Посвящается Симоне

Если выбирать между Фаустом и Прометеем, я предпочитаю Прометея.

Бальзак

Введение

Перед вами – жизнеописание Бальзака. Жизнеописание, а не критическое исследование. Филипп Берто сказал все о взглядах Бальзака на религию; Курциус, Ален, Гаэтан Пикон – о мировоззрении Бальзака; Бернар Гийон, Доннар, Вюрмсер – об отношении Бальзака к жизни социальной; Жан Помье, Морис Бардеш, Пьер Лобрие – о творчестве Бальзака; Пьер Абраам, Фелисьен Марсо, доктор Фернан Лотт – о персонажах Бальзака; Роже Пьерро и Жан А. Дюкурно – о переписке Бальзака. Марсель Бутерон сказал все обо всем. Целая когорта отлично знающих предмет бальзаковедов – от Мари-Жанны Дюрри до Пьер-Жоржа Кастекса, от Пьера Моро до Антуана Адана, от Мориса Регара до Сюзанны Ж. Берар, от Мадлен Фаржо до Мари-Анны Мейнингер и многих других, которых я упомяну в свое время, – занималась его произведениями: они писали предисловия к романам Бальзака или рассматривали дотоле мало изученные стороны его творчества. Ни один писатель, если не считать Шекспира, не вызывал такого поклонения, и ни один писатель не был в такой мере этого достоин. Бальзака изучали и будут исследовать впредь, как изучают и исследуют мир, потому что он и есть целый мир.

Жизнеописания Бальзака, которыми мы располагаем (а среди них есть и весьма примечательные, например книги Андре Бийи и Стефана Цвейга), появились еще до расцвета научного бальзаковедения. Я сделал попытку подвести некий итог. Кое-кто скажет: «Что нам до жизни Бальзака? Важны только его творения». Этот старый спор мне всегда представлялся пустым. Мы знаем, что творчество писателя нельзя объяснить только его жизнью; мы знаем, что самые значительные события в жизни творца – это его произведения. Но жизненный путь великого человека и сам по себе представляет огромный интерес. Бальзак, в основе философии которого лежала идея единства мира, не раз говорил, что «таинственные законы плоти и чувства» управляют творчеством, как и жизнью. Казалось бы, трудно отыскать точки соприкосновения между творцом, порождающим собственный мир, и веселым толстяком, которого забавляют каламбуры. И все же это необходимо сделать. В силу непрестанного взаимопроникновения поступки, мысли, встречи Оноре де Бальзака питали «Человеческую комедию». Мы постараемся рассмотреть некоторые аспекты этой таинственной алхимии.

Бальзак хотел быть секретарем современного ему общества; я здесь выступаю лишь в роли секретаря Бальзака. Вполне понятно, что я не разделяю всех его политических и религиозных взглядов, но разве дело в этом? Установить, был он прав либо не прав в том или ином случае, – дело моралистов. «С великими писателями не спорят, – учил нас Ален, – к ним испытывают признательность за то, что они нам дают». Да и кто отважится судить Прометея? Бальзак был то святым, то каторжником, то честным, а то подкупленным судьей, министром, светским щеголем, куртизанкой, герцогиней и всегда – гением. Мы покажем его в минуты творческого экстаза и в такие минуты, когда, «подобно моряку, вернувшемуся в порт», он предается веселью. «Ткань нашей жизни соткана из перепутанных нитей, добро и зло соседствуют в ней». Это справедливо в отношении Бальзака, как и в отношении любого из нас.

Читатель найдет в конце книги указания на источники, которыми я пользовался. Я выражаю особую признательность Мадлен Фаржо, соблаговолившей прочесть всю мою рукопись и передать мне множество еще не опубликованных документов; я приношу благодарность Андре Шансерелю, Роже Пьерро – за его превосходные биографические заметки и Морису Бардешу, чье великолепное издание сочинений Бальзака, опубликованное «Клюб де л’Оннет Ом», было для меня просто бесценным; я глубоко благодарен моей жене, которая поддерживала меня все то время, какое я посвятил этому обширному труду, и, конечно же, заслуживает упоминания в ряду ученых-бальзаковедов. Наконец, я хочу здесь воздать должное двум ныне уже покойным людям, без которых никогда бы не возник замысел этой книги: Марселю Бутерону, ибо он первый приобщил меня к богатствам собрания Шпельбера де Лованжуля^[2], и моему учителю Алену, который некогда, открывая мне глаза на окружающую жизнь, побудил меня броситься очертя голову в мир «Человеческой комедии». Больше я этого мира не покидал. Возраст уже не позволяет мне строить широкие планы и вести долгие научные изыскания. Это моя последняя биографическая книга. И меня радует, что ее героем стал Бальзак.

