Дизайнер обложки Казбек Айдамирович Коджешау

Фотограф Яна Сергеевна Шульц

Иллюстратор Казбек Айдамирович Коджешау

© Анастасия Корепанова, 2021

© Казбек Айдамирович Коджешау, дизайн обложки, 2021

© Яна Сергеевна Шульц, фотографии, 2021

© Казбек Айдамирович Коджешау, иллюстрации, 2021

ISBN 978-5-0055-3690-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие и благодарности

Сборник, который вы держите в руках, пережил практически клиническую смерть и непременно скончался бы, если бы не Казбек Коджешау, сумевший его реанимировать. А случилось это вот как…

Издавая свою первую книгу «Эмоциональные инвалиды», я приобрела ценный опыт, и речь не только о написании и многочисленных доработках, за всем этим было нечто более сложное и глубокое. А именно – разрешение, данное самой себе: озвучивать на широкую публику свои мысли и взгляды. Я смогла. И думала, что тема «свободно говорить» для меня пройдена и закрыта. Но сборник рассказов привел меня к новому личному тупику. Я же не писатель. А если то, что я делаю, вовсе и не творчество? Будет ли это интересно кому-то? Писать в стол – это одно, но открыть свое произведение, художественное произведение, в котором, безусловно, много тебя, много чувств, много личного, оказалось еще страшнее. Вдобавок появились стихи. Поэзия – эстетическая обработка субъективных переживаний. Все эти гении: Ахмадулина, Пастернак, Ахматова, Вознесенский… и я. Позволительно ли это?! И снова здравствуйте, блоки, страхи, тупики.

Пока я думала над тем, имею ли я право или тварь дрожащая, мой ноутбук дал сбой: он сгорел.… Как психолог я не могла не провести параллелей с собой и своими внутренними метаниями. Сгорала внутри я! Так неистово металась в сомнениях, что моя техника обо мне позаботилась. Ни рабочих файлов, ни уроков, ни наработок, ни, самое главное, моих стихов и рассказов – ничего! Для других мир замер от режима самоизоляции, для меня он был поставлен на паузу потерей трудов и наработок за несколько лет, а самое главное, потерей моего детища, так и не увидевшего свет, моего сборника! Бессонные ночи, переполняющие меня идеи, мысли, чувства – все было зря, все было потеряно.

Ну вот, ты так боялась, теперь вопрос отпал. Ты его не издашь. Будут другие, да, если хватит смелости, но этого нет.

Тогда я решила, что не хочу больше бояться. Мой ноутбук сломался так быстро, так неожиданно, в одно мгновение, еще минуту назад работал и вот потух – и все! Жизнь человека не более устойчива, и нет никаких гарантий. Сколько бы мне ни было отведено, я не хочу спускать это время на сомнения, страхи и самоугрызения.

Не буду вдаваться в долгую историю о том, как много специалистов я обошла и обзвонила, и о том, как обреченно они говорили одну и ту же фразу: «Простите, восстановить информацию невозможно». Но мне повезло: рядом был человек, которому небезразличен мой труд. Казбек, я говорю тебе спасибо. Ты вернул мне мое детище и помог этим страницам выйти в мир!

Конечно, были и другие помощники, я не могу указать их фамилий и имен, но их вклад неопровержим – это мои клиенты! Я благодарна вам за ваше доверие, искренность, открытость, которые не раз меня вдохновляли!

Также мне хочется сказать спасибо моей семье, близким и друзьям за вашу поддержку на всех этапах моего профессионального, творческого и личного становления.

Яне Шульц, Яне Бобковой, Веронике Старусь, которые слушали сырые отрывки и говорили: «Давай продолжение». Максиму Раздобрееву, который супервизировал моих вымышленных персонажей, когда я не могла их понять. Дмитрию Богатому, своевременно напоминающему, что невозможное возможно.

