Каждый человек, появившийся в жизни, не случайность

Никогда не думала, что в свои восемнадцать лет – окажусь на диване у психотерапевта. Но… А! Ну да!.. Как же я забыла, что и: «Всё когда-то бывает, случается – впервые». «Никогда не говори – никогда». И… Бла-бла-бла! Да… И всё же в таком и «не» таком же духе – далее! Конечно… Первый – день рождения. И первая – свадьба… Первый – родившийся ребёнок! Вот и только моё же «впервые», как и мой же «первый», были не такими: «радужными». Как и не такими же – «радушными»! Но а если ещё и принять во внимание «Каждый раз – как первый»: «первая» смерть ангела, как и самого же «ангела», имела место быть. Определённо! Как в мучениях… Так и «нет». Как «мученик»… Так и… И я «никогда» доселе – не задумывалась о смысле жизни! И да, пусть и верила в существование потустороннего мира… «Потусторонних миров» и… Собственно, «других» миров. Не верила – в случайные смерти! Но и как известно же – жизнь меняется в одну секунду… А в моём же всё случае – за день! Заставляя поверить – во всё. И тут же – во всё «разуверить»! И чувство: будто ты ногами на земле, но и в то же время – небе…

– Я рад, что Вы, наконец, пришли! – Проговорил мужчина-ангел, пятидесяти двух лет, по имени Филипп, тем самым ещё – не только вытянув меня из моих же мыслей, но и втянув в «свои»; как и «речи».

Обычный мужчина! Если и не считать – вида и предназначения. Но… Это уже настолько вошло в обиход и смешалось, посмешалось со всем и вся, что и не предавалось такой уж огласке и такому же акценту. Среднестатистический случай! Да… Будто и на интервью – с богом! Но и в данном же всё случае – с «собратом». И не на «интервью», а психоанализе! Хотя… Что там, что этам – душа наизнанку и… в клочья. Всё – в сравнении… И в зависимости – от дотошности человека напротив! От его знаний – о личных рамках и гранях… Стенах! Точнее – «не»! Но а что же – на вид? Мужчина: с русыми короткими волосами, слегка подёрнутыми сединой – на висках и затылке; морщинистым бледным высоким лбом со светлыми широкими бровями и такой же мелкой проседью, как и в «основе», и мелкими-редкими же светлыми ресницами; со светло-карими глазами, ещё блестящими изнутри и подпитываемыми светом снаружи – через стёкла своих же очков: в тонкой золотой оправе; щёки его – слегка обвисли, хотя скулы остались – высокими и даже «острыми»; тонкие губы – сжаты в одну прямую полосу, зато и в их уголках – ни одной морщинки, как и у глаз, и ни одного намёка на ямочки; разве – на массивном и рельефном подбородке, будто и от нажима, словно бы его ещё и «стирали» – дважды: «нажав» – под носом и на подбородке. Ничего своего не помню, ничего другого не запоминаю и ничего чужого не разглашаю! Лишь задаю вопросы и слушаю… Выслушиваю! Оставляя – при себе и в секрете, как и в этих же всё стенах: что было произнесено и сделано в них – навечно останется, застряв в них! Работа – не приносит ему счастья! Не приносит – и «радости»… Видно же – сразу! Но зато – и приносит другим. «Чужим» и… И это верно! Ведь и как правило: то, чем ты делишься с иными, сам иметь ты – никак не можешь! Всегда сочувствовала – им и купидонам… Без покоя и любви! Без мира – внутри. Как и «снаружи»… Только лишь – «с войной». Ведь и всё же – начинается с «себя». А если «там» – нет ничего, чему начинаться и продолжаться?.. А чему – и «заканчиваться»? Воротник его белой накрахмаленной рубашки – закрывает полное и морщинистое горло. Белый галстук в золотую диагональную полоску на ней – почти достаёт его белого же кожаного пояса классических белых брюк со стрелками, что немного приподняты и вздёрнуты, показывая белые носки и лакированные белые туфли. Сзади же, на его бежевом кожаном стуле на металлической палке-опоре с колёсиками, висит его же белый пиджак, стянутый длинной тканевой ручкой – небольшой белой сумки-планшета. Развернувшись ко мне всем своим корпусом – он монотонно постукивал своей белой позолоченной ручкой по белому же деревянному столу и смотрел на свой полупустой белый лист без разлиновки на белом же пластиком планшете с металлическим держателем-зажимом сверху: пока, скорее всего, заполненный – лишь моими, и то – даже и весьма «скупыми», данными. Их и, правда, не так уж много, что и самое-то ужасное: ведь и это же значит – что мне всё придётся рассказывать самой!