А. М.

Часть первая
Восхождение

Поговорим немного о Бальзаке, это так благотворно.

Жерар де Нерваль

I. Бернар-Франсуа Бальзак, или Тур в годы правления Бонапарта

Второй такой семьи, как наша, во всем свете не сыскать.

Бальзак

В 1799 году, когда родился Оноре Бальзак, Франция словно выздоравливала после опасной болезни. Десять лихорадочных лет породили в стране отвращение, беспокойство и усталость. Участники плебисцита почти единодушно высказались за установление Консульства. Нацию не подвергли насилию; она подчинилась по собственной воле. Католики хотели спокойно отправлять обряды. Разбогатевшие якобинцы приняли, хоть и не без саркастической усмешки, восстановление церковного культа в надежде сохранить свои доходы. В Туре, административном центре провинции, живописно расположенном на берегу красивой реки, замирение было встречено одобрительно. В 1801 году Бонапарт назначил сюда префектом генерала де Помереля; при старом режиме Померель, который впоследствии оказался умелым администратором, был артиллерийским офицером и сотрудничал в Энциклопедии. Первый консул сохранил к нему признательность, ибо тот во время экзаменов в военном училище Бриенна высоко оценил познания юного Наполеона.

Генералу-префекту пришлось приспосабливаться к политике правительства в области религии. Он открыл двери кафедрального собора Святого Гасьена священникам, которые пожелали отслужить там благодарственный молебен, затем восстановил в правах архиепископа, монсеньора де Буажелена, и вручил ему ключи от этого храма, обратившись к церковному сановнику с патриотической речью, посвященной Конкордату. Архиепископ удовольствовался тем, что весьма холодно ответил префекту несколькими словами, не имевшими отношения к столь важному событию.

Оба этих человека впоследствии часто вступали в конфликт. Архиепископ требовал возвращения колоколов кафедрального собора, снятых по решению мэрии; он хотел, чтобы убрали фригийские колпаки с церковных колоколен и заменили их крестами. Префект послал запрос министру, и правительство, более терпимое, чем местные якобинцы, возвратило колокола всем церквам провинции, ибо такие требования поступали отовсюду. Министр юстиции сделал Померелю выговор за то, что префект своей властью запретил какому-то священнику временно отправлять службу: «Поведение священника следовало осудить, однако было бы правильнее и уместнее не прибегать сразу же к административным мерам, а прежде снестись с его высокопреосвященством архиепископом Турским, с каковым вам и надлежит впредь советоваться в подобных случаях, дабы ваши действия оказывали умиротворяющее и благотворное воздействие на общественное мнение».

Такого рода столкновения, должно быть, немало влияли на карьеру Бернара-Франсуа Бальзака (отца Оноре) – друга и фаворита префекта.

Один довольно забавный эпизод проливает свет на образ мыслей генерала де Помереля. Дело касалось Агнессы Сорель, любовницы Карла VII, гробница которой сначала помещалась возле алтаря церкви в Лоше; затем, после смерти короля, гробница была перенесена монахами в боковую капеллу и частично разрушена во время революции. Префект принял решение реставрировать надгробную статую «дамы из Ботэ» и торжественно водрузить ее в одной из башен замка в Лоше. Он самолично составил надпись, которую надлежало высечь на саркофаге:

МОНАХИ ЛОША, ОБОГАЩЕННЫЕ ЕЕ ДАРАМИ,

ПРОСИЛИ ЛЮДОВИКА XI

РАЗРЕШИТЬ ИМ ПЕРЕНЕСТИ ГРОБНИЦУ

ПОДАЛЬШЕ ОТ АЛТАРЯ.

«Я СОГЛАСЕН, – ОТВЕЧАЛ ОН, – НО ВЕРНИТЕ ДАРЫ».

ГРОБНИЦА ОСТАЛАСЬ НА МЕСТЕ.

