© А. Дементьев, 2012

© ООО «Издательство «Эксмо», 2012

* * *

От автора

Эту книгу я составлял не как «Избранное» в привычном его понимании, а как поэтический документ времени, в котором я жил и живу вместе со своими читателями – старыми и молодыми, вместе со страной, много перенесшей за эти годы. Стихи, написанные в далекие и уже ушедшие времена, дороги мне прежде всего потому, что они хранят атмосферу тех лет и наши общие настроения.

По моему глубокому убеждению, лирика тоже может быть гражданским свидетельством эпохи, отраженной через душу поэта, через его личные муки и радости, сомнения и надежды. Ныне стало модным отрицать или охаивать все, что происходило когда-то с нами. Особенно стараются те, кто не знает ни того времени, ни его промахов и взлетов, ни его потерь и завоеваний. К сожалению, необразованность многих «новых русских» и пришедших к власти бизнесменов смещает акценты духовности и культуры в сторону хлесткого китча, в область вседозволенной пошлости и примитива. Не случайно на отечественном телеэкране можно узреть передачу с провокационным названием «Пушкин безнадежно устарел» или выслушивать амбициозные выкрики о том, что Петр Первый погубил Россию. Кто действительно губит Россию, так это как раз те самые ниспровергатели великой российской культуры, которая оказалась им не по зубам, потому что в свои юные годы и позже они не прочли мудрых книг, что делают человека человеком, а не авоськой, набитой глупостью и высокомерием. Те же, кто сознательно провоцирует общественное мнение, зная истинную цену нашей истории и высоким завоеваниям искусства и литературы, ибо достаточно грамотны и начитанны, те совершают двойной грех перед страной, перед ее будущим и особенно перед молодежью, которая легко может принять провокацию за истину.

Сейчас, слава богу, многое меняется. Многолюдие в книжных магазинах, переполненные залы на поэтических вечерах, интерес к прошлому и неприятие насилия и порноликования на телеэкранах – всегда было и остается нравственной нормой интеллигентных граждан России. Хочу напомнить, что Великая Римская империя рухнула именно из-за пресыщенности. Разврат, жестокость и вседозволенность погубили ее будущее, ибо общество не может существовать на зловонных пустотах. Россия понемногу справляется с напастями, с отчаянием и гнетом денежных мешков, куда рыночные умельцы безуспешно хотели запихать всю страну, предварительно переплавив ее богатства в личные золотые слитки.

Но вернемся к поэзии и к этой книге, которую я представляю на ваш суд, дорогие читатели. Не могу не признаться, как мне радостно от того, что отечественная поэзия востребована в это непростое и противоречивое время. За последние два-три года тиражи и моих книг невероятно возросли. Вышло двадцать семь изданий общим тиражом более двухсот тысяч экземпляров. Только в советские времена, когда книготорговая сеть работала слаженно и результативно, а все любители поэзии имели материальную возможность покупать книги, был подобный спрос на стихи, какой ощущается сейчас. Видимо, люди устали от насилия, стрельбы, от детективных историй и сусальных сериалов. «Душа обязана трудиться и день и ночь…» – сказал великий русский интеллигент Николай Заболоцкий.

И этот труд, связанный с подлинной литературой и с ее самой таинственной и незащищенной областью – поэзией, – приносит не только радость, но и совершенствует человеческую натуру. В последние месяцы я написал много новых стихов, некоторую часть которых включил в эту книгу. И, хотя «Избранное» предполагает уже отмеченные временем произведения, я все-таки рискнул предложить вашему вниманию и новые стихи, ибо они о нашей жизни, которая в любом своем периоде всегда была для меня «избранной».

Андрей Дементьев

Я родился на Волге…

 
Я родился на Волге,
Где в погожие дни
Нас баюкали волны
И будили они.
 

«Я родился на Волге…»

 
Я родился на Волге,
Где в погожие дни
Нас баюкали волны
И будили они.
Я вставал на рассвете,
Лодку брал и – айда!
Только Волга да ветер,
Может, знали куда.
 