Под стук его ручки, с синим тонким стержнем, неожиданно подстроилась и небольшая белая деревянная подставка с металлическими шариками на белых же тонких верёвочках: где четыре «неподвижных» шарика – расположены посередине и по одному «движущемуся» – справа и слева от них соответственно; и первые же из них неподвижно-статичны ровно до того момента – пока их не приводят в действие вторые, ударяя по ним и, таким же ещё образом, «придавая им ускорения» в нис- и падении.

Сам кабинет же, подстать управителю, был так же обделён цветом, но и, будучи ещё выполненным целиком-и-полностью в чисто белом «свете», он будто проецировал и всю мою жизнь – всю её однотонность и однотипность: от белого мраморного пола, через белые же крашеные бетонные стены и до глянцевого натяжного белого потолка с белым же встроенным светом! И только мебель – не давала погрязнуть в депрессии окончательно: разбавляя этот, временами и «бликующий», «позитив» – матовым бежевым «негативом» кож-дерева, из кушетки, на которой я и лежала, его стула и двух таких же стульев напротив, его же стола, и придавая свежести, свободы в деталях и мелочах – не кроясь и не скрываясь же в них. Белые же деревянные высокие шкафы – выделялись уже и из всего: стеклянными дверьми – преломляющими и отражающими свет. Как и его очки!

– Вы попросили – я пришла! – Проговорила я, пожав плечами: продолжая смотреть – лишь в одну единственную точку на потолке. Как узнала? «Сила притяжения» подсказывала, что это был – именно он. А иначе ведь и не разберёшь, «о не пьющих», ведь симметрия, как и совершенно не «признак отсталости», была – во всём! Стена – к стене и… Пол – к потолку! Неоткуда взявшийся во мне «клаустрофоб», медленно, но верно, начинал бить тревогу! Ну а точное отражение меня – будто уже и начинало жить своей жизнью: подмигивая мне – моими же тёмно-карими глазами! И ладно бы только это – моргало и «шелестело» моими же веками с еле заметными белыми тенями и чёрными короткими ресницами, выгибало тёмные широкие брови на светлом и узко-низком лбу и то-и-дело дёргало кончиков моего же курносого небольшого носа, как и округлого подбородка, растягивая параллельно ещё и мои полные, но и аккуратные бежево-матовые губы вместе с острыми скулами, то в усмешке, то в улыбке, а то и вовсе «в оскале», пока и руками же сжимало белое длинное тканевое платье, до щиколоток, с длинными же рукавами, а ногами – не находила себе места, стуча друг о друга то ими самими, то и их же белыми кожаными балетками; только мои же тёмно-каштановые волосы, чуть ниже плеч, лежали ровно на бежевой же подушке, будучи прижатыми уже точно и одной мной.

– Если Вы не против, начнём? – Спросил Филипп и, после моего же кивка, нажал своим левым свободным указательным пальцем на красную же кнопку чёрного пластикового диктофона, лежащего на столе. – Ваши: фамилия, имя…

– Не уверена, что они Вам что-то да скажут… – Нахмурилась я. – Но а проверять, а и тем более «разглашать» их, даже «Вам», нет никакого… ни желания, ни такой же возможности! Безопасность давших мне их при рождении для меня – превыше всего!

– Но и хоть имя, для «проформы», Вы можете сказать… – Не отставал он. – Пусть – не фамилию. И не отчество… Но и – его-то!..

– Хм… Ладно! Оля… – И, закусив свою нижнюю губу, так и вновь же не осилив его «полную форму», повторила его «краткое подобие», но и куда более уверенно. – Оля!

– О-ля… – Проговорил-повторил за мной размеренно мужчина, словно бы и пробуя на вкус каждую его букву и ненадолго замолчал: на деле же – вписывая в это самое же время и параллельно его в нужно-нудный пункт; и расставляя же, попутно-подспудно, «прочерки» – в остальных. – Значит… Оля! Вы не против, если мы перейдём на «ты»?

