Ну что же, баловень судьбы, иди взгляни

На то, как тень «Летучего голландца»,

Которым неизбежно станешь ты,

Уходит в море медленным посланцем

Окутанной туманами беды.^[1]

Группа «Jethro Tull». Flying Dutchman

Проснулся утром, голову побрил,

Когда дошло, что натворил,

Я был уже немного неживым.

Охранник в Эдемском саду

Задал всего один вопрос:

«Надеюсь, ты с собой принес?..

Ты знаешь, что имеется в виду».^[2]

Группа «King Crimson». ProzaKc Blues

Часть первая
На пути к маяку

1

Я был в таком месте, о котором ничего нельзя рассказать, и вот меня разбудил телефонный звонок. Вначале я не понимал, что это, откуда доносятся тревожные звуки, а когда понял, внутри все застыло в ожидании: что теперь? кто на этот раз?

Я уже нахожусь в том неромантическом возрасте, когда от ночных звонков не ждешь ничего хорошего. Да, иногда меня терзает бессонница; случается, я пишу по ночам, но, если бы это зависело от меня, я выбрал бы спокойный сон с двадцати трех до пяти, а вдохновляться предпочел бы на свежую голову. К сожалению, все реже голова бывает свежей. Это не поэтический экспромт, а констатация прозаического факта.

Я хоть и ленив, но еще не настолько стар, чтобы поставить телефон возле кровати. Луна за окном светила так ярко, что я различал стрелки на циферблате настенных часов. Было около двух. Дай бог, чтобы кто-то ошибся номером. Это я переживу. Ничего страшного, засну снова.

Я прошаркал к аппарату, стараясь не наступить на Зака – этот пес не имеет постоянного места и спит где попало. Странная собака, которая, наверное, думает обо мне: странный хозяин. Иногда у меня возникает ощущение, что я для него и не хозяин вовсе, а кто-то вроде случайного встречного, тоже пережидающего плохие времена в тихом месте. Учитывая обстоятельства, при которых он попал ко мне, это вполне могло оказаться правдой.

В шаге от телефонного аппарата я едва не поддался искушению развернуться и направиться в туалет. Физиологический позыв был слабоват, но с мочевым пузырем договориться иногда проще, чем с неизвестностью. Не тянул ли я время? Ну правильно, пытался. Есть у меня такой грешок – все чаще выбираю бездействие, а затем гадаю, постиг ли я мудрость недеяния или попросту струсил. Я надеялся, что тот, на другом конце провода, отвяжется, потеряет терпение… или потеряет надежду. Последняя мысль была моей ошибкой. Я угодил в ловушку долга. Никому не хочется быть последним человеком, которому какой-нибудь самоубийца звонил перед смертью и не дозвонился. Нельзя давать бессоннице еще один повод для визита – у нее на руках и без того слишком много козырей.

Я снял трубку:

– Алло?

– Илья, это ты? – Голос Елены, жены Давида.

– Я.

– Давид пропал.

Так, начинается.

– С чего ты взяла?

– Его мобильный не отвечает. Он не звонил мне уже больше двух недель. Я попросила Марка связаться с ним по электронной почте и этому… как его…

– Скайпу?

– Да.

– Ну и что?

– Ну и ничего. Я чувствую: что-то случилось.

Это аргумент. Лет двадцать назад я попросту отмахнулся бы или сказал ей: «Не бери в голову», – но с тех пор кое-что изменилось. Я стал осторожнее. А кроме того, теперь гораздо больше доверяю интуиции. Чему еще доверять, когда традиции истлевают и жизнь становится все абсурднее?

– Давай по порядку, – я попытался ее успокоить. – Когда ты видела его в последний раз?

– Перед отъездом на этот его дурацкий маяк, месяц назад. Потом он звонил оттуда пару раз, говорил, что скоро вернется и что книга продвигается отлично.

– Какая книга? – ляпнул я и спохватился: – А, ну да, ну да.

