Андрей Дышев

* * *

1

– Я боюсь, – сказала она. – У меня дурное предчувствие.

Она опустила одну ногу в воду, которая из-за глубины и чистоты казалась темно-зеленой. Слабая волна лизнула ее белое колено, и Ольга торопливо отдернула ногу.

Олег излишне громко рассмеялся, потрепал жену по щеке и, подняв со дна лодки искалеченного краба, объявил:

– Я сделал ихтиологическое открытие! Если крабу оторвать все ноги и одну клешню, то оставшейся клешней он будет пытаться вставить свои оторванные ноги обратно. Как это называется? Инстинктивное стремление к регенерации?.. Смотрите все, показываю!

С отвратительным звуком он оторвал крабу членистую, утыканную щетинкой ногу, и дал крабу захватить ее клешней. Несчастный паукообразный, дергая от боли оставшимися конечностями, на мгновение стиснул свои пассатижи, но тотчас разжал. Нога с щелчком, как целлулоидный шарик, упала на дно лодки.

– Убери от меня эту гадость! – крикнула Ольга, замахиваясь на мужа. – Мне и так дурно…

Молодая супружеская пара, Олег и Ольга Ковальские, две буквы "О", как я помечал их в своем учетном журнале, на редкость подходили друг другу внешностью, несмотря на то, что девушка была на пол головы выше своего супруга – в этом был свой шарм. Что касается характеров, то не могу утверждать, что молодые жили ладно. Из их номера очень часто доносилась вялая перебранка и тихое всхлипывание Ольги. Впрочем, народная молва утверждает, что молодые бранятся – только тешатся.

Рыжая Марина, в отличие от Ольги, держалась уверенно и раскованно, словно лучшие свои годы провела под водой. Она грубыми, лишенными всякого кокетства движениями стянула с себя и кинула на дно лодки черную, заштопанную в нескольких местах длинную юбку, через голову сдернула сиреневую кофточку, оставшись в темном закрытом купальнике, который морщился и обвисал на ее худеньком теле, лишенном рельефа как у мальчика. Наверное, Марину донимали комары – ее спина была покрыта полосами расчесов и царапин, а нижние края ягодиц, выглядывающие из-под купальника, полыхали заревом с отчетливым отпечатком ладони.

Если бы я знал тогда, что значат эти царапины и отпечатки! Если бы я сумел логически сплести этот факт с другими, на первый взгляд, малозначимыми фактами – может быть, во всей этой грустной истории пролилось бы намного меньше крови.

Ольга, глядя на Марину, поняла, что отступать некуда. Она наверняка отказалась бы от подводной экскурсии у отвесных заповедных скал при легкой волне, не будь на лодке этой набожной, немного чудаковатой девчонки, перед которой стыдно было даже чертыхаться и поминать бога всуе.

Я поднял за лямку свой акваланг и закинул за плечи. Тяжелые баллоны ударили по спине, кран редуктора уперся в затылок. Моим клиентам еще предстояло впервые открыть для себя подводный мир, восхититься им и полюбить его. Мне же подводное плавание уже не приносило радости.

– Напоминаю еще раз, – сказал я, глядя на Ольгу, которая все еще боролась со своим дурным предчувствием. – На глубине существуют только два сигнала. Первый – "все отлично, о`кей!" – Я сложил из пальцев букву "О". – Второй – "мне надо наверх!" – Я показал кулак с оттопыренным вверх большим пальцем.

Я выволок из-под кормовой банки еще один акваланг. Тот громыхнул по железу как колокол.

– Мне этот не нравится, – сказала Марина. – У него цифры плохие! На "тринадцать" заканчиваются!

Так она еще и суеверная! – подумал я и, взглянув, на Ольгу, которая стягивала на затылке волосы алой ленточкой, спросил:

– А тебе нравится этот акваланг?

– Ой, не нервируй меня! – нервно ответила Ольга. – Мне все равно!

– Может быть, ты останешься? – спросил Олег жену, видя, что ее нервная система на пределе.

Та отрицательно покачала головой. Я впервые видел такую самоотверженную трусиху. Подводное плавание с аквалангом – безобидное развлечение, в котором доля риска ничтожно мала. Молодая жена, наверное, была слишком впечатлительна. Медленно, будто прощаясь с жизнью, она сняла с себя сарафан, оставшись в пронзительно-изумрудном купальнике, и посмотрела на акваланг, как на бомбу.

Я быстро, как хирург-стоматолог действует щипцами, накинул лямки акваланга на плечи молодой жены и опустил ей на грудь соединение шлангов с загубником. Олег поднял оставшийся акваланг с несчастливой цифрой "13" и, демонстрируя силу, легко подбросил его одной рукой и поймал плечом лямку.

