Михаил ЛЕРМОНТОВ
***
Люблю я солнце осени, когда,
Меж тучек и туманов пробираясь,
Оно кидает бледный, мертвый луч
На дерево, колеблемое ветром,
И на сырую степь. Люблю я солнце,
Есть что-то схожее в прощальном взгляде
Великого светила с тайной грустью
Обманутой любви; не холодней
Оно само собою, но природа
И всё, что может чувствовать и видеть,
Не могут быть согреты им; так точно
И сердце: в нем всё жив огонь, но люди
Его понять однажды не умели,
И он в глазах блеснуть не должен вновь
И до ланит он вечно не коснется.
Зачем вторично сердцу подвергать
Себя насмешкам и словам сомненья?
1830 или 1831
***
Я осторожен, – нежное несу,
Ладонями от ветра укрывая.
Там утренние звёзды на весу
Всё шепчутся о чём-то, угасая.
Там ландыши последние цветут,
Любой прохожий хочет стать поэтом,
А соловьи, послушай, так поют,
Что май, вздыхая, истекает в лето.
В ладонях, как в долинах, эти дни
От суеты и быта охраняя,
Несу тебе, любимая! Прими!
Как принимают ландыши, вздыхая.
ПЕРЕД ГРОЗОЙ
Тихо-тихо… Воздух полон влагой.
Ни единый лист не задрожит.
И слышнее стало – по оврагу
Ручеёк серебряный бежит.
И едва, но всё же уловимо,
Там, где тёмен, грозен окоём,
Тучи и лениво, и ворчливо,
По-соседски спорят о своём.
А в овраге звёрушка любая,
Закрывая лапками глаза,
Думает, в тревоге засыпая:
– Будет дождь… наверное – гроза…
***
Оконный белый переплёт,
На стенах кафельная плитка,
По радио концерты Глинки —
И дождь идёт, идёт, идёт.
И каждый день растянут в год.
Придёт сестра, зовут Иринка.
Уколет и опять уйдёт.
Затем – обход, обед и Глинка…
И новый день растянут в год.
Зову кого-то, не дозваться…
Красавица сестра зайдёт
И скажет: «Надо поправляться!»
Красивым красным ноготком
По шприцу щёлкает Иринка.
И тот же дождь, и тот же Глинка,
И те же виды за окном.
Мне стало сниться: коготком
Кроваво-красным та Иринка
По шприцу щёлкает, потом
Мне в вену вводит дождь и Глинку…
И навсегда уже дано
Больничной жизни постоянство.
– Сестра! Откройте мне окно!
Мне нужно в Звёздное Пространство!
***
Не спится, родная! Не спится.
И ты, беспокойная, спишь,
Бретельку у левой ключицы,
Вздыхая, во сне теребишь.
Тебе неспокойное снится…
Ты шепчешь как будто: «Приди…»
Наверное, райские птицы
В твоей поселились груди!
Не спится, родная! Не спится!
И знаю, уже не уснуть!
Поскольку две райские птицы
Волнуют высокую грудь…
***
Горит в углу лампадка,
Мерцают образа.
Сверчок за печкой сладко
Поёт, закрыв глаза.
С любовью на кроватку,
Где русый мальчик спит,
Во сне вздыхая сладко, —
Сам Боженька глядит.
И от лучей лампадки
Волшебный свет идёт,
И ангел, кроткий ангел
Поёт, поёт, поёт.
***
Гроза прошла. Остатки грома
Далёки… и едва-едва…
В лугах туман. В лугах истома.
И в мир не явлены слова.
Да что слова! Все звуки лишни!
И ночь прошла, но не рассвет…
Остатки грома дальше… тише…
Уже вот-вот сойдут на нет.
Такого не услышать дома.
И я в луга спешу, в луга,
Где тишина, что после грома
На травы влажные легла.
Ещё и солнце дремлет где-то,
И птицы дремлют, не слышны.
И всё на грани полусвета
И первозданной тишины.
***
Ухожу. Ни боли, ни страданья.
Помню мало. И того не жаль.
Журавли больнее улетают,
Оставляя нам свою печаль.
