Пролог

Стенки в этом общежитии были картонные. Ларе отлично было слышно, как Мирослав повернул ключ в двери, как бросил на пол скейт и прошел на их общую кухню. Стук дверцы мини-холодильника, хлопок открывшейся пивной бутылки…Лара против воли представила себе, как вздрагивает от жадных глотков его смуглая шея, какая мокрая у него на спине футболка после тренировки, как блаженно прикрывает он глаза…Вот донышко бутылки жалобно звякнуло от того, с какой силой ее поставили на стол, и дверь комнаты её соседа захлопнулась.

Мирек ушел к себе.

Лара проскользнула на кухню, убеждая себя, что хочет просто навести порядок. Все-таки это их общее пространство, и ужасно некрасиво с его стороны вот так оставлять на столешнице открытую пивную бутылку. Мог бы и убрать! Обязательно потом надо будет сказать ему (непременно строгим учительским тоном!), что она не потерпит тут такого беспорядка.

Лара протянула руку к оставленной «Крушовице» и медленно провела пальцами по прохладному стеклу там, где его касался Мирек. Невольно представила, как его длинные пальцы обхватывали бутылку, а губы касались вот этого горлышка… Не успев подумать о том, что она делает, Лара вдруг схватила пиво и отпила большой глоток.

И, конечно, именно в эту секунду сосед собрался в душ. Полуголый, в одних шортах, с полотенцем на плече, он замер на пороге. Лара едва не поперхнулась, но постаралась максимально достойно выйти из положения: вернула бутылку на место и скрестила на груди руки с таким видом, будто ничего такого не произошло. Подумаешь, может, ей просто пить захотелось. И да, она отпила пива из бутылки своего студента. А что, это запрещено законом?

– Это мое пиво, – проговорил он, прищурившись, и зеленые глаза заскользили по Ларе. Слово «моё» он произнес неправильно, как по-чешски – «мойе», но сейчас его явно не стоило поправлять.

– Я знаю, – Лара все же покраснела, светлая кожа пошла пунцовыми пятнами. Ужас, как неловко. А во рту до сих пор был терпкий вкус Крушовицы и… Мирека. И в сочетании с его вдруг вспыхнувшим взглядом это была взрывоопасная смесь.

– Ты могла просто попросить, – он перешёл на чешский, но она все равно его понимала. А от того, как его хриплый голос тянул гласные, можно было сойти с ума. – Так захотелось моего пива? Или… меня?

Лара задрожала всем телом и с усилием сглотнула. В горле пересохло, несмотря на то что она только что пила.

– Не неси чушь, – прошептала она.

– Я тебя не понимаю, – усмехнулся он на чешском. – Ты сказала «да»?

Лара отчаянно замотала головой, со странным чувством наблюдая за тем, как Мирек бросает на стул полотенце и явно намеревается подойти к ней. В этом маленьком пространстве ему достаточно было сделать всего шаг, чтобы оказаться рядом. Но ведь и Лара могла сделать этот шаг в сторону своей комнаты и закрыть дверь на ключ. Почему же тогда стояла и с обреченностью кролика, застывшего перед удавом, смотрела на приближающегося студента? На забитые татуировками жилистые руки, на сухое тренированное тело, на усмешку на красивых губах.

Мирек уверенно положил ладонь на ее затылок и притянул ближе к себе. Обжег потемневшим взглядом и… поцеловал. Господи! У Лары и раньше от его случайных касаний электрические разряды по телу пробегали, но то, что с ней творилось сейчас, не шло ни в какое сравнение. Короткое замыкание – вот что это было.

Случилось то, чего Лара подсознательно боялась – это было слишком хорошо. Её никогда не целовали так откровенно и умело. Язык Мирека нагло и сладко хозяйничал у нее во рту, пальцы одной руки вплелись в ее русые волосы, а другая рука легла на талию и слегка поглаживала поясницу, понемногу спускаясь вниз – к округлым ягодицам.

Мирек наконец оторвался от её губ, чтобы перевести дыхание, и Лара ненадолго пришла в себя:

– Нет, нет, нельзя, – бессвязно бормотала она.

– Если нет, тогда почему ты меня гладишь? – хмыкнул он, и Лара вдруг с ужасом поняла, что все это время её руки лежали на обнаженных плечах Мирека и неосознанно поглаживали смуглую кожу, под которой перекатывались твердые мышцы. Она – преподаватель! – только что гладила своего студента, который её целовал. Что она делает?! Твою мать, да что вообще тут происходит?

