Через два часа отряд, не встретив на своём пути ни своих, ни чужих, вышел на окраину леса. Дальше рос мелкий кустарник, как оказалось, скрывавший в своих зарослях узкую мелкую речушку. Вдали виднелись холмистая, безлюдная местность и небольшой участок просёлочной дороги, уходящей за дальний холм. Не переходя речки, Макаренко решил сделать привал. Здесь можно было немного передохнуть, не обнаруживая своё присутствие. Некоторые солдаты сохранили свои вещмешки, в которых в сумме нашлось с полтора десятка сухарей, которые были по-братски разделены. Почти у всех сохранились фляжки, которые быстро были наполнены хоть и тёплой, но прозрачной водой из речушки. Размачивая твердые, как дерево, сухари, кто-то из бойцов быстро расправился с этой малюсенькой порцией еды, а кто-то, засунув сухарь в рот, рассасывал его во рту, пытаясь продлить присутствие вкуса этой незатейливой пищи. Но зато всем удалось утолить мучившую их жажду и водой создать иллюзию наполнения желудка. Настроение в отряде заметно улучшилось. Иван, привалившись спиной к дереву и быстро скинув сапоги с портянками, получал удовольствие от накатившей на его тело и особенно на ступни ног живительной прохлады, которая быстро восстанавливала силы. Впрочем, это блаженство испытывали и все бойцы. Только Макаренко и Воронов после короткого перекуса отошли немного в сторону и что-то активно обсуждали между собой, неотрывно глядя в сторону открытого пространства. Видимо, приняв какое-то решение, они вернулись к отдыхающим бойцам, и Макаренко сказал:
– Отдыхаем ещё с полчаса. Потом, Хренов и Полуэктив, пойдёте разведать местность.
– Так часов же нет, товарищ старший лейтенант, – промолвил Иван.
– По моей команде пойдёте! – недовольно ответил ротный, уже присаживаясь для столь скоротечного отдыха.
Когда примерно через часа полтора Хренов и Полуэктив вернулись с задания, уже наступил вечер, принесший весеннюю майскую прохладу.
Хренов по праву старшего по возрасту стал докладывать Макаренко, что просёлочная дорога идёт к небольшой деревеньке, расположенной километрах в двух отсюда, обойдя несколько домов, они узнали, что немцев в деревне нет и не было. Иван добавил, что сразу за деревней начинается сосновый бор и что один из местных мужиков сказал, что до Донца ещё километров 10–12.
– Бойцы, быстро выдвигаемся, – спокойно сказал ротный. Но и без этого все уже стояли возле него, взбодрённые и отдыхом, и хорошими новостями, а также появившейся надеждой на какой-никакой ужин.
Отряд спешно двинулся в сторону деревеньки Заборье. Конечно, эта поспешность была обоснована попыткой как можно скорее дойти до своих, а также выйти из тревожной неопределённости своего настоящего положения, когда ничего не понятно – где фронт, где немцы. Макаренко и Воронов намеренно, чтобы не посеять панику, не обсуждали с бойцами эти навязчивые вопросы. Офицеры переглянулись между собой, когда услышали, что немцев в деревне не было и нет; их предположение о том, что они попали в окружение, кажется, не оправдывалось.
Маленький отряд, быстро дойдя до околицы деревни, уже начал поворачивать на её единственную улочку, когда все сначала услышали, а потом слева увидели замелькавшие поверх деревенских плетней грузовые машины, а прямо на них с противоположного конца улицы уже выезжали немецкие мотоциклы.
Назад, на открытую местность отступать было нельзя, оставался единственный путь – направо, через огороды к недалёкому лесу.
Макаренко только успел крикнуть:
– Направо, к лесу!
А немецкий пулемёт, установленный на первом мотоцикле, уже начал поливать их смертоносным дождём.
На счастье Ивана, рядом с ним в плетне оказалась спасительная дыра, в которую он нырнул, успев перед этим пальнуть из своей винтовки в сторону мотоциклов, но потом свист пуль заставил его упасть в высокую сухую траву заросшего огорода. Он слышал, как там, ещё за плетнём, кто-то вскрикнул и упал, сражённый пулей, а потом, несмотря на свист пуль, на треск расцепляемого пулями плетня, на летящие от него щепки, срезаемые стебли травы, бросился к видневшемуся углу сарая. Заскочив за сарай, Иван развернулся и успел сделать ещё два выстрела из-за угла сарая по мелькавшим каскам немцев, а затем, не увидев никого из своих, бросился в сторону леса. Сарай и другие постройки удачно прикрывали его, и он, благополучно добежав до леса, нырнул в первую попавшуюся ложбинку, заросшую кустами и багульником. От быстрого бега сердце колотилось, бешено отдаваясь в груди. Он, захлёбываясь и положив голову на руку, глотал воздух и хватал, хватал и хватал ртом живительный воздух. Когда Иван пришёл в себя, то услышал справа от себя стрельбу и осторожно выглянул из своего укрытия. По полю, в метрах пятидесяти от него, бежал, припадая на одну ногу, политрук Воронов, а наперерез ему мчался мотоцикл с двумя немецкими автоматчиками, а чуть дальше и сзади – ещё один мотоцикл с ручным пулемётом на коляске. Немецкий пулемётчик дал короткую очередь, и Воронов упал, потом поднялся и уже беспомощно стоял, и смотрел на подъезжающих немцев. Иван подтянул к себе винтовку, намереваясь хоть как-то помочь политруку, но обнаружил, что у него остался всего один патрон. Было понятно, что этот патрон ничего уже не мог решить.