 
Выходил, где хотелось.
Шел созвездьями трав.
Падал в мяту и вереск,
От восторга устав.
Слушал утренний гомон
И вечернюю тишь.
Лес глядел в сотни окон
Из-под зелени крыш.
Я любил его очень
За приветливый нрав,
За бессонницу сосен
И безмолвие трав.
 
 
…С той поры миновало
Столько лет, столько зим.
Как ни в чем не бывало,
Мы встречаемся с ним.
Он по-майски наряден,
Что гостям по душе.
И стучит тот же дятел
На своем этаже.
Узнаю эти тропы,
Тихий шепот осин,
И стволы высшей пробы,
И бездонную синь.
 

1964–2004

«Военное детство. Простуженный класс…»

 
Военное детство. Простуженный класс.
Уроки негромкие, словно поминки.
И булочки с чаем, как праздник для нас
И довоенные в книгах картинки.
 
 
Никто не прогуливал школу в тот год.
За это директор души в нас не чаял.
Мы были прилежны от горьких невзгод
Да, может, от булочек с жиденьким чаем.
 
 
Весной мы ходили копать огород,
Картошку сажали на школьном участке,
Чтоб как-то от голода выжить в тот год.
Но стали налеты на город все чаще.
 
 
Военное детство – потери и боль.
Уроки терпенья, уроки надежды.
Разрушенный бомбой забытый собор.
Примерка на вырост отцовской одежды.
 
 
И первая смерть… Брат погиб под Орлом.
И первые слезы, и пропуск уроков.
Но горе осилил наш старенький дом,
Когда постучались ребята к нам робко.
И робко расселись – средь фото и слов…
Да только ничто не исправишь словами.
И выложил класс из бумажных кульков
Заветные булочки плачущей маме…
 

2004

Волга

 
А я без Волги просто не могу.
Как хорошо малиновою ранью
Прийти и посидеть на берегу,
И помолчать вблизи ее молчанья.
 
 
Она меня радушно принимает.
С чем ни приду – с обидой иль бедой.
И все она, наверно, понимает,
Коль грусть моя уносится с водой.
 
 
Как будто бы расслабленная ленью,
Течет река без шума и волны.
Но я-то знаю, сколько в ней волненья
И сколько сил в глубинах тишины.
 
 
Она своих трудов не замечает.
Суда качает и ломает лед.
И ничего зазря не обещает.
И ничего легко не отдает…
 

1966

«Мне приснился мой старший брат…»

 
Мне приснился мой старший брат,
Что с войны не пришел назад.
Мне приснилось, что он вернулся –
 
 
Невредимый и молодой.
Маме радостно улыбнулся:
– Я проездом… А завтра в бой. –
 
 
Мать уткнулась ему в ладони…
– Что ты, мама! Ну, как вы здесь? –
По глазам угадав, что в доме
Хлеба нету, да горе есть.
 
 
– Угостить тебя даже нечем.
Если б знать – я сменяла б шаль… –
– Что ты! Разве я шел за этим?! –
– Не за этим… А все же жаль,
Что вот так я встречаю сына. –
 
 
Брат достал фронтовой паек,
На две равные половины
Поделил он его, как мог.
– Это вам… –
И, взглянув на брата,
Я набросился на еду.
– А теперь мне пора обратно.
А теперь я ТУДА пойду.
Завтра утром нам всем в атаку.
В ту, последнюю для меня… –
 
 
И тогда я во сне заплакал,
Не укрыв его от огня.
 

1960

«Я помню первый день войны…»

 
Я помню первый день войны…
И страх, и лай зениток.
И об отце скупые сны –
Живом, а не убитом.
 
 
Война ворвалась стоном – «Жди…»
В бессонницу солдаток.
Еще все было впереди –
И горе, и расплата.
 
 
А ныне добрая земля
Покрыта обелисками.
Война кончалась для меня
Слезами материнскими.
 
 
И возвращением отца.
И первым сытным ужином…
 
 
Но до сих пор ей нет конца
В душе моей контуженой.
 

