Сережа:
– Ма-а-а-кий… (Маленький).
– Ба-а-а-той… (Большой).
– Тять тута и титай… (Сядь тут и читай).
Сережа на даче у Котляровых с бабушкой и няней. Дерутся соседские кошки. Сережа:
– Глупые кошки! Чего дерутся? Чего не поделили?
(По рассказу Анны Дмитриевны; сентябрь 1957 г.)
Сергей несет конфеты в детский сад:
– Я возьму две: одну – Вове, одну – себе. Или нет, лучше четыре: две ему, две мне.
– Возьми шесть конфет, – говорит Ина. – Как ты их поделишь?
Шесть разделить на два – это уже сложнее…
– Я две отдам Вове, две – себе, остальные раздам ребятам!
В Переделкино, в гостях у Юхновских. Сергей залез на стол, врытый в землю, ходил по нему, рассуждал и… свалился. Больно ударился, расшиб коленку, но не заплакал, а поднявшись, сказал:
– Как летел – земли не видел…
Сергей услышал, что черепаха живет двести лет, а человек – много меньше:
– Черепаха медленно ходит, вот она и долго живет, а человек быстро ходит… А почему если медленнее ходит, то дольше живет?
Витя:
– Не ходите в Маку (Москву), там дозь идет…
– Улинька! (Улица)
– К'аватинька! (Кроватка)
– Папа, я т'амвайчик нашел!
– Как дам а-та-та!
– Не бу-у-у-ду…
– Витя, не кусай Сережу! Кусай лучше яблоко, миленький…
Витя покушал и, чтобы окончательно утвердить его в этом, я сказал:
– Теперь покорми ежика.
И дал ему кусочек хлеба.
Витя отошел, но скоро вернулся:
– Ёзык хочет ещё хэба.
Я дал ещё кусочек. Он отошел и опять вернулся:
– А теперь покормим обезьянку. Дай ещё булочку.
Я дал. Но когда он подошел в четвертый раз, я подумал, что игрушки могут кушать ещё долго, и предупредил:
– Хватит. Они больше не хотят.
В юбилейные дни везде был портрет Л. Толстого. Витя спросил:
– Это кто?
– Лев Толстой.
Потом, играя с игрушечным львом, Витя тихонечко повторял:
– Ев Тостой, Ев Тостой…
Сергей после просмотра кинофильма «Куба борется»:
– Хоть бы наши дали им оружие! Можно в войну не вмешиваться, а оружие послать.
Витя на портрет М. Горького:
– Ев Тотой, Ев Тотой.
Это – отрыжка от юбилея Льва Толстого.
– Нет, это не Толстой, это Горький. Скажи: Максим Горький.
– Тотой.
– Нет, Горький.
– Нет, Тотой. Тотойка. Тотойка…
Шести лет Сергей поражал логикой.
– Папа, купи мне игру как у Саши, с перьями.
– Хорошо. Но сейчас, наверно, её нет в продаже. Она давно продавалась.
– Нет, недавно. Если бы давно, то хоть одно перо потерялось бы. А у него все перья целы.
Другой раз, на улице я сделал ему замечание:
– Зачем ты оставил камешек посреди тротуара? Кто-нибудь пойдёт, споткнется.
– Нет, не споткнется. Ведь камень не прирастёт к асфальту. Значит, камень просто отлетит в сторону.
Я шел с Витей по улице. Он оживленно говорил мне:
– Сто такое за масына, я не понимаю…
Вдруг перед нами оказался пьяный. Он с трудом остановился.
– Хорошенький мальчишка, – сказал он. – А я ничтожный человек…
Он закрыл глаза и всхлипнул…
Витя:
– Ты понимаешь такое слово? Другой раз:
– Зачем ты кричишь на маму? Я тебе говорю, а ты кричишь. Я не понимаю…
При этом он стучит кулачком по столу и чуть-чуть улыбается.
Витя на Чистых прудах:
– Что ты, лебедь, такой злюка?
Вскоре:
– Вася, Васенька… Смотри, он ныряет. Почему?
– Он ищет червячков.
– Почему?
– Наверно, хочет кушать.
– Почему?
– Проголодался…
– Почему?..
Сергей рассматривает карикатуру в газете «За рубежом»: в фургон, на козлах которого сидят Дин Раек и Джон Кеннеди, запряжены два осла; один из ослов – задом наперед.
– Ну, это так изображены внешняя и внутренняя политика Америки. Что-то правильно, что-то – нет.
– Наверно, правильно – это внутренняя политика, а неправильно – внешняя.
– Почему ты так думаешь?
– Но для себя-то они делают хорошо, а для других – плохо.
Витя на всё говорил «мой», «моё» – игрушки, книжки и т. д. Мы отучали его, говорили, что вещи общие – его и Серёжи.
Витя – перестроился. Теперь он говорит: «общий папа», «общая бабушка»…
Мама (Л. А.) спросила как-то у Сережи, почему Ревекку Абрамовну он называет бабушкой, а ее – бабой Лидой?
– Потому что она моя родная бабушка, – ответил Сережа. – Ведь она родила маму, а мама родила меня.
Витя обнаруживает «испанский» темперамент. Его нашлёпали. Он закричал, всплеснул руками, прижал их к глазам и бросился на диван лицом вниз.
Витя спрашивает воспитательницу:
– Как тебя зовут?
– Как надо спрашивать? – говорит Любовь Валентиновна.
Витя помолчал, потом снисходительно:
– Ну, ладно, как вас зовут?..
В детском саду. Любовь Валентиновна поделилась с Иной новостью: Витя собрал ребят и долго рассказывал им, как у них дома ужасно – папа бьет маму, выгоняет ее из дому…
– Хорошо, что к нам уже давно ходит Сережа, – говорит воспитательница. – Мы знаем вашу семью, а не то поверили бы: он рассказывает так убедительно…
В Пушкинские дни я с ребятами побывал на площади Пушкина. Посмотрели памятник, поиграли в скверике и на маршрутном такси поехали домой.
На следующий день вечером Сергей рассказывает:
– Мы сегодня лепили на тему «Кто что видел интересного в выходной день». Я хотел слепить памятник Пушкину, но это трудно. Я слепил маршрутное такси.
Сергей очень хочет собаку. Ему объяснили: это возможно только в отдельной квартире. Пожалуй, он согласился, но теперь у него появилась другая идея:
– Если нельзя собаку, купите хотя бы дрозда…
Витя:
– Какой ты кривожадный!
Сергей услышал, что я хочу записаться в очередь на «Москвича»:
– Ты почитай «По следам дорожных происшествий». Надо каждый раз осматривать машину перед выездом. Иначе может оторваться прицеп или откатиться колесо. Знаешь, если откатится колесо у МАЗа или у ЯАЗа, оно может убить человека…
Что есть у Сергея, то подай Витьке. Сергей кашляет. Его поят молоком с содой. Сергей кривится, плюется, на глазах слезы – но выпивает. Осталось капелька, на дне чашки.
– А мне? – спрашивает Витя.
– Да ты что! Это же как лекарство.
О проекте
О подписке