Автор рассказывает о книге (фрагмент интервью)
— Повесть автобиографична?
—В моей жизни не было мамы, полюбившей художника. Так что главная сюжетная линия не автобиографична. Тем не менее «Моя мама любит художника» — это пазл, собранный из фрагментов и деталей моей жизни. В детстве я, как и Лина, дружила с преподавательницей-пианисткой. А кладовка Лины, в которой она собирает необычные вещи, — это, в общем, моя комната. Блошиные рынки, секонд-хенды, базары, маленькие подвальные магазины, до которых нужно долго и трудно добираться, — моя страсть. Я могу часами выискивать на них старые, прожившие несколько жизней вещи.
—Лина разговаривает со своими вещами, слышит, как они перешептываются между собой. Откуда этот образ?
—Откуда приходят образы — всегда тайна. Ты ничего не конструируешь, просто принимаешь, как погоду — как снег, ветер, дождь. Пришло сверху — и все. Хотя, если есть желание пойти вглубь, то в японской культуре есть близкая мне философия «моно-но-аварэ» — «печальное очарование вещей». Это про то, что у каждой вещи есть душа и обнаружить ее не сложно: чем тише у тебя в голове, тем больше окружающих вещей, деревьев и птиц ты услышишь.
— Если бы вам пришлось сравнить Лину с героем художественного фильма, кого бы вы назвали?
— Лина похожа на Амели Пулен. А еще она похожа на Вик из замечательного фильма моего детства «Бум». Она — девочка с «прибабахом», со странностями. Как любой подросток, Лина видит обычный мир иначе, чем все остальные. Жизнь как таковая от этого не меняется. Но меняется угол ее восприятия, и читателю мир Лины может показаться немного сказочным.
— Скажите, где найти город из вашей повести? Вроде бы европейский, уютный, маленький. И в то же время — с ярко выраженным российским колоритом, вроде «справлять нужду во дворе, потому что в туалет в кафе просто так никто не пустит»…
— Я описываю город N. Это может быть город европейский или российский, каждый увидит что-то свое. В нем есть маленькие кафе, старые отреставрированные дома, магазины в подвалах, центральная пешеходная улица, парки, оперный театр, университет — такие декорации встречаются во многих городах. У истории, случившейся с пятнадцатилетней Линой, нет культурных границ.
— Один из самых ярких и уютных моментов в книге — это описание вечеров, когда Лина с мамой сидят в кафе и придумывают истории про прохожих.
— Это вечная тема: современные люди часто изолируют себя от других. Мы живем словно в камерах-кабинах: передвигаемся, говорим слова, дежурно улыбаемся… Ежедневный рутинный автоматизм. Иногда хочется приблизиться к другому человеку. Есть такая игра — на минуту представить незнакомца своим родственником или близким другом. Вообразить, какая у него может быть жизнь. Поселить его — пока едешь в метро или стоишь за ним в очереди — в своей квартире, со всеми вытекающими отсюда последствиями. Это здорово расширяет границы восприятия, сразу видишь мир вокруг себя, а не себя в мире. То, как Лина с мамой придумывают жизнь прохожих, — отсюда же, из желания сломать автоматизм.
— Может ли ваша история поддержать подростка, когда родители на грани развода?
— Недавно я получила отзыв от мамы девочки, семья которой оказалась в непростой ситуации. Когда наступил семейный кризис, повесть, по словам мамы, стала для дочери спасательным кругом. Но это исключительный случай, редкая история. Мы должны понимать, что книга — это все-таки литература, не жизнь. Опасно назначать ей роль поддержки. «Книга учит», «книга ставит проблемы», «книга воспитывает» — это старые установки советской школьной системы воспитания, которые, к сожалению, до сих пор живы. А книга по сути — это просто история. Да, в ней есть чей-то опыт, чьи-то мысли, фантазии, но делать из них универсальные рецепты нельзя, нужно создавать собственные.
(Автор интервью: Ольга Гаврилова)
