© Максимов А. Б., 2022

© ООО «Издательство Родина», 2022

От автора

Время неумолимо высвечивает одну особенность человеческого характера – память. Она стучится в сердце и бередит душу своим радостным и тревожным напоминанием, обостряясь с каждым годом.

А ближе к восьмидесяти бросает человека в объятия «стола-бумаги-пера». И тогда человек-гражданин-профессионал-патриот мучительно и стремительно торопится погрузиться в ушедший мир событий и окружавших его людей.

Судьба распорядилась так, что автор оказался вовлеченным в события с начала сороковых годов с их военным детством, в пятидесятые – на флотской службе и в военной контрразведке, в шестидесятые и семидесятые – в работу на «разведывательном поле», а в восьмидесятые – в работу в «кузнице кадров разведки».

И везде – встречи, встречи, встречи… В Союзе и за рубежом – на трех континентах и в десятке стран. И в Европе, и за океаном силы были отданы научно-технической разведке, противостоянию западным спецслужбам, а в Союзе – акциям тайного влияния в интересах Отечества.

«Запальным устройством» к решительным шагам к появлению рукописи послужил «призыв» моего любимого писателя-гуманиста Константина Паустовского из его замечательного труда «Повесть о жизни». Это двухтомное издание стало молчаливым укором с шестьдесят шестого года. А лет пятнадцать назад из этого труда перед столом появился небольшой плакат с изречением писателя:

«Кроме подлинной своей биографии, где все послушно

действительности, я хочу написать вторую свою

биографию, которую можно назвать вымышленной…»

Эти строки становились еще большим упреком и привели к накоплению рукописно-печатных воспоминаний, а затем – отдельной папочки. А потом, когда эту сладкую муку уже не было сил терпеть, на столе пристроилось большое досье с завязками. И все под одним названием: «Судьба выбора разведчика».

Только года два назад все это «богатство памяти» начало переходить в компьютер и оформляться в виде двенадцати рукописей. И совсем недавно, в начале 2015 года, рукописи превратились в три книги – с изложением реальных фактов по содержанию и художественные по форме.

Каждая из книг может существовать самостоятельно, хотя и объединена событиями из жизни ветерана флота, контрразведки и разведки. И все пятьдесят лет служения Отечеству укладываются в три главных ипостаси. Это – «Тайная жизнь разведчика» (против запретных санкций Запада); «Тревожная судьба разведчика» (тайные события на двух континентах); «Ветеранский долг разведчика» (тайны праведных дел).

Итак, книга первая с началом с середины пятидесятых годов – флот на Балтике, контрразведка на Севере, первые шаги в разведке, на Японских островах, с позиции Внешторга, британский друг.

Глава 1
«Друг» из Моссада и ЦРУ (1956–1959: Ленинград, Балтийск, Тбилиси, Североморск)

На потолке появилось радужное пятнышко. «От чего бы это? – подумалось мне. – Где-то стекло преломляет солнечный луч…» И еще полностью не проснувшись, я резко повернулся на бок. Боль в руке мгновенно дала о себе знать, напомнив о вчерашнем дне и сегодняшней беспокойной ночи.

Боль пульсировала и с каждым ударом чуть-чуть утихала. Оглядел палату: светлая комната на одного залита солнцем, весенним солнцем города на Неве; белая тумбочка и графин на ней с водой – это от него радужный зайчик; около двери вешалка с моей темно-синей робой.

Судя по солнцу, сейчас время подбирается к двенадцати. Звонки перерывов в санчасть не доносятся – она занимает нижний этаж правого крыла огромного здания нашего училища.

«Значит – отдохну… – проникла мне в голову радостная мысль, но ее выгнала другая: – А рука? Будет ли она в порядке? Хотя пуля и прошла насквозь?.. Ну и влип ты в историю, Максим! В тебя уже стреляют, впрочем, уже второй раз… – то ли с гордостью, то ли с иронией подумал я. – Второй раз? Постой, постой, парень, в третий…»

Первый раз это было в сорок четвертом году. Мне тогда было десять лет… Северная тайга манила и привлекала нас, детей военных лет, предоставленных самим себе. В летнее, не дождливое время опушки леса становились нашим пристанищем на многие дни. От таежной тишины мы испытывали умиротворение. На опушках леса мы играли в войну, подсмотренную в очередном кинофильме.

Играя, я как-то углубился далеко в лес, где наткнулся на небольшое озерцо с кувшинками в воде. Быстро разулся, оставил сандалии на кочке и стал бродить по мелководью, собирая цветы.

Всплеск рядом с собой я услышал раньше, чем звук от выстрела. От неожиданности присел в воду и осмотрелся: вдалеке виднелась сторожевая вышка, над которой поднимался дымок, видимо от выстрела. Снова выстрел – я его видел, – и пуля впилась в березу рядом, мягко чмокнув в набухшую от весенней влаги кору.

Не разбирая дороги, я понесся назад к ребятам. Они стояли на опушке и прислушивались к стрельбе. Увидев меня, закричали:

– Максим, по тебе, что ли, стреляли?

– Кажется, по мне… – неуверенно ответил я, переводя дух и смотря на свои босые ноги. – Сандалии у меня там остались…

Да, сандалии остались на болотной кочке возле злополучного озерца с кувшинками. После долгих размышлений мы решили идти за сандалиями в сумерках полярного дня. Прячась, мы проделали это путешествие, но сандалии не нашли – на болоте все кочки одинаковы.

В том далеком сорок четвертом стрелял вохровец, хотя мы знали, что вышки обычно бывали пустыми. Из разговоров отца с мамой я позднее понял, что вышки, поставленные еще в середине тридцатых годов вокруг зоны ГУЛАГа в Ухте, северном городке нефтяников уральского Приполярья, иногда использовались по назначению для просматривания границ лагеря, если кто-либо бежал из зоны.

Это первый раз, а второй – в прошлом году. Тогда наш взвод-класс после окончания третьего курса артиллерийского факультета высшего военно-морского училища в сентябре проходил практику на побережье Финского залива на военно-разрядной базе Балтийского флота. Опаздывая из увольнения, я решил сократить путь и пошел напрямик кромкой воды. Но берег – это пограничная зона, и я напоролся на патруль, пытался бежать, был обстрелян. Как сейчас помню перекошенное гневом лицо старлея, который тряс меня и возбужденно повторял: «Я мог тебя убить…» Ту злополучную ночь я коротал на гарнизонной гауптвахте.

Итак, три обстрела – и только одно попадание. Да, но было не до смеха. Неожиданно в голове пронеслось: «Стрелял Борька… Конечно, Борька из Быково… Да что я? Бред какой-то… Борька? Гузкин?» Но эта мысль уже властно завладела мной.