁵². Сидит через кабинет, с личными делами работает. Вы зайдите к нему, толковый вроде дядька.

– Спасибо! – Лавр от души пожал протянутую руку, парень ему определенно понравился, – пойду, загляну к толковому дядьке!

Он подошёл к двери, привычным движением расправил френч и коротко постучал.

– Да, да! Прошу Вас! – раздалось в ответ.

У Лавра неожиданно похолодели ладони и судорожно искривилось лицо. Он рывком распахнул дверь. За столом, заваленным серыми канцелярскими папками с разлохмаченными тесёмками, сидел Пришельцев.

Когда Лавр вернулся в реальность, он уже стоял посреди кабинета и, уткнувшись лицом в старенький пиджак Александра Петровича, пытался незаметно смахнуть с лица катившиеся крупные слезы.