– Не против… – Кивнула я, даже и особо не раздумывая.

– Хорошо… Где ты живёшь?

– В Российской Федерации! – И в этом – тоже не было такого уж «секрета». Как и повода – для лишних дум… Ну а там – и его же, в свою очередь, «подозрений».

– А поподробнее?.. – Тут же уточнил ангелоносно-несносный.

– В России… Некогда – Руси. Ещё «поподробнее» – может навредить моей семье!

– Можешь хотя бы сказать: как добраться – до твоего места жительства? «Поездом» там… Или «машиной». Или: и тем, и тем… К примеру!

– На поезде… Из Москвы! Коли уж мы и здесь… Пять часов! Или шесть часов – на машине!

– Про семью – я могу не спрашивать…

– А это – вопрос? – И скорее мой вопрос – был таковым, нежели: его и под нос.

– Адрес, образование… Место работы и контактные данные – так же затрагивать не стану. Перейдём сразу – к делу и сути! Расскажи, что же так повлияло на твою жизнь?

– Только – если эта история не покинет стен этого кабинета… Как и «здания»! – И пусть я и знала это, как и его или себя же, но и перестраховаться же посчитала – как никогда нужным и важным… И даже – «должным»! И да, и именно сейчас… И здесь!

– Не покинет…

– Обещаешь? – Перефразировала, но и, тем не менее, повторила просьбу я. Да и ещё так же, словно бы он проходил проверку от разработчика «взрослого» интернет-сайта, то есть – «меня», на свой же возраст: «А тебе точно – есть восемнадцать? «Точно»?.. «Точно-точно»?.. «Точно-преточно»?!». Даже немного и стыдно стало… Но и обстоятельства же, чуть больше красоты, требовали жертв – его же нервных клеток!

– Обещаю! И даю слово – твоя история останется здесь… И только – между нами!

– Спасибо! Это, правда, очень важно – для меня. И не только… Да и – как никогда!

– Я понимаю…

И, наконец, выдохнув, я ненадолго прикрыла глаза, проваливаясь в воспоминания. А ведь пыталась – забыть! Пыталась – и «спрятать»… в самый потаённый ящик и уголок! Забить и… Заколотить. Да и – всё что угодно!.. Лишь бы – не видеть всего этого: опять и… «Снова»! Не видеть – снова и… «Повторно»! «На» повторе и… «Repeat’е». Теперь же – ящик вскрыт! И значит – пришло время сделать хоть небольшой, но и шаг. «Шаг» – к освобождению! «К освобождению» – от ночных кошмаров. Паранойи и… Мании преследования. Большой шаг – для человека; и маленький – для человечества!

– Моя история построена в основном – на действиях! Не на мелочах и… деталях. Людей – я не запоминала! Так чтобы… дотошно. И… Особо! Мельком – лишь. И… Редко – кого выделяя… из общей же массы! Внимания на это – я тратила меньше всего. Как и… времени. «Времени» же – не было! Помню – только силуэты… Да и – какие-то очертания… Вещи! И имён – нет… Не знала – на тот момент! Ну а то, что они мне говорили, я делала… исполняла – полагаясь только на себя и собственные же силы. Обстановка и её насыщение – волновали меня меньше всего остального и… оставшегося!

– Расскажи – всё, что помнишь! – Напутственно изрёк Филипп. А я – вновь открыла глаза и кивнула: себе и ему. – Мелочи и детали – это уже второстепенное…