С неожиданной силой Лара оттолкнула его, и Мирек попятился.

– Отойди от меня! Не трогай! Никогда! Понял?! – закричала она на русском, не сильно заботясь о том, понимает её Мирек или нет.

– Лара, – протянул он, и у нее от его странно произнесенного «л» по позвоночнику прокатилась сладкая истома. Господи, её что, возбуждает его акцент?! Вот никогда не считала себя извращенкой, но похоже, что можно начинать.

– Jdi do prdele, – рявкнула наконец по-чешски Лара и чуть не застонала. Тем, что она сейчас послала в жопу своего студента, она практически добила и так подыхающую в агонии субординацию.

Черт. Черт, черт, черт…

Не глядя на Мирека, она бросилась в свою комнату и закрыла дверь. «Лара…» – вдруг всплыло в памяти собственное имя, которое он произносил так странно и так возбуждающе. И губы, его жесткие горячие губы и смелый язык… Господи. Что она наделала? Что они наделали?!

Глава 1. Взлетная дорожка

– В древнерусском языке имперфект образовывался от инфинитивной основы, например, от глагола «нести» получалось так: несяхъ – несяше – несяхомъ – несясте…

Лара объясняла первокурсникам новую тему, а они, отчаянно зевая, переписывали в тетрадку информацию с доски, не особо вдаваясь в её смысл. Вдруг дверь аудитории приоткрылась, и в аудитории тут же наметилось оживление.

– Здрасьте, Борис Иванович! – недружным хором поздоровались студенты.

– Здравствуйте, здравствуйте, – нетерпеливо отмахнулся завкафедрой, – Лариса Дмитриевна, зайдешь ко мне после пары, дело есть.

– Конечно, – кивнула она, глядя на него с некоторым недоумением. Странно. Заседание кафедры было вчера, вроде все обсудили. Но она, конечно же, зайдет. Интересно только, что там за дело.

Дверь захлопнулась. Лара размеренным голосом продолжила рассказывать про времена в древнерусском языке, и аудитория опять погрузилась в спячку.

По восторженному блеску глазок за толстыми стеклами очков Лара поняла, что обсуждать они с её научным руководителем и непосредственным начальником будут что-то из ряда вон выходящее. Как-то слишком доволен был Борис Иванович для обычного исправления ошибок в рабочих программах или для сообщения о научной конференции в соседнем городе.

– Ларис, в Праге была когда-нибудь? – с ходу начал он.

– Нет, – осторожно ответила она, – у меня даже загранпаспорта нет.

– Тогда пляши! – заулыбался Борис Иванович, – Злата Прага, а точнее один из её университетов, хочет себе на год преподавателя русского языка для своих студентов. По обмену. К нам чех, а к ним… – он помедлил и с триумфом завершил, – ты!

Хорошо, что Лара сидела, потому что от такой новости могла бы и не устоять на ногах. Вот только пока в ней было больше беспокойства, чем радости.

– Почему я? – нахмурилась она, – У меня совсем не подходящая специализация. Для преподавания русского как иностранного у меня нет ни знаний, ни опыта.

– Лариса Дмитриевна, я тебя умоляю! – рассмеялся её научный руководитель. – Думаешь, кому-то это важно? Ты носитель языка, с высшим филологическим образованием и опытом преподавания. Да они будут счастливы заполучить такой кадр!

– Я на чешском вообще не говорю, – продолжала сопротивляться Лара. – Вы же знаете, я из славянских языков только болгарский учила, а это вообще другая группа!

– Да там русский все прекрасно понимают, – заверил её Борис Иванович, сам никогда не выезжавший из России. – В крайнем случае по-английски будешь говорить. Умеешь же?

– Умею, а с зарплатой что? – Лара, сама не понимая почему, продолжала выискивать подвохи в этом сказочном предложении. Казалось бы, бери и радуйся! Такое счастье раз в жизни выпадает! Но что-то внутри беспокоило. Не могло быть все так просто.

– Так, Лариса! – потерял терпение Борис Иванович. – Не хочешь – не надо! У нас на кафедре полно желающих съездить в Прагу, да к тому же еще и денег подзаработать. Предложу им! А ты можешь быть свободна!