Я натянул на ноги ласты, перелез через борт и по грудь опустился в воду. Марина перекрестилась, поклонилась скале и последовала за мной. Блаженны верующие! Молодожены еще прыгали по лодке, надевая ласты. Они были похожи на лунатиков, исполняющих танец маленьких лебедей. У Марины дрожал подбородок и посинели губы. Третьим в воду вошел Олег. Он где-то видел, что аквалангисты прыгают спиной назад и, проделав этот трюк без маски на лице, ушел под воду с головой. Потом он шумно сплевывал воду и сморкался.

Ольга опустилась в воду, придерживаясь за якорный трос, отчего моторка развернулась носом к скале и закрыла ее корпусом.

Я терпеливо ждал, когда все освоятся в воде и будут готовы воспринимать мои команды. Учительство требует железных нервов и умения видеть предмет глазами ученика. Призывая всех следовать за мной, я махнул рукой и нырнул. Некоторое время я видел лишь три пары ног, взбивающих воду ластами на фоне черного пятна лодочного днища, затем, растопырив ноги и руки, под воду опустился Олег. Воздух, который он выдыхал, перламутровыми пузырями струился из легочника, и казалось, что пузыри выходят из головы молодого мужа. Он осмотрелся, убедившись, что жив, свободно дышит и ему ничто не угрожает, качнул ногами и быстро пошел в глубину, проскользнув подо мной. Пришлось хватать его за лодыжку, притягивать к себе и демонстрировать нестандартный жест – поднести к маске кулак.

Затем рядом повисли девушки. Купальник Ольги цвета морской волны слился с донной синевой, и казалось, что ноги девушки плывут отдельно от туловища, и туловище – отдельно от плеч. Марина плясала, словно только что вылупившийся из икринки головастик. Она делала массу бесполезных и хаотических движений, переворачивалась вниз головой, кружилась волчком и, прижав голову к коленям, вращала медленное подводное сальто.

Я глубоко вздохнул, и воздушные пузыри с трамвайным грохотом, сотрясая баллоны, мягко окутали мой затылок. Привлекая всеобщее внимание, поднял руку. Мои ученики тотчас отреагировали, показывая, словно кукиши, сложенные пальцами буквы "О". О`кей – так о`кей, подумал я, не опекая молодоженов, которые, взявшись за руки, устремились под меня. Их коричневые тела преломились в солнечных лучах, которые золотыми спицами пронзали толщу воды и, оставляя за собой шлейф пузырьков, растаяли в тени исполинской мохнатой скалы, покрытой водорослями и гроздьями мидий.

Марина дрыгала худенькими ножками у меня перед глазами, и я чувствовал лицом теплый накат воды. Я хотел коснуться ее руки, чтобы успокоить, но неожиданно на вздохе в моем шланге захрипело. Водяные капли попали мне в горло, я с трудом сдержал спазматический кашель. Со мной такого никогда не случалось, и я подумал, что, должно быть, вода каким-то образом просочилась между зубами и загубником. Чтобы удалить из шланга воду, я сделал сильный выдох. Легочник задрожал от роя пузырей, которые пощекотали мне затылок. Ерунда, подумал я, все обойдется, и сделал глубокий вдох, но втянул в себя не воздух, а холодную воду.

2

Машинально вырывая изо рта загубник и глотая воду, я выскочил на поверхность, как ватерпольный мяч, хрипло вскрикнул и тотчас зашелся в кашле.

– Черт возьми! – ревел я, чувствуя испуг и стыд оттого, что едва не захлебнулся на глазах у своих учеников.

Я быстро пришел в себя и первым делом осмотрел шланг, болтающийся, как амулет, у меня на груди. Я ожидал увидеть глубокий разрыв, но внешне шланг выглядел целым.

– Что за ерунда? – вслух подумал я и хотел было сунуть загубник в рот и снова уйти под воду, как в нескольких метрах от меня шумно всплыла Марина и, сорвав с лица маску, стала кашлять и плеваться.

– Господи, господи, я чуть не утонула!! Я захлебнулась!! Мне в горло попала вода!!

Она отчаянно лупила руками по воде и пыталась скинуть баллоны. Я не успел поймать маску, которую Марина откинула в сторону, и та, сверкнув стеклом, быстро погрузилась в воду.

– Не психуй! – закричал я. – Успокойся! Плыви к лодке!

Она не слушала меня, продолжая изо всех сил раздавать волнам пощечины. Одна лямка соскочила с ее плеча. Опасаясь, что через мгновение вслед за маской под воду уйдут баллоны, я подхватил Марину под мышки и заорал ей на ухо:

– Прекрати дергаться!! Ты не тонешь!! Все в порядке!! Не скидывай акваланг!

Это не подействовало. Марина шарахнулась от меня, словно я намеревался окунуть ее в воду.

