Часть первая

I

Августа 25–го 1669 года с раннего утра в городе Астрахани царило небывалое оживление. Со всех сторон народ торопливо шел на берег Волги и там толпился у пристани.

На лицах всех было видно крайнее любопытство, соединенное с каким‑то страхом.

– Ведун, бают, – говорила одна женщина другой, – молвит этакое слово, ан и сгинул!

Другая женщина кивнула только головою, видимо нисколько не удивленная рассказом, и сказала:

– Муж – от говорит: ни ружье, ни пушка не берут. Пуля вдарит и отскочит. Заговор, слышь, у него такой: и от пули, и от меча…

– Есть такой заговор, – подтвердила первая женщина, – баушка Ермилиха говорила, что есть…

– Пропустите, старушки Божие! – толкая их в стороны, сказал здоровый детина в колпаке на затылке. – Батюшку повидать охота!

– Ах твои бесстыжие глаза! Пес окаянный! – заругались женщины. – Нешто мало дороги тебе?..

– Подвинься, тетка! – закричал парнишка, толкая женщину в спину.

– Я те задам: подвинься! Щенок!

Но народ надвигался волною, и обе женщины волей – неволей должны были двинуться со всеми.

– И богачества, я те скажу, у – у! – говорил один стрелец другому.

– Видел?

– Видел! У меня братан рыбачит. Так я с им на челноке к ним.

– Ну?! – удивился слушатель.

Подле них тотчас собралось несколько слушателей.

– Верно слово, – побожился стрелец и продолжал: – Они тута у Болдинского устья и стали.

– Ну!

– Пристали это мы к им, к стругу, а они нам: идите, кричат, штоли. Мы и вошли!

– Ишь! – с завистью воскликнул кто‑то из слушателей. – И много видел?

– А ты не перебивай! – наставительно сказал в толпу стрелец и продолжал: – Вошли мы это. Господи Владыко! По бортам‑то ковры все, ковры. На корме подушки алые. Груда! Веревки это – из шелка все. Вот ей – Богу!.. – побожился стрелец.

В толпе слушателей послышались завистливые вздохи.

– Что и говорить: житье! – раздался чей‑то голос.

– Ни тебе бояр, ни тебе воевод. Живи! – подхватил другой, а стрелец все продолжал свой рассказ:

– Кафтаны на них все из бархату либо их парчи, а на шапках камни самоцветные. Горят…

– Родимые, пропустите, Бога для! – послышался жалобный бабий голос. – Дыхнуть не могу! Затиснули! Оставь, озорной! – завизжал тот же голос.

– Го – го – го! – загрохотали кругом.

И среди общего гама резким фальцетом раздавалось пение слепца:

 
А и край было моря синего,
Что на устье Дону‑то тихого,
На крутом, красном бережку,
На желтых рассыпных песках,
А стоит крепкий Азов – город
Со стеною белокаменной,
Земляными раскатами, со рвами глубокими
И со башнями караульными…
 

В это же время, в середине города на площади, подле церкви, в приказной избе сошлись воеводы астраханские, князья Иван Семенович Прозоровский и Семен Иванович Львов, оба в дорогих кафтанах, в высоких гарлатных шапках с тростями в руках. Тут же, в избе, подле аналоя, что стоял перед образом Спаса, сгорбившись, сидели на лавке поп в подряснике, два дьяка приказных, подьячий, пожилой казак, Никита Скрипицын, и бритый перс, купец Мухамед – Кулибек.

– Будут ли? – после долгого молчания спросил тревожно князь Прозоровский.

– И нетерпелив ты, князь! – с укором ответил воевода. – Как же не быть ему, ежели он за мной следом прошел! Коли вот и ему, – он указал на Скрипицына, – сказал и ко мне двух аманатов прислал. Тебе вот, Мухамед, – обратился он к персу, – за сына придется выкуп дать. Пять тысяч! Говорил им. Не слушают!

Перс сложил на груди руки и поклонился:

– Буду давать! Один сын, одна голова! Казны не жалко! Не давай казны, убьют.

– Шутить не будут…

– А награбили? – не без зависти произнес Прозоровский.

Львов только рукой махнул.