АРХИЕПИСКОП ТУРА, ЧЕЛОВЕК МЕНЕЕ СПРАВЕДЛИВЫЙ,

ПЕРЕНЕС ГРОБНИЦУ В БОКОВУЮ КАПЕЛЛУ.

ВО ВРЕМЯ РЕВОЛЮЦИИ ОНА БЫЛА ТАМ РАЗРУШЕНА.

ЛЮДИ ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЕ СОБРАЛИ ОСТАНКИ АГНЕССЫ,

И ГЕНЕРАЛ ПОМЕРЕЛЬ,

ПРЕФЕКТ ДЕПАРТАМЕНТА ЭНДР И ЛУАРА,

ВОЗДВИГ МАВЗОЛЕЙ ЕДИНСТВЕННОЙ ЛЮБОВНИЦЕ

НАШИХ КОРОЛЕЙ, КОТОРАЯ ВПОЛНЕ ЗАСЛУЖИЛА

БЛАГОДАРНОСТЬ ОТЕЧЕСТВА,

ИБО В НАГРАДУ ЗА СВОЮ БЛАГОСКЛОННОСТЬ

ПОТРЕБОВАЛА ИЗГНАНИЯ АНГЛИЧАН ИЗ ФРАНЦИИ.

На тимпане фронтона генерал повелел высечь такие слова: Я – Агнесса. Да здравствует Франция и Любовь! Таков был стиль префекта Помереля, бравого вояки, скептика и вольнодумца; такого же стиля, только менее красноречивого, придерживался и его протеже Бернар-Франсуа Бальзак. Будучи раблезианцем, он, в отличие от Рабле, не был уроженцем Турени. Он происходил из крестьян, жителей деревушки Нугейрье, расположенной в департаменте Тарн, и его настоящая фамилия была Бальса. Корень «бальс» на лангедокском наречии означает «крутой утес». В Оверни встречаются семьи, носящие фамилии Бальзак, Бальса, Бальзан. Бернар-Франсуа, отнюдь не лишенный тщеславия, кичился тем, что он будто бы вышел из недр побежденного народа – коренных жителей Франции, галлов, которые противостояли нашествиям завоевателей; галлами были и предки весьма знатного рода Бальзаков д’Антраг. Более вероятно, что под натиском варваров крепостные принадлежавшего Бальзакам д’Антраг селения возле Бриуда переселились на берега реки Тарн. Предки Бальзака были несговорчивые крестьяне, как пишет Луи Люме, люди «упорные, с подтянутыми животами; они примитивным плугом распахивали свои поля и засевали их рожью». Валы войны часто захлестывали их: Крестовые походы против альбигойцев, набеги наемных солдат, вторжение англичан – они все испытали. И тем не менее несколько семейств из рода Бальса преуспели – они были обязаны этим своей несгибаемой воле.

Дед нашего Бальзака, Бернар Бальса (1716–1778), унаследовал от отца небольшой земельный надел в деревне Нугейрье.

У него были луга, виноградники; земли собирали медленно, по клочку. В семье насчитывалось одиннадцать детей, на ночь их укладывали спать вдоль стен на тюфяках, набитых соломой. Старший из сыновей, Бернар-Франсуа, помогал отцу и пас стада. По вечерам в доме говорили о тайнике, где припрятаны деньги; этот секрет знали только члены семьи да друзья – кюре Виалар и нотариус Альбар. Смышленый и честолюбивый, Бернар-Франсуа думал: «А почему бы и мне не сделаться священником или нотариусом?» Виалар научил его читать и писать; юноша начал свою службу рассыльным и младшим клерком в конторе мэтра Альбара в Канзаке, возле Монести. Там он познакомился с обычным правом, судебной процедурой и составлением нотариальных актов. «Во всей своей наготе и безжалостной жестокости, – пишет Луи Люме, – ему открылась весьма запутанная и суровая игра переплетающихся интересов». С 1765 года его подпись больше не встречается в бумагах нотариальной конторы. Куда он направился? В Роде? Альби? Тулузу? Совсем молодым он подался в Париж; все его имущество составляли только подкованные железом башмаки, крестьянская куртка, цветная безрукавка да три рубахи грубого полотна; но в придачу он был наделен безграничным честолюбием и энергией, которой хватило бы на троих.