Дорогой читатель, в сборник входят рассказы, различные по своей тематике и стилистике, поэтому вы смело можете начинать с того, который откликается вам в настоящий момент. Сегодня это может быть один, а завтра другой, уверена, какой-то из них непременно затронет вашу душу, а возможно, даже поддержит вас в проживании собственных историй и чувств.

Каждая выдуманная история является правдой.

В каждой правде – есть немного выдумки.

Пирожки с вишней

Броуновское движение. У меня всегда вызывала отвращение предновогодняя истерия. Люди с одичалыми глазами хаотично скупают тонны ненужных вещей. Количество продовольственных запасов предполагает, будто впереди не праздники, а долгие месяцы дефицита и пустые прилавки. Мишура, никому не нужные сувениры, колбаса, и еще елка, не забыть горошек, а хватит ли шампанского, и салфетки, конечно, надо непременно найти салфетки со снеговиками. Пробираясь сквозь эту вакханалию, я увидела существо, чья спина и походка явно не участвовали в этой ярмарке безумия. Спина эта была мне хорошо знакома, как и ее обладатель. Я замерла.

Холодный холодильник не имел сейчас никакого значения. Хотя я и облокотилась на него, сидя на кухонном столе и поджав к животу ноги. Плакала ли я? Не думаю. Все мои силы были сконцентрированы на том, чтобы упорно отрицать реальность. Возможно, я говорила что-то про то, что этого не может быть, и что мы непременно должны быть вместе, и что все у нас хорошо и я больше не буду… Или я просто молчала и раскачивалась, глядя в одну точку.

Тем временем спина начала растворяться в толпе. Это вывело меня из оцепенения. Подойти? Догнать его? И что я скажу?

«Я не могу жить без тебя! Точнее, могу, но не хочу. Я думала о тебе все эти годы и неизменно подвергала заведомо проигрышному сравнению с тобой каждого мужчину».

Или:

«Я ненавижу тебя! Ты жалкое трусливое ничтожество, достойное презрения!»

Пока я раздумывала, ноги начали двигаться в заданном направлении. Приближаясь к объекту, я резко толкнула его плечом и собиралась злобно пройти мимо, но вместо этого не выдержала и расхохоталась.

– Извините.

Забавно, он извинился за то, что я его толкнула, явно шел сам в себе.

– Добрый день, – сказала я, улыбаясь во весь рот и пытаясь поймать его взгляд. – А я диссертацию защитила!

– Знаю.

– Следите за моей деятельностью?

– Наблюдаю за деятельностью всех своих бывших студентов.

– Но за мной же вам интереснее всего наблюдать?

– Завышенная самооценка?

– Не все же ваши бывшие студенты получили ученую степень. Я явно самый интересный экземпляр!

– Мне все одинаково интересны.

– Равенство – это детская сказочка, вам ли не знать. Кстати, как дети? – Зачем я спрашиваю про детей? Мне сейчас действительно интересна эта информация… Вот именно сейчас, когда мы встретились спустя столько лет. Он что-то отвечает, продолжая быстро шагать. Я пару раз наступаю ему на ногу, случайно. И руки, почему дрожат руки, и голос словно не мой, какой-то истеричный, чужие тональности, я не сразу замечаю, что внутри меня всю трясет. Мне надо поворачивать, мы прощаемся и расходимся в разные стороны.

Теперь уже я своя в этой обезумевшей толпе. Хаотично бегаю по рынку с очумелыми глазами, но ничего не покупаю. Потом минут десять с отупевшим выражением лица пялюсь на носки. Женщина передо мной тщательнейшим образом выбирает себе пару. Потом мужу. Детям. И тете Маше. Я даже не раздражаюсь, покорно жду своей очереди. В сумке начинает звонить телефон, амплитуда моего состояния восхитила бы любого физика. Сердце начинает колотиться, я смотрю на экран и скоро понимаю, что этот неопределенный номер точно не его. Меланхолично вытекаю с рынка.