1965

Утро победы в калинине

 
Весть о Победе разнеслась мгновенно…
Среди улыбок, радости и слез
Оркестр Академии военной
Ее по шумным улицам понес.
 
 
И мы, мальчишки, ринулись за ним –
Босое войско в одежонке драной.
Плыла труба на солнце, словно нимб,
Над головой седого оркестранта.
 
 
Гремел по переулкам марш победный,
И город от волненья обмирал.
И даже Колька, озорник отпетый,
В то утро никого не задирал.
 
 
Мы шли по улицам, родным и бедным,
Как на вокзал,
Чтобы отцов встречать.
И свет скользил по нашим лицам бледным.
И чья-то громко зарыдала мать.
 
 
А Колька, друг мой,
Радостно и робко
Прохожим улыбался во весь рот,
Не зная, что назавтра похоронка
С войны минувшей на отца придет.
 

1973

Баллада о матери

 
Постарела мать за двадцать лет.
А вестей от сына нет и нет.
 
 
Но она все продолжает ждать.
Потому что верит. Потому что мать.
 
 
И на что надеется она?
Много лет, как кончилась война.
 
 
Много лет, как все пришли назад.
Кроме мертвых, что в земле лежат.
 
 
Сколько их в то дальнее село,
Мальчиков безусых, не пришло.
 
 
Раз в село прислали по весне
Фильм документальный о войне.
 
 
Все пришли в кино – и стар, и мал.
Кто познал войну и кто не знал.
 
 
Перед горькой памятью людской
Разливалась ненависть рекой.
 
 
Трудно было это вспоминать.
Вдруг с экрана сын взглянул на мать.
Мать узнала сына в тот же миг.
И пронесся материнский крик:
 
 
– Алексей, Алешенька! Сынок… –
Словно сын ее услышать мог.
 
 
Он рванулся из траншеи в бой.
Встала мать прикрыть его собой.
 
 
Все боялась – вдруг он упадет.
Но сквозь годы мчался сын вперед.
 
 
– Алексей! – кричали земляки. –
– Алексей, – просили, – добеги…
 
 
Кадр сменился. Сын остался жить.
Просит мать о сыне повторить.
 
 
И опять в атаку он бежит.
Жив-здоров, не ранен, не убит.
 
 
Дома все ей чудилось кино.
Все ждала – вот-вот сейчас в окно
 
 
Посреди тревожной тишины
Постучится сын ее с войны.
 

1966

«Люблю пейзаж проселочных дорог…»

 
Люблю пейзаж проселочных дорог
С их живописными изгибами,
С белесой пылью из-под ног…
 
 
Как жаль – всему приходит срок –
Проселки под асфальтом сгинули.
 
 
Но если вдруг в чужой стране
Я натыкаюсь на проселок,
Вновь возвращается ко мне
Былая память дней веселых –
С тверской рыбалкой поутру,
Но чаще все ж – с грибным скитаньем.
И с благодарностью костру,
Когда гроза в лесу застанет…
 
 
Люблю пейзаж проселочных дорог.
Как жаль – всему отпущен срок.
 

1999

Мой хлеб

Тверской областной библиотеке имени А. М.Горького

 
Я с книгой породнился в дни войны.
О, как же было то родство печально!
Стянув потуже батькины штаны,
Я убегал от голода
В читальню.
 
 
Читальня помещалась в старом доме.
В ту пору был он вечерами слеп…
Знакомая усталая мадонна
Снимала с полки книгу,
Словно хлеб.
 
 
И подавала мне ее с улыбкой.
И, видно, этим счастлива была.
А я настороженною улиткой
Прилаживался к краешку стола.
 
 
И серый зал
С печальными огнями
Вмиг уплывал…
И всё казалось сном.
Хотя мне книги хлеб не заменяли,
Но помогали забывать о нем.
Мне встречи те
Запомнятся надолго…
И ныне –
В дни успехов иль невзгод –
Я снова здесь,
И юная мадонна
Насущный хлеб
Мне с полки подает.
 

1965