Самоучка, интересовавшийся правом и историей, он много читал и повсюду оказывался полезным благодаря познаниям в области судопроизводства. Сам он, понятно, гордился своей карьерой. Сын небогатых крестьян, он пришел в Париж без всяких средств к существованию, с одной лишь котомкой за плечами, и сделался там клерком у прокурора, а затем, быстро поднявшись по ступенькам служебной лестницы, стал подвизаться – правда, на второстепенных ролях – в Королевском совете, где помогал готовить доклады по самым различным вопросам; столь удивительный успех свидетельствует одновременно о природном уме, обширных познаниях и несгибаемой воле. Путь, проделанный этим человеком, отражал путь целого сословия.

Бернар-Франсуа помогал Жозефу д’Альберу, докладчику Королевского совета, составлять записки и отчеты по всевозможным делам – от ликвидации французской Ост-Индской компании до соглашения о выдаче преступников, заключенного между Францией и немецкими князьями. Мы располагаем документом, который гласит, что «его величество поручает господину Бальзаку, секретарю Королевского совета, исправлять должность письмоводителя». Некоторое время он был личным секретарем морского министра Бертрана де Мольвиля. Таким образом, Бернару-Франсуа довелось иметь дело с вельможами, и он на всю жизнь сохранил к знати почтение, смешанное с завистью. Он мечтал присоединить к своей фамилии дворянскую частицу «де», что не помешало ему в 1791 году с высокомерием «полноправного гражданина» обращаться с госпожой д’Альбер, вдовой его прежнего патрона. Позднее, когда новый префект департамента Эндр и Луара запросил у Бернара-Франсуа послужной список, тот ответил: «Секретарь бывшего Государственного совета на протяжении шестнадцати лет, комиссар секции в Париже 21 июня 1791 года, в день побега бывшего короля, я затем занимал пост председателя секции, был депутатом городской коммуны, чиновником муниципалитета, комиссаром и, наконец, председателем суда, который в ту пору один рассматривал все судебные дела, возбуждавшиеся полицией города Парижа». Он ловко следовал крутым поворотам революции.

Однако во время бегства короля в Варенн лояльность Бернара-Франсуа была, видимо, взята под сомнение. Оппортунист по необходимости, но человек от природы великодушный, он, по слухам, спасал роялистов – своих прежних покровителей и друзей. Один из членов Конвента, интересовавшийся судьбой гражданина Бальзака, посоветовал ему уехать из столицы. И он нашел прибежище в Валансьенне, постаравшись обратить этот вынужденный шаг себе на пользу. Бернар-Франсуа писал:

«В ту пору для обеспечения сохранности имущества и для управления службами, снабжавшими армию Севера, нужен был человек весьма надежный… Выбор пал на меня. Мне поручено было ведать одновременно: во-первых, провиантом; во-вторых, фуражом; в-третьих, топливом и свечами; в-четвертых, снабжением провизией города Парижа; в-пятых, снабжением провизией армии… Я один возглавлял все эти пять служб вплоть до победы при Флерюсе… Ни один из моих подчиненных не был ни задержан, ни посажен в тюрьму – настолько велика была моя неусыпная и справедливая бдительность… Я представил пять отчетов о своей деятельности. И располагаю официальными подтверждениями на сей счет».

Черт побери! Каков мастер на все руки! И как торжественно уверяет он в своей честности. Но остается фактом, что Бернар-Франсуа Бальзак играл определенную роль в полувоенном управлении, снабжавшем армию провиантом: он служил под началом Даниэля Думерка, у которого была «рука во всех ведомствах, занимавшихся поставками».

После битвы при Флерюсе (1794) Бернар-Франсуа получил пост в Бресте, а затем в Туре; город этот, по его словам, был «важным пунктом, единственным центром, где имелись запасы, необходимые для ведения войны против шуанов и Вандеи». Итак, в 1797 году мы застаем его в Туре, он снабжает армию провиантом; не будучи человеком богатым, он живет в свое удовольствие; этот представительный мужчина щеголяет в красивом синем мундире, расшитом серебром, из-под высоко поднятых кончиков воротника выглядывает белый шейный платок. Ему исполнился пятьдесят один год, но он все еще холост, и его патрон Думерк решает женить Бернара-Франсуа на очень красивой юной девице: ее зовут Лора Саламбье, и она на тридцать два года моложе своего суженого.