Немцы, догнавшие Воронова, решили, видимо, поиздеваться над политруком. Один из них, подойдя к нему, потянулся рукой к медали, висевшей на груди политрука, но Воронов резко отстранил её, процедив сквозь губы:
– Не трожь, гад, не твоё!
Свирепое лицо политрука выражало такую лютую ненависть к этому фашисту, что тот на секунду опешил, но потом рявкнул: «Шайсе!» – и в упор выстрелил из шмайсера. Потом злобно сорвал с гимнастёрки убитого политрука медаль, повертел её в руке, затем приложил к своему заду. Услышав смех своих товарищей, он, довольный удавшейся шуткой, подошёл к ближайшему дереву, не без труда прикрепил к стволу медаль и остервенело стрелял до тех пор, пока не попал в металлический кружок медали.
Галдя и смеясь, немцы развернули свои мотоциклы и уехали в сторону деревни.
Подождав некоторое время, пока удалится шум мотоциклов, Полуэктив добрался сначала до дерева, возле которого лежала искорёженная пулей медаль «За боевые заслуги», а затем, чтобы быть незамеченным, подполз к телу политрука. Воронов лежал с открытыми неподвижными глазами, смотрящими небо, грудь его была изрешечена пулями. Иван прикрыл ладонью веки политрука и пополз к лесу, потом встал и пошёл в восточном направлении.
Так он остался один. Смутные мысли терзали его душу. Он сожалел о том, что не выстрелил, но в то же время оправдывал себя тем, что это бы не помогло политруку, и, скорее всего, он сейчас так же валялся бы мёртвым. Иван раз за разом прокручивал в своём мозгу ту ситуацию, в которой оказался:
– Эх, если бы не один патрон. Да, если бы не один патрон…
Он повторял это до тех пор, пока на его пути не оказалось большое дерево с дуплом. Он остановился, размышляя, правильно ли будет, если он спрячет свою медаль «За отвагу» в этом дупле. Решившись, он поставил винтовку возле дерева и не без труда добрался до дупла, вытащил из кармана гимнастёрки завёрнутую в тряпицу медаль, положил её на дно неглубокого отверстия, тяжело вздохнул, мысленно обругав себя за это. Потом снял с шеи и присоединил к медали пластиковый пенал со своими данными и прикрыл всё небольшими палочками от сломанной ветки. Красноармейскую книжку, которая была при нём, он всё-таки решил оставить у себя.
Спустившись на землю, Иван почувствовал наваливающуюся усталость во всём теле. Все злоключения, случившиеся в течение дня, заставляли его остановиться. Он попил из фляжки тёплой и невкусной воды.
Вечерело. Пройдя ещё минут пятнадцать, он присел возле дерева и, окончательно сморенный усталостью, заснул.
Проснулся Иван от холода, пронизывающего его через солдатскую гимнастёрку.
Было раннее майское утро. Сквозь ветви деревьев едва начал пробиваться свет.
Дрожа всем телом от холода и сырости, он с трудом трясущимися руками расстегнул ширинку, почувствовав облегчение, как в детстве, после долгого и глубокого сна.
Ориентируясь на брезживший свет, он, чтобы согреться, сначала побежал, потом быстрым шагом пошёл навстречу занимавшемуся рассвету.
Когда почти уже рассвело, Иван увидел просеку, по которой шла накатанная лесная дорога. Он пересёк дорогу и, пройдя ещё немного, за деревьями увидел стоящую тентованную грузовую машину. Полуэктив быстро пригнулся, спрятавшись за ближнюю сосну. Он всматривался сквозь деревья, намереваясь взять немного в сторону от машины. Было непонятно, что это за машина, наша или немецкая, есть в ней кто-нибудь или нет.
Но вдруг за спиной раздался окрик:
– Хенде хох!
От неожиданности Иван вздрогнул, резко обернулся и увидел в трёх шагах от себя немца с направленным в его сторону стволом шмайсера. Угрожающая поза немца говорила, что тот саданёт из автомата не церемонясь.
Делать было нечего. Полуэктив поднял руки, оставив на земле винтовку.
– Ап, ап! – сказал немец, водя стволом в правую сторону.
Иван отошёл от винтовки. Подойдя к нему, фриц ткнул его стволом автомата в грудь, показывая, чтобы тот двигался в сторону видневшейся машины.
О проекте
О подписке