Прекрасное завершение трилогии и процесса взросления Сережи Крашенинникова. Да, все получилось не так, как хотелось когда-то: вместо Литературного института строительство дороги, вместо бесед о Салтыкова-Щедрине и Гоголе — посиделки у костра в компании механиков, но главное же — пронести в себе себя. И это тоже интересный вывод: уже не говорится о совершенствовании мира к лучшему, а скорее о сохранении человека в себе и потомках и таким образом построении лучшего мира.
Вообще будущего, кроме отвлеченного разговора о потомках, нет. То есть Крош все еще немножко видит себя писателем, но скорее умозрительно. И тут он обращается назад, находя в предках силу для будущего, параллельно все вокруг как будто тонет в прошлом и межвременье — строительстве дороги. Тоже такой себе символ нашла там, где не надо: дорогу строят от промышленного Корюкова к древнерусскому Пронску с его соборами и стариной.
Два параллельных пласта повествования: 1942 год — пять красноармейцев, отпросившихся в увольнение и случайно оставшихся в окружении в маленьком райцентре Корюково, и конец 1960-х, где уже новое поколение ищет могилы и пытается выработать линию в отношении к прошлому. Кому-то безразлично, кто там лежит, главное, сляпать историю; кому-то нравится романтичный концепт «неизвестный солдат»; третьему нужно дойти до самой сути — эти разные подходы к сохранению памяти встречаются не только у следующего поколения, но и у фронтовиков. Разброд в сохранении памяти повсюду, хотя генеральная линия вроде уже проведена и могила Неизвестного Солдата в Москве открыта.
В середине повести Крош и вовсе делает парадоксальный для советского государства, где существовал концепт ЧСИРа, вывод: человек не может судить своего отца, предавать и отвергать его, даже если тот совершил преступление. Даже во время Великой Отечественной, даже если тот немцам помогал. Просто шок-контент, вам так не кажется?
В тексте даже выписан обыватель, который (sic!) выводит раненого красноармейца из своего дома на улицу, бросает там, того убивают немцы. И знаете что? Он не получает по заслугам, просто живет с этим дальше в вечном страхе.
А еще здесь почти отсутствует государство как конструкт: начальник участка, замминистра выступают скорее представителями фронтового поколения, чем представителями власти.
Словом, просто богично мутирует трилогия: три романа взросления — от классического советского с приобщением к труду и посрамлением несунов и приспособленцев, через приключенческий юношеский о полулегальных операциях антикваров и ложным наставником до спорной истории о памяти, в которой нет положительных и отрицательных героев.
Даже сам Крош (вернее уже не Крош, а Серёга Крашенинников) по-другому смотрит и на свое прошлое (например, историю на автобазе) и на мир. Он взрослеет (с ним взрослеет и автор), но все так же в большинстве случаев чувствует себя отверженным и непонимаемым, не умеющиим жить по общим правилам. Ну и в каждой бочке затычка тоже все еще, что уж. Просто обнять и плакать.
P. S. Рисунки Верейского просто мой личный сорт героина.