1

Водолей

Università di Pisa

Pisa – Москва, 2012

Молодые годы. Крым (?)

Космические мелодии (Неаполь, 1951)

Ущелье

 
В ущельи темном
На корабле бездомном,
Без путеводных звезд и сил,
Среди веков, среди могил,
Забытый, бледный, одинокий,
Я правил слабою рукой
Корабль прекрасный и высокий
В болото жизни строевой.
Как привиденья,
Громады мрачных скал
Тянулися ко мне,
Как сновиденья,
В зловещей тишине
Бежал за валом вал,
Незримый и плененный,
Стенами отраженный.
Дыханье трав гнилых
Въедалось в паруса,
Очей больных
Касалась горькая роса…
Порой я умирал от смеха
И от паденья горьких мук,
Когда вокруг рыдало эхо
Среди гранитных рук
Насупившихся скал,
Где бился раздробленный вал.
Случалась и борьбы минута,
Когда я вынимал свой меч
И разрубал с бессильных плеч
Гирлянды нависавших спрутов.
Бывало, из пещер нимфеи
Со страстной песней недр
Хватались за бугшприт и реи.
Дрожал от ласки древний кедр,
Сгибалось дерево познанья,
Что я срубил в саду Эдема
В пору созданья
Святого корабля,
Когда слагалася поэма
Моей души, моя земля,
И ты, незримая царица,
Товарищ странствий по морям,
Крылатый спутник мой Орлица,
И целый мир твоим очам.
Но я не слушал песен дерзких,
Поросших правдой слов земных,
Познаньем мерзким
Болот живых.
На лире золотой
Я брал святой аккорд,
Но звук в груди больной
Был так нетверд
И так убог,
Что падший бог
Не пробуждался,
Не окрылялся,
Не обходил
Живых могил,
Не разрушал
Угрюмых скал…
 

Лютня

 
Если ты восьмиструнная лютня
С мелодичным и чистым сомненьем,
Если ты как поэт бесприютна
И расстанешься с хмурым раменьем,
Если рвешься и веруешь смутно
В красоту и экстазы стремленья,
Прикажи, мы отправимся в путь:
Мне в словах суждено затонуть.
 
 
Был и я этой лютнею славной,
И созвучья великие рвались
И в дыханье вселенной недавно,
Как гирлянды из пташек, вплетались.
Был и я этой силой бесправной,
Да в груди моей струны порвались.
Дай по струнам твоим пробежать,
Дай аккордом тебя оборвать!
 
 
Не потупишь ты звучные взоры,
Не умолкнут святые хоралы,
Полетим мы с тобой через горы,
Полетим чрез печальные скалы
И затеем кровавые споры,
И сразимся созвучьем удалым,
И докажем, что видимый мир
Недостаточно радостный пир.
 
 
Чрез Царьград и погибшую Трою
К голубых островов ожерелью,
Над пучиной лазурной мечтою
Полетим с небывалою целью:
С закаленною в бурях душою
Созерцать и отдаться веселью.
У Эллады мы ритмы возьмем
И в орлиную душу вплетем.
 
 
На вечерней заре к Парфенону
На сверкающих крыльях слетая,
Я молитву скажу небосклону,
На трепещущих струнах играя,
И гармонией вечности трону
Этих мраморных призраков стаю.
Две струны оборву я, сестра,
Целой жизни достойна игра!
 
 
И всё дальше, всё глубже в туманы,
Без надежды, покоя и ласки,
На гробницы в погибшие страны,
Где могилы – глубокие сказки,
Где и ты мне покажешься странной,
Где мистерия засветится в глазках,
Полетим: там я вырос в лучах,
Там хочу умереть на цветах.
 
 
Там на паперть Maria del Fiore
С тайнородною лютней спущуся,
С всеобъемлющей волей во взоре
Всескорбящею песней зальюся,
На безмерном стихийном просторе
Лебединой мечтой разражуся.
Не напрасно я жизнь отражал:
Я в тебе разбудил идеал.
 
 
Величайшую тайну вселенной
Под ликующим небом открою
Я у Розы в улыбке нетленной,
И собор остросводный построю,
И цветами весны неизменной
Потолки и приделы покрою, —
И, забывшись в молитве святой,
Две струны оборву я рукой.
 