– Отпустите меня!! Все утонули, и я сейчас утону!! Не трогайте, не то я стану кусаться!!

Она извивалась в моих руках, словно огромная рыбина, и норовила залепить мне пощечину. Я опередил ее и несильно шлепнул девушку по щеке.

– Прекрати!! – с угрозой в голосе крикнул я. – Никто не утонул! Плыви на лодку!

Марина все еще отхаркивала воду, икала, всхлипывала и трясла головой, но позволила мне отбуксировать ее к лодке, которая покачивалась на волнах метрах в двадцати от нас. Когда она ухватилась руками за борт, я стащил с нее акваланг, перекинул его в лодку, а потом помог девушке забраться на борт. Она села на кормовое сидение, сжалась в комок. Ее подбородок крупно дрожал, рыжие волосы тонкими прядями налипли на лоб и щеки. В глазах Марины стоял мокрый ужас.

Я влез в лодку и подал ей полотенце. Марина не прикоснулась к нему. Тогда я повесил полотенце ей на голову и улыбнулся.

– Ну что, малышка, разок глотнула водички и испугалась?

Лишь бы не паниковала, не разнесла по всему побережью, что с нами случилось, думал я. Странно все же, что мы оба, почти одновременно хлебнули воды.

Я подтащил к себе свой акваланг и еще раз осмотрел шланги и загубник. Как-будто все цело. Никаких внешних повреждений не было заметно и на акваланге Марины. Приставил ко рту загубник, сделал вдох. В легочнике забулькала вода.

– Согрелась? – спросил я, стараясь не показывать своего волнения.

– Они утонули, – сказала Марина неожиданно споконым и твердым голосом.

– Кто? – зачем-то переспросил я.

– Оля и Олег.

– Не говори ерунды! – Я снисходительно усмехнулся, хотя от слов Марины мне стало не по себе. – Почему они должны были утонуть?

– Они захлебнулись. Как мы.

– Не выдумывай, – ответил я, уже не в силах справиться с леденящим чувством ужаса и, натянув на лицо маску, прыгнул в воду.

Без акваланга я не мог погрузиться на большую глубину. Кроме того, вода помутнела, в ней появилась взвесь, и я не смог ничего разглядеть. Вынырнул, отдышался и снова ушел под воду.

Я нырял раз десять, и с каждым разом мне становилось все страшнее. Не может быть, мысленно повторял, барражируя под водой вдоль скальной стены, не может быть. Не дай бог!

Когда у меня уже не было сил нырять, и перед глазами поплыли темные круги, я ухватился за борт лодки и повис на нем, не смея поднять на Марину глаза.

– Они, наверное, далеко уплыли, – произнес я, пытаясь убедить самого себя в этом. – Под водой можно плыть очень быстро. Я тебе точно говорю: они где-то там вышли на берег и отдыхают.

Марина вытирала полотенцем свои огненные волосы.

– Они уже у бога, – ответила она тем же бесстрастным голосом.

– Замолчи! – крикнул я. – Ты дура! Ты ничего не понимаешь!

– А вы убийца.

Я с силой врезал кулаком по лодочному борту и запрыгнул на моторку с такой прытью, словно меня за пятку лизнула акула. Марина испугалась. Она прижала мокрое полотенце к груди, прикрываясь им как щитом, и негромко заскулила.

– Включи свои глупые мозги, невеста бога! – закричал я, потрясая перед ее лицом кулаком. – Все акваланги были исправны, я вчера их накачивал воздухом и проверял!

– А мы? – упрямо твердила она, все еще со страхом глядя на меня. – А мы? Почему мы захлебнулись?

Я не ответил, скрипнул зубами и, раскачивая лодку, кинулся к кормовому люку, где стояли канистры с бензином и лежали инструменты. Взял отвертку, сел верхом на свой акваланг, словно намеревался кастрировать кабана, и принялся развинчивать легочник. Дюралевый колпачок со звоном покатился по металлическому полу. Я встал на колени, чтобы лучше рассмотреть резиновую мембрану, и в первое мгновение не поверил глазам. Тонкий резиновый кружок был разорван, как если бы его проткнули пальцем. Кривая линия разрыва шла от центра к краю.

Марина молча наблюдала за мной. Видя, что я чем-то шокирован, она не задавала вопросов, опасаясь моей бурной реакции. Я снова склонился над легочником. Ближе к центру резинка имела ровный и тонкий разрыв, очень напоминающий разрез, след бритвенного лезвия. К краю тянулась неровная дыра с рваными краями. Так мембрана могла порваться под воздействием сильного выдоха. Но она бы никогда не порвалась сама, если бы ее не надрезали.