Но было поздно.

– А разве… – начала Елена, затем на том конце провода повисла зловещая пауза. Я ругал себя последними словами.

– Илья, – сказала она наконец голосом, остывшим до точки замерзания, – я все поняла. Вы с ним не пишете никакой книги! – (Если бы она знала, до какой степени права.) – Этот ублюдок меня обманывает, а ты, сучий потрох, его покрываешь! Если ты сейчас же…

– Ну-ну, полегче! – оборвал я ее, пока она не разошлась. Хуже женской истерики может быть только мужская сплетня. – Никто тебя не обманывает, а если и обманывает, то я здесь ни при чем. Да, на этот раз он решил что-то там накалякать без меня, ну и какого хрена ты орешь?!

Я сам начал заводиться. Где-то за спиной недовольно заворчал Зак. Вот поганец. Надо будет напомнить ему при случае, кто у кого живет. У пса мерзкий характер, но к Давиду он относился терпимо. Тот называл его Заккарией, а иногда Захером.

– Так, ладно, – сказала Елена неожиданно деловым тоном. – Если ты сейчас мне врешь, я тебя больше не знаю и знать не хочу. А если не врешь, то помоги.

– Чем же я могу тебе помочь?

– Скажи, где находится этот долбаный маяк.

Приехали. Я очутился между двух огней. Давид мне друг, а все истины относительны. Ну и что прикажете делать в такой ситуации? Впрочем, даже спросонья, пойманный врасплох посреди ночи, я понимал: сдавать маяк нельзя. Тут надо кое-что пояснить. Несмотря на явную и вполне искреннюю приверженность «семейным ценностям», Давид сумел ловко обустроить свое жизненное пространство и оградить его от вторжения посторонних. Что касается творческого процесса, тут посторонними считались даже его обожаемые домочадцы, и в некоторые места им доступа не было. «Иначе я просто не написал бы ни строчки, – говорил он. – Старый Рафа торчал бы у меня в кабинете и поминутно лез бы смотреть порносайты, а Ленка сверлила бы башку насчет благоустройства дачи…» Ну и так далее.

По старой привычке я пытался тянуть время:

– Зачем? Ты собираешься туда поехать?

– Да!

– Плохая идея. Это довольно отдаленное место, и добраться туда не просто. Давид специально выбирал, чтобы его там никто не беспокоил. А если он просто выбросил мобилу и пишет, как проклятый? Представляешь, что он с тобой сделает, когда тебя увидит? А меня так просто с дерьмом смешает…

– Чем дальше, тем я сильнее убеждаюсь, что ты, падла, его покрываешь.

– Закрой пасть, Елена. – Настал момент выложить главный козырь. Тем более что мой старый, но все еще надежный «ниссан патрол» со вчерашнего дня был снаряжен в путь. – Я сам туда съезжу и все выясню.

Такого поворота она не ожидала. Еще недавно я тоже от себя такого не ожидал. Однако бывают обстоятельства, когда даже лежачему камню приходится отправляться в дорогу.

– Нет, – заявила Елена, переварив мое предложение. – Я хочу видеть тварь, с которой он кувыркается.

– Что ты несешь? Нет никакой твари. Есть только книга, которую надо сдать до конца месяца.

Пока говорил, я сам в это верил. Ну, почти верил.

– А то что будет? – спросила она тихо.

– В смысле?

– Что будет, если вы с ним, а вернее, он не закончит книгу в течение месяца?

– Неустойка, – начал сочинять я. – Штрафные санкции. Очень плохо для репутации. Как ты знаешь, в октябре – Франкфурт…

– Не верю, – сказала она. – Не верю ни единому слову. Я еду с тобой.