 
В Таормине, в театре старинном,
Пред мирьядами звезд искрометных
Я забуду в полете орлином
О тревогах души перелетной,
Я забуду в страданьи вершинном
О тоске и слезах безотчетных.
Две струны в эту ночку умрут,
Две звезды, задрожав, упадут.
 
 
Разрешивши Трилогией грозной
Бесконечную тайну хаоса,
Осветивши гармонией сложной
Вековое гнездо на утесе,
Я ворвуся на крыльях тревожных
В голубую улыбку космoса:
Этой песней космических сил
Я последний аккорд заключил.
 
 
Я не раз воскресал для познанья
В хороводе веков безнадежных,
Я не раз угасал в отрицаньи
И мелодиях скорбных и нежных.
Но теперь я венец мирозданья
И творец откровений безбрежных.
Я нашел идеал мировой.
Он исчезнет в пучине со мной.
 
 
Улыбнись, мы летим над морями,
Мы летим над могилой глубокой.
Я пою, ты упейся словами
И, сверкая улыбкой жестокой,
Наслаждайся раздольем и снами,
Наслаждайся певцом одиноким.
Для тебя я глаза открывал
И бессчетно в природе искал.
 
 
Не страшись, мы слилися устами,
Мы слились с ликованьем природы,
Созерцай бесконечность очами
В этот час возвращенной свободы,
Мы наитий достигли словами,
Что достигнут веками народы.
Я сорвал два последних луча,
Ты погасла, смеясь, как свеча.
 
 
И раскрылось лазурное море
И в пучине два трупа сокрыло,
На великом, прохладном просторе
Кружевною улыбкой залило,
И как прежде в ритмическом споре
К берегам непокорным спешило.
Так погибнет Хаоса певец,
Одинокий, стихийный творец.
 

Саваоф и роза

 
В одном из крайних воплощений
Мятежный гений
Моей души с тревогой и тоской
Искал последнего ответа
В словах Завета,
В словах земли во тьме ночной.
 
 
Еще с утра я видел ясно,
Что всё безгласно
Вокруг меня, как в первый день,
Что даже песнь тысячеустно
Ложится грустно
В твои глаза, как полутень.
 
 
Как мать дитя в руках дрожащих,
В очах горящих
Я жизнь носил и отражал,
И до последней капли веры
Во все размеры,
Как сын влюбленный, воплощал.
 
 
Всё в этом мире, всё прекрасно
И всё напрасно,
Как мой мятежный стих.
В час межпорывья и бессилья
Сомкнулись крылья
И бурный вихрь в груди затих.
 
 
Да, несомненно, я подобен,
И дик, и злобен.
Как Ты, Создатель, в первый час,
Как Ты, в твореньи я безроден,
Как Ты, свободен
Творить миры из темных глаз.
 
 
В природе только Ты и я,
Два бытия.
Ты – зодчий тела и небес,
Я – ритм крушения вселенной,
Твой дух нетленный,
Пророк мучительных чудес.
 
 
Я не ропщу за тяжесть тела,
За скудность дела,
За воплощение без сил.
На лобном месте мирозданья
Без отрицанья
Я разрушенье полюбил.
 
 
Из края в край миры вещали
В словах печали
Кругами пламенных дорог
Тебе, Отец, тысячегласно,
Увы, напрасно
Хвалу, хвалу, печальный Бог!
 
 
Но Ты бежал в тоске смертельной
К земле бесцельной
И грудь последнего Христа
Обнял, целуя с воплем раны.
Покой желанный
Нашли в моей крови Твои уста.
 
 
Да, Ты умрешь во мне навеки,
Стремленья реки
Слились во мне в одно русло.
Я взял венец предельной скуки,
Корону муки,
Любовь и ненависть и зло.
 
 
Я первый и последний в мире
На скорбном пире
Разбил стремленье навсегда,
Я всё изведал, всем доволен
И обездолен,
Меня не тянет никуда.
 
 
Иди, Отец, земля могила,
Ты Бог, я сила,
Вот райский сад, вот цепкий куст
Моей душистой алой Розы,
Сорви мне грезы
С невоплотимых чистых уст.
 
 
Смотри, Отец, она прекрасна,
Вся жизнь ненастно
Горит на алых лепестках,
Как в первый день творенья,
Когда сомненье
Ты зародил в моих словах.
 