– Да подождите, – испугалась Лара. – Я же не отказываюсь. Просто хочу понять, что и как.

– Ладно, – сменил гнев на милость начальник, – тогда вот тебе их предложение, дома почитаешь и завтра жду ответ!

Лара взяла протянутый договор и пролистала его.

– Тут же все на чешском! – возмутилась она.

– Разберешься, – махнул рукой Борис Иванович, – сейчас переводчики всякие есть в интернетах. Вот и пользуйся, так сказать, современными технологиями.

Лара, поджав губы, кивнула, убрала бумаги в объемную сумку и, коротко поблагодарив руководителя «за предоставленную возможность», вышла из кабинета.

Борис Иванович со вздохом проводил её взглядом. Эх, хороша девка! Было бы ему хотя бы лет на двадцать поменьше, точно бы приударил! Настоящая уральская девчонка – кровь с молоком! Грудь, попа – все на месте! И работник золотой: ни одной жалобы. Студенты у нее по струнке ходят. Хорошо, если согласится поехать. Все-таки хоть какой-то шанс для девочки мир посмотреть: сама она вряд ли дальше Свердловской области выедет – с её-то рабоче-крестьянскими родителями и крошечной зарплатой молодого преподавателя. А тут, может, и выгорит что. Вдруг там, в Праге, мужика себе найдет нормального, если, конечно, они еще остались в этой «Гейропе». И Борис Иванович усмехнулся, чрезвычайно довольный собой.

***

В конце августа Лара стояла в аэропорту Кольцово, нервно теребя в руках новенький загранпаспорт и посадочный талон. Было страшно. Очень страшно.

Рядом с одинаково перепуганными лицами мялись родители, что тоже не добавляло уверенности. Тогда, на семейном совете, папа твердо сказал, что надо ехать, что девочка она у них умная и сможет там, в Европе, пробиться и хорошо себя показать. Поэтому из заначки, которую мама про себя называла «на свадьбу», а папа «на машину», были взяты деньги на билет до Праги (это принимающая сторона не оплачивала) и на новый гардероб для Лары.

Так что теперь в чемодане лежали туфли, ботильоны на низком каблуке, новые белые рубашки, черная юбка, синий пиджак и очень скучное серое платье. На покупке платья настояла мама, которая была уверена: внешний вид дочери должен доказывать, что она серьезный специалист. Именно поэтому вместо любимой удобной куртки Ларе всучили короткое тетино пальто, которое прибавляло сразу лет десять. С другой стороны, в чем-то мама была права, потому что без строгого делового гардероба Лара, с её нежным лицом и огромными наивными глазами, тянула максимум на студентку-первокурсницу, а никак не на уважаемого преподавателя солидных двадцати шести лет.

Ладно хоть удалось уговорить родителей добавить ко всему этому учительскому великолепию джинсы и кроссовки. Зимние ботинки было решено не брать, потому что «ну какие у них там зимы, Ларка! Смех один!». Даже если вдруг понадобится что-то потеплее, можно будет уже там купить. В Праге.

Ох, от одного этого слова захватывало дух, и внутри разливалось такое сладкое, волшебное ожидание, как в детстве перед Новым годом. Несколько часов – и Лара будет там! Она будет ходить по мостовым с неровной истертой брусчаткой, пить знаменитое чешское пиво, прогуливаться по Карловому мосту, ездить на красных трамвайчиках…

– Может, все-таки возьмешь себе пару пирожков? – неловко спросила мама. Лара хотела возмутиться, что в самолете кормят и что они это сто раз обсуждали, но посмотрела в растерянные и подозрительно красные мамины глаза и поняла вдруг, что дело тут вовсе не в пирожках. Просто она первый раз так надолго от них уезжает.

– Не надо, мам, – Лара еще раз обняла её, потом папу. – Я вас люблю! Все будет хорошо!

И когда самолет, лениво и медленно тащившийся по летному полю, неожиданно вырулил на взлетную полосу и сразу стартовал с такой дикой скоростью, что у Лары радостно защекотало внутри, она вдруг подумала, что это очень похоже на неё. Она, как этот самолет, скучно и уныло ползла по своему маршруту, но вот теперь – на этой новой взлетной полосе – начнется новая жизнь с совершенно новой скоростью! Жизнь в Праге!