Оттолкнув Марину, я схватил ее акваланг, выволок его на свободное место и, уже почти не сомневаясь в том, что сейчас увижу, стал яростно, срезая с винта стружку, орудовать отверткой.

– Так, – прошептал я, глядя на рваную мембрану, как на омерзительного морского гада. – И здесь надрез… Кто-то нехорошо пошутил. Очень нехорошо… Ты свидетель, запоминай все, что видишь.

Ничего не понимая, испуганная ожиданием страшной новости, Марина начала неистово креститься и что-то нашептывать. Я выпрямился и, покусывая губы, минуту рассматривал угрюмые черные скалы, обступившие бухту, потом сел за руль, запустил мотор и медленно повел лодку вдоль стены.

– Я видела, как Оля сорвала загубник и закрыла руками рот, – произнесла Марина. – А потом мне тоже попала в горло вода, и я поплыла наверх.

Лодка легла на правый борт, сделала крутой вираж и прошла обратно.

– А ты не врешь? – спросил я, не оборачиваясь.

– Не вру.

Давно со мной не случалось ничего подобного, подумал я. Кажется, на этот раз я вляпался очень серьезно. Лицензии на подводные экскурсии у меня нет. Акваланги – списанные, мне их добыл один знакомый мичман. Предупреждал: их надо отвезти в Симферополь и проверить в специальной лаборатории под высоким давлением. Я этого не сделал. Ограничился тем, что перебрал редукторы, легочники, краны, закачал по сто пятьдесят атмосфер и поплавал с каждым аквалангом на глубине. Теперь придется жестоко расплачиваться за самоуверенность. Без лицензии и лабораторной проверки аквалангов несчастный случай с клиентом будет расцениваться, как преступная халатность. Подсудное дело.

От избытка черных эмоций я рванул ручку газа, подняв лодку носом вверх, как коня на дыбы, и заглушил мотор. Несколько минут я неподвижно сидел, глядя на мутное стекло маски, покрытое крупными каплями, и прислушиваясь к истеричному вою растревоженных чаек. Бред, думал я, этого не может быть. Это слишком ужасно – два человека погибли сразу, в считанные минуты! Нет, нет, нет! Они могли далеко заплыть. Молодожены – счастливые и легкомысленные. Ольга кружилась в воде, как дельфин в брачном танце, а Марине показалось, что она сорвала загубник. Они наплаваются вдоволь и поднимутся на поверхность. Воздуха в баллонах – на полчаса. А прошло-то всего… прошло двадцать минут.

Я смотрел на часы. Цифры, показывающие секунды, мельтешили, корчились и кишели, словно черви. Время бежало с ускорением, и мне уже казалось, что я слышу его нарастающий вой. Бред, снова мысленно повторил я, не может быть. Сейчас я услышу всплеск воды, а вслед за этим восторженные крики Олега и Ольги: "Эй, на лодке! А вы про нас, наверное, уже забыли? Смотрите, сколько мы насобирали крабов! Сейчас будем им лапы отрывать!" А я медленно повернусь в их сторону и спокойно, без истерики, выскажу все, что о них думаю. И сегодня же выставлю их на улицу. Жить у меня они больше не будут, тем более, что вторую неделю не платят денег. Да, денег они не платят…

Какое-то неуловимое чувство коснулось души, словно на обожженную кожу нанесли прохладную смягчающую мазь. В самом деле, мне люди кажутся всегда намного проще, чем они есть на самом деле. Неделю назад молодоженов обокрали на городском пляже, унесли портмоне, в котором были все деньги и билеты на обратный путь. В ожидании почтового перевода из Москвы они попросили меня немного пожить в долг. Разве я мог отказать?

В то утро Валерий Петрович, мой самый богатый постоялец, который снимал двухкомнатный номер, по своему обыкновению появился во дворе кафе в белых шортах и майке цвета морской волны. Я думал, что он, как всегда, направится трусцой по безлюдным тропинкам, орнаментом вьющимся вокруг заброшенных археологических раскопок. Но Валерий Петрович сел на пластиковый стульчик и взглянул на меня.

– Как настроение? – вкрадчиво осведомился он.

– Ничего.

– Кошмар! Кошмар! – воскликнул он, сунув крепкие волосатые руки в карманы шортов. – Так я и думал! Весь ваш сервис ограничивается чистым бельем, вымытым полом и, так сказать, снедью, выложенной на вшивых общепитовских тарелочках.

Он, безусловно, чем-то возмущался, но тон его был настолько театральным, настолько пафосным и насыщенным, что складывалось впечатление, будто Валерий Петрович меня хвалит.

– Ведь вы даже не соизволили узнать, в чем причина слез моих соседей, этой прекрасной юной пары. Или сделали вид, что не заметили?

Я изо всех сил пытался понять, что Валерий Петрович от меня хочет, но у меня ничего не вышло.