Оп-па. Только этого мне не хватало – Елены на переднем сиденье. Учитывая, что это место давно облюбовал мой пес, поездочка получилась бы та еще. Меня это категорически не устраивало. Достаточно и того, что я вообще оторвал задницу от любимого дивана. При всем уважении, жена Давида в больших дозах мне противопоказана. Я не знаю, что с ней делать и как себя вести. На мой вкус, она не настолько привлекательна, чтобы соблазнять ее, рискуя хорошими отношениями с моим номинальным соавтором. А видеть в этой женщине просто собеседника, друга, советчика – нет уж, увольте.

В общем, я не смог придумать ничего лучше, кроме как пообещать ей все, что она хотела, и выехать пораньше. Без нее, разумеется.

Кажется, она заподозрила нечистую игру, но, слава богу, мы живем в разных концах города, а их машину наверняка взял Давид. Правда, существовали такси, но тут уж я вывернулся наизнанку, чтобы убедить ее до утра не дергаться, а затем подробнейшим образом обсудил с ней, где, когда и в какой позе я буду ждать ее на своем «ниссане» и что нужно взять с собой, чтобы успешно одолеть трудности дальнего пути.

Под конец она чуть ли не прониклась ко мне благодарностью – мне явно удалось ее обнадежить. Я чувствовал себя сволочью и понимал: пропал остаток ночи. Хоть собирайся и езжай прямо сейчас. Но я ненавижу, когда нарушаются мои планы, даже вынужденные, даже в мелочах. Кроме того, я испытывал нешуточную тревогу, которая за пределами дома, в ночной темноте, грозила перерасти в беспричинную панику. Хотя, если я не осознавал причин, это не значит, что их не было. В любом случае, я надеялся, что, как это случалось прежде не раз, при утреннем свете морок рассеется и пресс обязательств покажется легкой озабоченностью.

Ждать оставалось недолго – пару часов. Я включил торшер и уселся в старое, идеально продавленное под мой геморрой, кресло, в котором обычно читаю или слушаю музыку. Зак тотчас взобрался на освободившийся диван и развалился на нем лапами кверху. Ну ладно, так и быть, почему не побалдеть напоследок. Настроения читать у меня не было; я решил послушать что-нибудь ночное, меланхолическое, соответствующее текущему моменту. Выбрал Торда Густавсена, под которого и продремал до рассвета.

2

Я стоял над унитазом, когда раздался следующий звонок. Грешным делом подумалось, что это сучке Елене не терпится и она решила меня простимулировать. В принципе, время от времени я действительно нуждаюсь в побудительных пинках. Но не сегодня. До телефона я добрался примерно после двадцатого звонка. Приготовился отбивать атаку взвинченной женщины, снял трубку, рявкнул «Да!» – и услышал голос Марка, который выпалил, глотая половину звуков:

– Дядя Илья, мама в больнице, подозревают инфаркт.

Ну что вам сказать? Если буду отрицать, что испытал облегчение, вы все равно не поверите, а если признаюсь в нехристианских чувствах, рискую прослыть маленьким чудовищем, относительно безопасным только благодаря своей исключительной лени. Короче говоря, я уже бормотал слова сочувствия, когда шестнадцатилетний оболтус вдруг заявил:

– Я еду с вами.

Значит, за минувшие пару часов она успела рассказать сыну о нашей договоренности, как следует накрутить его и заработать сердечный приступ. Когда меня припирают к стенке, я начинаю отчаянно сопротивляться – просто из принципа.

– Нет, дорогой, – сказал я с лицемерной заботой, – а как же мама? Нельзя оставлять ее сейчас…

– За ней присмотрят дед и бабушка. Самое главное, что я могу для нее сделать, это найти отца.

– Это она тебе сказала?

– Она в реанимации, меня к ней не пускают.

– Извини. – Ясно было, что парень растерян и подвержен диаметрально противоположным порывам. Я постарался направить его юную нерасплесканную энергию в нужное мне русло. Когда семья большая и дружная (а у Давида семья именно такая) и все готовы горой постоять друг за друга, не так-то легко увернуться от последствий их трогательной взаимной заботы. – Я поеду сам и сделаю все, что смогу. Буду держать тебя в курсе. Ты номер своего мобильного не менял?