Я не из любителей гадать «если бы да кабы» и желать изменить свое прошлое. Есть лишь одна ночь, которую я пропустила через десятки и сотни вариаций. Думая, изменилось ли бы что-то, если бы я сделала эти последние шаги. Я не фаталист, но верю: то, что есть в нашей жизни, и то, кем являемся мы, формируется из миллионов крохотных выборов и решений. И я до сих пор не знаю, правильное ли решение мы приняли. Но чувствую, что, несмотря на все мое состояние, это был и мой выбор.

– Это конец?

– Нет, это начало конца.

Дежавю? Или взаправду это снова он? Я ускоряю шаг. Да что уж, я бегу, усердно пытаясь не сбить дыхание. Он сворачивает в булочную. Крохотная, она источает волнительный аромат свежей выпечки за версту и сохраняет его на одежде до ближайшей стирки.

– …Два с сыром, четыре с картошкой…

– Угостишь пирожком? Я есть хочу.

– …

– С вишней, пожалуйста!

Девушка по ту сторону улыбаясь начинает укладывать пирожок в общий мешочек.

– Нет-нет, для девушки отдельно.

– Мы не вместе, – зачем-то поясняю я улыбаясь, – я просто приблудилась и прошу меня накормить.

Накормить… Есть в этом что-то инфантильное, беспомощное и в то же время крайне сексуальное. Девушка явно воспринимает нас за шутников, но все же кладет мой пирожок отдельно. Мы выходим. Мне доставляет отдельное удовольствие использовать именно это симбиотическое местоимение «мы», говоря о нас, давно уже совершенно чужих людях.

– … и это называется послепроизвольным вниманием.

Резкий хлопок в ладоши, после которого вся аудитория слегка подпрыгивает на стульях.

– А это непроизвольное внимание, его возникновение объясняется резким раздражителем.

По аудитории раздаются смешки.

В конце этой последней лекции семестра я волнуясь подхожу к нему и, протягивая для пожатия руку, сообщаю, что для меня было ценным получать знания от такого преподавателя, как он. У меня слегка темнеет в глазах, потому что мне кажется, он все понял.

Спустя время он скажет, что в тот момент окончательно решил, что я помешанная формалистка и от меня стоит держаться подальше. А пока что мы идем рядом спустя столько лет и упражняемся в словесном фехтовании.

– Я выступила на международной конференции с докладом! У меня хорошо получилось! Я даже вставляла в процессе шутки. Слушателям нравилось. А я всегда была убеждена, что не умею шутить.

– Юмор – вещь субъективная.

– Знаешь, все это время я злилась на тебя.

– Скапливаете пассивную агрессию?

– Но совсем недавно, вот только в этом году, смогла простить.

Мы совсем уже подходим к его дому, и я понимаю, что сейчас он просто снова растворится в пространстве вечной спешки. Мне ничего не остается, как остановить его, чтобы сказать эти последние слова.

– Я счастлива, что в моей жизни был ты! Я ни о чем не жалею. И я рада, что мы встретились сейчас, накануне Нового года, и я могу тебе это сказать. Мне было хорошо с тобой в каждый из дней, которые у нас были.

Он разворачивается, кажется, улыбаясь, и, сделав уже несколько шагов, говорит: «С наступающим».

Я иду по знакомым мне улицам, слегка в невесомости, блаженно улыбаюсь. Наверное, так чувствуют себя люди после проповеди и отпущения грехов. И это состояние будет длиться каких-то несколько минут, но сейчас оно приносит такое успокоение. Я вспоминаю про пирожок. Достаю его, отламываю кусочек и, кладя в рот, морщусь. С вишней? Я же терпеть не могу пирожки с вишней…

***

– Завтра начинаются занятия. Вы руководитель группы. И когда же вы намеревались мне позвонить?

– Я…

– Быть может, вы планировали сделать это завтра? Совершенно безответственный подход! Во сколько начало занятий и в какой аудитории?

– Сегодня будет рассылка всей группе.