 
Целуй ее в уста, безбрежный,
В цветочке нежном
Я разрешил Тебя, Отец!
Его улыбка на могиле
Мятежной силе
Да будет радостный конец.
 

Остров смерти

 
За синегрудыми морями,
Весны усеянный цветами,
Влюбленно шепчется с волной
Мой остров вечноголубой.
 
 
Корабль фантазии крылатой
Веду я песней непочатой
С неустрашимостью туда,
Где я не буду никогда.
 
 
Пусть океан крылом измерен,
Путь достигающий потерян,
Как всё, что выгрезил во сне
Поэт на горней вышине.
 
 
В дали незнанной и туманной,
Благоуханной и желанной,
Мечтательно в тиши ночной
Лежит мой остров голубой.
 
 
Он полон слов, еще не взятых,
Он полон истин непочатых,
И паладины красоты
Там увядают, как цветы.
 
 
Там сладко упоенье смерти,
Влекущей к вечной душеверти,
Как пестрогрудый мотылек
Влеком на дальний огонек.
 
 
Веди же, звездочка ночная,
Меня, над бездною сияя,
Ты видишь раннею весной
Мой остров вечноголубой.
 
 
В твоих колодезях глубоких
Отчизна дремлет одиноких,
Забвенья чистый водоем,
Где мы стекаемся вдвоем.
 
 
Там в безбережном океане
Мы жизни заврачуем раны
И успокоимся с тобой:
Там остров смерти голубой.
 

Синева

 
Синева, синева бесконечных морей,
Облегающих небо и землю,
Непонятной гармонии ваших очей
Непонятной душою я внемлю!
 
 
Обреченный на смерть, для бессмертной мечты
Прохожу по гробницам вселенной
И мечтаю узнать то, что знают цветы,
Увядая от жизни бесценной.
 
 
Заповедную ценность отцовских могил
Оценить никогда не смогу я,
Дерзновенно последнюю чашу разбил
Я, безумно в лазури ликуя.
 
 
Мотылек однодневный на пышном цветке,
Однодневном, как он, не узнает,
Почему и зачем в горделивой реке
Бесконечности всё погибает.
 
 
Облакам белогрудым не скажет полей
Изможденное плугом чело,
Почему и зачем над пучиной морей
Их без устали время несло,
 

1911

Домодоссола

 
Силуэты темные
Грозных, острых гор,
Как мечты бездомные,
Спят с недавних пор.
Небеса червонные,
Как литой металл,
Облили точеные
Башни снежных скал.
Брызги предзакатные,
Как хвосты жар-птиц,
Рвутся в необъятное
Сотней колесниц,
Тысячей подкованных
Жемчугом коней,
Солнцем очарованных
Сказочных лучей.
А над ними нежная,
Бледная луна,
Тучкой белоснежною
Вся окаймлена.
Каждый миг безбрежное
Смертному дает,
Это небо нежное
К вечности зовет!
Кони разметалися
И венец потух,
Тучки разлетелися,
Как лебяжий пух.
Ноченька печальная
Палевую даль,
Озеро зеркальное
В темную вуаль
Скрыла. И холодные
Вихри из долин
Тучи многоводные
По щекам вершин
С безобразным хохотом
Гнали в небеса,
И упали с грохотом
Тучи на леса.
Горы недовольные
Стали звать вождя.
Засверкали молнии
В полосе дождя.
 

Праздник волн

 
Меж тяжко клубящихся пасмурных туч
Скользит, умирая, полуденный луч.
И синее око надолго закрылось,
И солнце за желтую ниву спустилось,
А ветер, как плуг трехлемешный, поднял
Громадные волны меж огненных скал.
Над ними порхают, дрожа от тоски,
Как белые слезы, твои лепестки,
Мой розовый сад над размытым обрывом,
Где детства волшебная сказка в пытливом
Неведеньи быстро, как призрак, прошла,
Как ясный весенний цветок умерла.
Пустое, смотри, голубые ряды
Всё новых мечтаний встают из воды.
А там жемчугами покрытая нива,
Лазурное море, кипит горделиво.
Над ним, как ребята, парят альбатросы
И крыльями косят и топят вопросы,
Всю правду, всё внешнее в празднике волн.
Туда понесется с тобою мой челн!