– Нет.

Я заверил парня, что, если его отец действительно исчез и я нападу на какой-нибудь след, то сразу же ему сообщу.

Положив трубку, я решил побыстрее отправиться в путь, пока моим намерениям не помешал очередной звонок. Позавтракать можно и в дороге. Я ограничился чашкой крепкого кофе, а также залил полный термос на перспективу. Зак к тому времени уже окропил абрикосовое дерево в моем старом заброшенном саду и намекал, что неплохо бы пожрать, то есть с грохотом возил по полу свою миску. Пришлось покормить проглота, который никогда не бывает сытым.

Пока он набивал брюхо, я закрыл окна, проверил газ, заднюю дверь и опустил роллеты. В доме нет ни денег, ни драгоценностей, но мне очень не хотелось бы, чтобы какой-нибудь дегенерат насрал на мой сильно потертый ковер или утащил мою стереосистему, не говоря уже о книгах, виниловых пластинках и компакт-дисках, которые я собирал долгие годы. Дело не в иллюзиях материального свойства; я прекрасно знаю, что это всего лишь бумага, куски фольги и пластика, а то, что на них запечатлено, – не более чем мое лекарство от пустоты и скуки, может быть, даже галлюциноген, уводящий от реальной жизни. Но у меня было предчувствие, что очень скоро я столкнусь с так называемой реальной жизнью лоб в лоб, и у меня это, черт возьми, не вызывало ни малейшей радости. Да, не вызывало ничего, кроме раздражения и заведомой усталости.

Напоследок я обвел взглядом комнату и, конечно, не избежал писательского соблазна «покачать» ситуацию. Явилась мысль: возможно, ты видишь это в последний раз. Я поспешно ее прогнал. Дьявола нельзя провоцировать; с ним можно до поры до времени играть в прятки – но, если играешь, тогда, по крайней мере, сиди тихо и не высовывайся.

Я вывел из гаража «патрол», запер ворота и двери. На часах было шесть с минутами. «Ну, с богом», – сказал я самому себе и выехал на дорогу. Пока дом не скрылся из виду, Зак смотрел назад и тихо поскуливал. Такого с ним раньше не бывало. Не оглядывайся на дом свой, пес.

3

Чтобы немного взбодриться, я включил FM-станцию, передававшую рок, и дал себе слово, что хотя бы попытаюсь получить от удовольствие от поездки, чем бы она не закончилась. Я еще помнил времена, когда был менее тяжел на подъем, а на том месте справа от меня, где сейчас лежит этот блохастый кобель, сидела Ирка. М-м-м, Ирочка… Мечта, а не женщина. Я имею в виду, мечта закоренелого холостяка. Она никогда ничего не требовала, ни на чем не настаивала, ничего никому не доказывала. Она просто была – и спасибо ей за это. За десять лет знакомства мы с ней ни разу не поссорились. Не возникало даже малейших напрягов, несмотря на мой махровый эгоизм и здоровенных тараканов в черепной коробке. Только не ждите от меня дешевой романтики, типа Ирочка погибла в автокатастрофе, и теперь я, одинокий и никем не понятый, хожу поплакать на ее могилку и тщетно ищу ее образ в каждой встречной женщине. Ничего подобного. Ирка жива-здорова (и дай ей бог всего самого-самого), обитает в Канаде, имеет свой книжный магазин и время от времени зовет меня к себе. Мне нравится думать, что у меня есть запасной аэродром. Может, когда-нибудь я, старый дурак, наконец брошу все, полечу к ней и забуду в ее объятиях о несбывшихся мечтах и самой смерти. Что меня здесь держит? Уж, во всяком случае, не басня о том, что писатель должен жить на родине, – достаточно вспомнить Набокова. Но об этом позже. Надеюсь, вы поймете. Хотя чаще всего я и сам себя не понимаю.