– Отлично! Надеюсь, хотя бы в рассылку вы никого не забудете включить.

Черная шляпа, высокие ботфорты на высокой шпильке, драматический макияж — что за женщины красят губы днем в кроваво-красный цвет! Вот только истерички мне в группе и не хватало!

Какой же отвратительный тип! Что за пренебрежительное отношение к своим студентам. Чего только можно ждать от такого преподавателя!

Я силюсь вспомнить, как все начиналось, но мои защитные механизмы бережно обо мне позаботились, по максимуму исключив информацию о том, каким был лучший роман в моей жизни. И хотя называть то, что между нами было, «романом» кажется мне кощунственным, я не желаю утопать в романтизме и размазывать нашу историю, которая длилась один лишь месяц. По иронии судьбы это был февраль. Плюс пара месяцев прелюдии до и несколько лет в депрессии после.

Уже ближе к вечеру я начинаю съедать себя за дневной эпизод. Как можно было вести себя так глупо? И что я вообще несла! Эти пирожки. Улыбки. Нелепые признания. Спасибо, что мы были вместе. К чему это все? Но ведь я говорила правду. Почему же на душе так сыро? Решив ее просушить, я открываю бутылку вина, а вместе с ней и ящик Пандоры.

Диссертация, конференция… Я же просто-напросто хотела получить его похвалу! Просто-напросто кричала: «Смотри! Я красивая и умная! И я стала успешным специалистом за эти годы! Я правда профи! И еще я могу быть дерзкой и остро шутить. Ну скажи же, что я достаточно интересная! Скажи, что я не все и тебе не наплевать! Что для ТЕБЯ я особенная».

Мне становится немного тошно от себя. Или от выпитого вина. Но ящичек открыт, и суховатая женщина в чалме, выпуская тонкими струйками дым, пронзительно смотрит на меня своим всезнающим взглядом. Тонкий мундштук в ее костлявых руках выглядит крайне эстетично, что еще больше резонирует с моим самоедством. Стоит ли пояснять, что эта женщина – мой внутренний критик. Достаточно суровый. В отличие от других она не ставит руки в боки и не начинает заезженную тираду на повышенных тонах, всю эту грязную работу она оставляет мне. И даже спустя много лет личной терапии при ее появлении я эту работу послушно исполняю.

Сегодня я буду бунтарь. Допив большим глотком вино, я зачем-то какое-то время смотрю на дно бокала. Что я пытаюсь там увидеть? Истину? Я ставлю бокал на пол и, не приняв душ, иду в постель, полная решительности выспаться. Даже удивительно, как мы бываем наивны… Рассвет я встречаю, так и не уснув.

***

Если бы мы были в фильме, то после нашей встречи накануне Нового года каждый из нас непременно бы понял: другой – это лучшее, что было, есть и когда-либо может случиться в его жизни. Мы бы преодолели короткую полосу комично-драматичных препятствий, разошлись бы в разные стороны, а за считанные минуты до боя курантов встретились бы где-то на полпути, так как в нашей утопической паре каждый бы сделал свои чертовы пять шагов. И классика жанра: мы бы целовались посреди улицы, под снегом и салютами. На мне были бы вечернее платье и туфли, но я бы ни черта не мерзла, потому что рядом был он! И титры закончились бы до того, как наша ванильная идиллия превратилась в однообразную, ничем не примечательную трясину.

Быть может, именно потому, что, даже представляя эту картинку, я уже начинаю скучать, она и не случается в моей жизни? Я люблю эмоции, и страсть, и саму любовь, но слащавая утопия – это не мое. И тем не менее до Нового года оставалось три дня, и я вся была погружена в мысли о нас.

А реальность была такова, что он был где-то там, рядом со своей женой.

– А при чем здесь ваша супруга, когда я говорю о вас? Поверьте, я действительно спала бы намного лучше, если бы рядом были вы!

– Вы безумная, вы не слышите меня! Я женат.