– Мой город – никогда не пользовался особой популярностью… Не «пользуется» ей – и по сей день! Обычный… Запылённый и захламлённый… «городишко»! Со своими – проблемами и заботами… Со своей и среднестатистической – «серостью»! С фабриками и заводами… Техникумами и университетами… Школами и… детсадами! По дорогам – гоняют машины… Мотоциклы и скутеры! По улочкам – прогуливаются люди. С детьми и… без! А я… На тот момент – я закончила одиннадцать классов! Готовилась – к поступлению в университет… Закончила – «хорошисткой»! И с замиранием сердца – ждала результатов!.. Единственным моим «страхом» тогда: мог быть и был – лишь «отказ»… Как же я ошибалась!.. И если бы мне только сказали, что уже «завтра» – я буду спасать чьи-то жизни, не под- и не закреплённые «лично» за мной… «Скопом»!.. Я бы – не поверила… Правда! – С губ сорвался истерический смешок! А в голове – всплыли пошлые и баянные факты: вроде «плевка в лицо» или того же самого «смеха» в лицо – тому, кто бы мне это сказал. Но я – промолчала, оставив это при себе, и продолжила «о другом». – День начался как обычно – с зарядки и лёгкого завтрака: из какао и каши! Подкрепившись, я умылась – и собиралась пойти прогуляться, пока… Мама и бабушка… Они были – уже на работе, к тому времени! Было… часов девять утра, наверное. А может, уже и начало десятого. Кому как! Главное же, что я была предоставлена – самой себе! И, надев обычные светло-голубые джинсы с белой футболкой, повязав и средней высоты хвост на затылке, я взяла свой чёрный кожаный рюкзак с кучей всяких металлических замков и разноцветных брелков и… Да!.. Над обувью – пришлось подумать хорошенько. Красные кеды – были порваны. У белых кроссовок – отклеилась подошва… Оставались – синие сетчатые туфли на небольшом каблуке!.. Я никогда не была – особой модницей. Да и доход семьи не позволял этого: что было – на то и жили. То – и «носили», собственно!..

– Можешь всё же хоть что-то, хоть немного – рассказать о своей семье? – Предложил врач, решив, видимо, таки и немного отойти от сути: то ли заметив ещё и мой, периодически накатывающий, нервяк, то ли и испытав уже свой. А уж и когда увидел его повторно и вдвойне во мне, внутри и снаружи, тут же дополнил-исправился. – В общем!

– Семья моя – немногочисленная: мама, бабушка… да я! Дедушка – погиб в автокатастрофе… четыре года назад. Отец… Его – и не было… по большей части! Мы остались – втроём! Мама – преподаватель в университете. Бабушка – пенсионер, подрабатывающий продавцом в магазине. А я же… Я – официант с… четырнадцати лет!

– Как тебя взяли – в таком возрасте? Труд детей – …

– …запрещён. Но!.. Сурово-отчаянные времена – требуют таких же… да и «поболее» мер. И с нас – они тоже «потребовали»!.. Да… уж. Когда большая часть заработанного – уходит на коммуналку и воду-еду, а носить, как и обувать, что-то да всё равно надо – выбирать не приходится! Да и работала я – час-два… от силы. И после – школы! Конечно же… Или «до»! В зависимости – от смены и… «смен». Не более! Но – и «не менее». Да и мне бы «дольше» – не позволили. Им же – «дороже»… А я – привыкла!

– Что ж… Ладно! Продолжай… Что было – после?

– Я вышла из квартиры, захлопнув чёрную железную дверь, обтянутую бордовой тканью и, прокрутив в её тёмно-коричневой же железной скважине металлическим ключом, дважды, на четырежды, ещё как помню, ключ всегда заедал – на «обратном ходе», начала спускаться по бело-зелёным этажам с серыми бетонными ступеньками вниз, но и не держась за железные же зелёные перила, «ездят на них» – ещё полбеды, ведь и ладно же ещё – в одежде, но и не дошла даже до второго этажа, как окно рядом со мной, в белой деревянной, побитой и облупленной и так раме, разлетелось – на кусочки. На кучу – осколков! Догадаться несложно – что было дальше! Взрывной волной – меня отнесло на второй же этаж! И, прокатившись по ступенькам, я легла на него и его же пол – плашмя. Спина – болела. Голова – раскалывалась… Но и не из-за этого я не могла, а там и «боялась» двигаться – несколько осколков всё-таки успели и вонзились в мои предплечья. Я чувствовала это – ещё не видя! Как и ощущала – что-то прохладно-липкое растекается – по рукам… Впитывается – в ткань футболки. И спускается – на штаны… Пока и через разбитое же окно – раздавались звуки выстрелов, шла перестрелка, и какие-то диалоги. Но и большинство из них – понять не могла… Не разбирала! Язык был – … Другой. Не наш!

– Террористический акт…

– Да! – И пусть это был очередной – не