«Патрол» все еще неплохо чувствовал себя на трассе, а вот мой кошелек после первой же заправки почувствовал себя гораздо хуже, учитывая аппетит трехлитрового движка и нынешние цены на горючее. По моим прикидкам, денег должно было хватить на дорогу туда и обратно, но непредвиденные расходы могли пробить в бюджете черную дыру. Я думал об этом с содроганием. Не те времена, чтобы ездить автостопом, да еще со злобного вида дворнягой. «Эй, – сказал я себе, – это ты так получаешь удовольствие?»

Я отключил мозги и присмотрелся к пейзажу. То ли у меня проблемы с восприятием, то ли это проклятая богом страна – хоть убей, я не видел ничего, что радовало бы глаз. Вероятно, могла бы порадовать природа, если бы не была до такой степени искалеченной, отравленной, загнанной в резервации. По обе стороны шоссе возникали то убогие фермы, то уродливые крепости новых феодалов, то посадки маленьких сосен – будущих жертв Нового года, то останки горелого леса. Только в небе еще сохранилась иллюзия свободы: облака плыли от края до края, да изредка мелькала быстрая птица. Последний раз я проезжал этой дорогой года три назад, и с тех пор мало что изменилось, а если изменилось, то к худшему.

Но кафе «Отдых» пока стояло на месте, его не прикрыли из-за недостатка клиентуры и не сожгли бандиты. Помнится мне, тут кормили вкусно и сравнительно недорого, что сейчас большая редкость. Я зарулил на стоянку и поставил машину с краю, так, чтобы из нее не было видно входа в кафе, однако Зак уже понял, чем для него дело пахнет, уставился на меня и угрожающе зарычал.

– Какого хрена? – сказал я. – Пожру и тебе принесу. Пятнадцать минут, не больше.

В ответ он схватил зубами ручку переключения передач и выдернул ее из сочленения. Ручка была обычной только с виду. На самом деле она сделана на заказ и представляет собой рукоять стилета, клинок которого в замкнутом положении полностью спрятан внутри полого рычага. Таким образом, в критический момент ручка быстро и неожиданно для нехорошего попутчика может превратиться в оружие. До сих пор критический момент не наступал, и я надеюсь, никогда не наступит. Я не беру попутчиков. Принципиально.

– Ладно, ну тебя к дьяволу. – Я не без труда забрал у Зака опасную игрушку, достал поводок и пристегнул карабин к ошейнику. После чего вылез из машины и направился с упрямым псом в близлежащий лесок, где он изнурительно долго метил территорию. В конце концов мне все-таки удалось притащить его обратно к машине и привязать к переднему бамперу. Не без злорадства бросив «Охраняй!», я оставил его скрежетать зубами и зашел в кафе.

Обстановка здесь была прежняя, меню знакомое, цены вменяемые. Обслуживала та же приветливая официантка. В небольшом зале сидело несколько дальнобойщиков, парочка ссорящихся влюбленных и одинокий байкер, чей «чоппер» я приметил на стоянке. Из подвешенного под потолком телевизора изливался поток говна, которое зовется новостями и заставляет поверить в то, что ты заперт в психушке размером с планету.

Подошла официантка; я заказал себе завтрак и пакет на вынос. Пока ждал выполнения заказа, украдкой разглядывал байкера. Меня всегда интересовала эта братия, только не те ее представители, что днем сидят в банках и офисах, а ночью выезжают попижонить и верят в то, что, оседлав «чоппер», они имеют свободу сзади. Этот, кажется, принадлежал к другой породе, в наше время совсем малочисленной, практически вымершей в эпоху GPS. Он выглядел как последний призрак безвозвратного прошлого. На нем была потертая, запыленная и потрескавшаяся кожаная куртка с волчьей головой на рукаве, а спину его я не видел, потому что он сидел ко мне боком. Я бы дал ему лет шестьдесят, хотя борода и морщины возле глаз, возможно, сильно его старили.