– Это вы не слышите меня! Мне нужны вы! А не ваша жена! А вам… Вам нужна я!

Помню, как год или два назад, когда я, приняв душ, пыталась дотянуться до полотенца, меня словно пробило, нет, это не был остеохондроз, это разомкнулась щеколда защитного механизма. Я вспомнила.

– Проходите, присаживайтесь.

Кабинет был не то что в фильмах про психоаналитиков. Место клиента было чем-то промежуточным между компьютерным стулом и креслом на колесиках.

Белая наглухо застегнутая рубашка, черная узкая юбка с высокой талией. Ботильоны на шпильках. Тот самый случай, когда классическая одежда становится максимально провокационной, и дело тут в определенном посыле ее носителя.

– Меня волнуют мои мужчины.

Этого еще и не хватало. Теперь придется слушать про ее нарциссические похождения. Хотя чего я ожидал, все и так было понятно с самого начала. Самодовольная, поверхностная, демонстративная, пустая истеричка!

– Мой папа, брат и любовник.

Да… да… их целых… Папа? Брат? И любовник?

– Я познакомилась со своим отцом пару лет назад. Это было по моей инициативе. А потом еще со своим братом. Это странно, когда люди, которые могли бы быть тебе близкими, появляются в твоей жизни спустя 20 лет.

Слушая каждое ее последующее слово, я сознавал, что поверхностными оказались мои суждения, а не она. Я думал, что это пафосное начало примитивных любовных интриг, а она говорила просто и ясно о том, что ее беспокоило. Мысли были глубокими, чувства — искренними, события — ранящими.

– О боже! Мы просидели с вами целых два с половиной часа!

– Да, немного затянули…

– Сколько я вам должна?

– Ничего. Вы ничего мне не должны.

– Нет, нет. Это неправильно… Вы говорили… Возьмите.

Я не хотел ни брать денег, ни думать о мотивах этого. Она оставила положенную сумму, спешно собралась и вышла из кабинета. Не уверен, но думаю, уже тогда я смутно предчувствовал, чем это обернется для моего покоя.

И эта встреча была хорошо отражена в моей памяти, за исключением того, что шла я туда отнюдь не за психологической поддержкой. И то, что я была так откровенна, вышло само собой. Я этого не планировала. Я шла туда с одной лишь мыслью – соблазнить его! Перед походом к нему я тщательно подбирала одежду и подкручивала волосы. Я не была жертвой! Но моя память спутала хронологию и извратила воспоминания. Навязав мне идею о том, что я, наивное дитя, шла к нему за помощью, а он подло воспользовался своим положением и моим переносом и в то время, когда я была максимально уязвима, переступил черту.

Как они могли! Моя собственная память и психика, чертовы защитные механизмы. Зачем я вспомнила это? Я не готова была вот так вот, без прелюдии и подготовки, внезапно прорвать шлюзы и окунуться в воспоминания о нем. Воспоминания о нас. Но это было целых два года назад. А сейчас я силилась не просто открыть все шлюзы, а взорвать дамбу, лишь бы вспомнить все! Вспомнить так, как это было в действительности. Теперь уже без попыток искать правых и виноватых. Потому что оба мы были правы. Настолько же, насколько оба были виновны.

«Психоаналитические объяснения суицидального поведения строятся на использовании теоретических концепций как классического, так и современного психоанализа, касающихся проблемы насилия по отношению к себе и другим».¹

В тот самый момент, когда салюты и дикие вопли за окном достигли своего апогея, а президент закончил свою неправдоподобную речь, мой телефон издал жалобный писк. Отложив книгу, я лениво потянулась за ним, не оттого, что ждала чьих-то поздравлений под бой курантов, скорее от удивления: неужто кто-то еще не знает, что я терпеть не могу массовую истерию?

«С Новым годом Вас, Маргарита Андреевна!»

Под приливом эмоций я решила налить себе виски! Я знала: от него это не просто слова, это настоящее сообщение. Послание. Мы – будет!