Дьяки переглянулись между собою и, ухмыляясь, потерли руки…

– Едут! – вдруг закричал, вбегая в избу, стрелец. Воеводы встрепенулись и приосанились:

– Далече?

– К пристани причаливают. Четыре струга, а народу!

В это время в избу вбежал другой стрелец.

– Идут! – объявил он, кланяясь воеводам. – Позади пушки тащат, полонян ведут!..

– Видишь! – торжествующе сказал Львов Прозоровскому.

II

Это шел Стенька Разин с повинной, в ту пору только удалой атаман разбойников.

Объявился он, как разбойник в 1666 году. Разин – донской казак из Черкасс, где в ту пору атаманом был Корнило Яковлев, сторонник тишины, порядка и строгой покорности московскому царю.

Задумав разбойное дело, Стенька Разин собрал толпу голытьбы и решил с нею плыть на Азовское море и пошарнать турецкие берега, но Корнило Яковлев преградил ему путь. Тогда Разин завладел четырьмя стругами и пустился на них вверх по Дону. Он решил подняться до места соединения с Волгою, перебраться на Волгу и по ней спуститься уже в Каспийское море. Корнило Яковлев погнался за ним, но не догнал, и казаки уплыли. Дорогою они грабили богатые казацкие хутора.

Слух о разбойниках дошел до Царицына, говорили, что с Дона идут они грабить Царицын, разбивши, заберут суда и снасти и поплывут вниз, на Астрахань. Воеводы всполошились, и во все концы полетели грамоты. Воевода царицынский писал в Саратов и Астрахань; из Саратова писали в Симбирск и Царицын, из Астрахани в тот же Царицын, а из Москвы всем был прислан наказ, чтобы» воеводам держать себя с великим бережением и друг другу в помощи не отказывать, а быть всем в дружбе».

Тем временем Стенька Разин доплыл до места сближения, выбрал высокое, сухое место между речками Тишина и Иловля и остановился на нем станом, невдалеке от города Паншина. Царицынский воевода тотчас послал к нему, по обычаю того времени, людей с увещанием, но они не дошли до стана Разина. «Со всех сторон вода; добраться никакой возможности, а казаки челноки дать опасаются». Уньковский послал вторично двух монахов, но и те вернулись ни с чем. А тем временем Стенька Разин, передохнув, снялся и переправился на Волгу, вероятно, по речке Камышинке. Здесь он засел повыше Камышина.

Плыл в ту пору из Нижнего в Астрахань весенний караван. Состоял он из нескольких стругов частных лиц, из казенных и патриарших судов, из большого судна купца Шорина, который вез казенный хлеб, и еще судна со ссыльными. Шел караван под охраною отряда стрельцов, с боярским сыном Федоровым во главе.

Вдруг на отмели выскочили на них казаки Стеньки Разина, раздался крик: «Сарынь на кичку!» – и перепуганные люди без боя сдали разбойникам весь караван.

Стенька Разин перевешал всех старших, освободил ссыльных и оставшимся сказал: «Всем вам воля. Хотите идите, хотите у меня оставайтесь; казаками вольными будете!»

Ссыльные стрельцы и ярыжки (судовые рабочие) присоединились к нему. Он забрал ружья, запасы каравана и поплыл вниз мимо Царицына. Перепуганные царицынцы не сделали по нем ни одного даже выстрела.

Плыл теперь Разин уже на тридцати стругах, и было у него людей до полуторы тысячи. По дороге встретился ему воевода Беклемишев с уговариванием. Стенька вдоволь потешился над ним: купал его, вешал на мачту, потом, пробив руку чеканом, раздел донага и прогнал.

Никого более не трогая, проплыл он мимо Черного Яра, по узкому протоку Бузани, мимо Красного Яра, и, выйдя в Каспийское море, левым берегом дошел до Яика. Город оберегал стрелецкий голова Иван Яцын, но в нем уже ждали Разина охочие до разбоя люди.

Разбойники вошли в город, отрубили голову Яцыну, порубили до ста пятидесяти иных людей и завладели городом. Здесь они стали вербовать себе сторонников. Со всех концов сбегались к ним недовольные, и Разин всех обращал в вольных казаков. Отсюда они прошли берегом, разбили и ограбили кочевья нищих едиссанских татар, разбили у Терка турецкое судно и вернулись в Яик зимовать.

Имя Разина стало уже страшно своими кровавыми подвигами. Из Москвы в Астрахань посыпались тревожные наказы; астраханский воевода Хилков направил войско под начальством Якова Безобразова. Не дойдя до Яика, он послал от себя двух стрельцов, Янова да Нелюбова, с мирными переговорами, собираясь ударить на Разина. Тот прознал о его замысле, стрельцов повесил, а на Безобразова выступил сам и разбил его. Ужас охватил все Поволжье.

За слабость Хилкова с воеводства ссадили и на его место послали князя Ивана Семеновича Прозоровского. Он из Саратова послал к Стеньке двух стрельцов с увещанием, но Стенька одного из них утопил, а другого прогнал назад к новому воеводе.

После этого, 23 марта 1668 года, он ушел из Яика и пропал почти на год.

Весь этот год Разин провел в страшных разбойницких подвигах. Сначала он стал разорять татар, живущих по берегу Дагестана. Потом они взяли Тарки, Дербент и Баку, везде неистовствуя, насильничая и предавая все огню.

Под видом купцов они входили в город, и жители радушно встречали их, тотчас вступая в торговые сношения. Казаки занимали город, следя за своим батькой. Вдруг Стенька Разин сдвигал шапку на затылок, и картина внезапно изменялась. Казаки разом бросались на безоружных жителей, били их, резали, врывались в дома и, нагруженные добычею, оставляли город, предав его пламени.

Так, разоряя и неся с собою ужас, они дошли до Гилянского залива, ограбили Фарабат и наконец на одном из островов остановились на зимовку.

Пользуясь этим временным затишьем, персияне стали деятельно сооружать флот для истребления страшных разбойников. Но еще не успели закончить работы, как пришла весна. Разин снялся с зимовки, перешел на восточный берег моря и стал громить трухменские улусы. Потом, доплыв до Свиного острова, дал на нем роздых. В июле 1669 года семьдесят судов, так называемых» сандали», с четырьмя тысячами персиян и наемных черкесов, по приказу падишаха двинулись к Свиному острову. Начальствовал над этою силой астраханский Менеды – хан, в твердой надежде на победу взявший с собой сына Шабын – Дебея и красавицу дочь.

Казаки не побоялись принять сражения. Поначалу загремели пушки и началась перестрелка, а потом сцепились борт о борт, казаки взбежали на персидские суда, раздался страшный крик:

– Нечай! Нечай! – и несчастные персы были разбиты наголову. Только три струга успели убежать вместе с горемычным ханом. Казаки топили и брали в плен остальные сандали, полонили сына и дочь, хана и забрали сотни две пленных. Но победа эта им обошлась не дешево. Человек пятьсот погибло у казаков – и Стенька Разин задумался. Награбленного добра чересчур довольно, так не лучше ли со всею добычею вернуться на тихий Дон. И Стенька Разин двинул свое воровское войско назад на Волгу.

Спустя десять дней, 7 августа, ночью они вошли в устье Волги и напали на учуг Басаргу, принадлежащий астраханскому митрополиту. Набрали там себе всего съестного, взяли кое‑что из рыболовных снастей и двинулись дальше, но едва двинулись, как узнали, что в Астрахань идут бусы, – и тотчас повернули назад, в море. Шли две бусы. На одной персидский купец Мухамед – Кулибек вез разные товары; на другой везли от персидского шаха к русскому царю в подарок дорогих аргамаков.

Все досталось удалым казакам…

А пока они гуляли по морю, астраханские воеводы готовились встретить их ласкою. Для этого они выправили от царя грамоту, по которой давалось казакам полное прощение, если они принесут повинную.

Князь Прозоровский рассудил так: Стенька Разин со своею ватагою становился страшен, вольные казаки, черный люд и даже стрельцы клонились на его сторону. Что же касается его разбоев у персидского шаха да у татар, так их ему можно даже за службу зачесть, потому что от персов и татар постоянно доставалось и русским.

Приготовились его так встретить астраханские воеводы, и вдруг прибежали рабочие с митрополичьего учуга со страшною вестью, а следом за ними персидский купец, хозяин ограбленной бусы.