Как бы мне хотелось верить в это —
Что они, с уходом сентября,
Лишь грустят, что вдаль уносят лето,
И не плачут… Плачу только я.
МАЭСТРО
В доме напротив желтеет окно.
Сумерки долги и зыбки.
В доме напротив, мне слышно давно,
Мальчик играет на скрипке.
Мальчик настойчив, он выучил в срок
Vivo, сrescendo и presto,
В жёлтом окне за уроком урок
Учит вихрастый маэстро.
И непременно с течением лет
Станут пленительны звуки.
Станут летучи, мгновенны, как свет,
Трепетны, чувственны руки.
Звуки роятся, срываются прочь
Звуки, и снова роятся.
Скрипке, как девушке, каждую ночь
Руки любимого снятся.
Я это вижу и знаю давно.
Это со мною бывает…
В доме напротив открыто окно.
Мальчик на скрипке играет.
***
Как прожить без боли, я не знаю.
Сердце я не пробовал беречь.
Вот – ступает Родина по краю.
Вот – Родная пропадает Речь.
Журавли опять же… Или в мае —
Робкие, из первых, соловьи…
Или та, как рана ножевая,
Память о потерянной любви.
Слава Богу! Верного не знаю
Из рецептов – сердце уберечь.
«На живую» нитками латаю,
А оно даёт за течью течь…
***
И глубиной дышал простор,
Венчая день, венчая лето…
Я слышал птичий разговор,
Что это – осени примета.
Один из первых жёлтый лист,
Прервав круженья и метанья,
Переводил мне птичий свист
И глубину того дыханья.
Я, очарованный, простёр
Объятья осени навстречу
И стал на птичий разговор
Мудрей природы человечьей.
***
Дождь и дождь – октябрьские слёзы…
Будто ожидаемо, но нет —
Сдавит горло… А мои берёзы
Не листву роняют – Дивный Свет.
Нет, он не горел, но неба просинь
Так им согреваема была,
Что листва в сердцах не билась оземь,
И остатки летнего тепла
Отпускал он так, как в сельском храме
Отпускает батюшка грехи,
Что об этом даже временами
К нам приходят светлые стихи.
А теперь, ненастною порою,
Станут листья к стёклам прилипать
И подступит к горлу вдруг такое,
От чего нельзя не зарыдать…
ДРУГУ
Валентину Кручинину
За окном мой жёлтый клён
Опадает, опадает.
Было так, что был влюблён,
А теперь так не бывает.
Даже если в жизни той
Слыл гулякой и поэтом,
То теперь, мой дорогой,
Не об этом, не об этом.
И ко мне, мой милый друг,
Утешение приходит
Даже в том, что всё вокруг,
Всё проходит, всё проходит.
Опадает жёлтый клён
Не напрасно, не напрасно —
Был поэтом, был влюблён!
В жизни всё, мой друг, прекрасно!
Есть ли на языке моём неправда?
Неужели гортань моя не может различить горечи?
Иов. 6:30
***
я устал дожидаться огня
непонятного умному глазу
стихомания выдай меня
моему участковому сразу
пусть за мной высылают наряд
с ног сбивают и накрепко вяжут
если сами стихи говорят
что по всем обвиненьям
покажут
ИНТРОДУКЦИЯ
Л. Т.
«Пни замшелые. Былинная хвоя.
Изумрудная долина. Ты да я…» —
Так слова, как птицы, ищут, где им сесть.
И в кукушке от радистки что-то есть.
И у дятла не от райского вина
в скорострельной голове своя война.
…Вот и сердце вторит дятлу часовым
механизмом одноразовым своим:
– …ПО-ГРУС-ТИТЬ НЕ ГРЕХ ДО БУ-ДУ-ЩИХ ПО-БЕД…
Жизнь прекрасна. Жизнь убога. Да – и нет.
ПРОВИНЦИАЛЬНАЯ ЭЛЕГИЯ
С надеждой, не скажу бредовой,
с обидой, не кривящей губ,
по грязным улицам Ростова
иду как Фёдор Сологуб.
…Да-да, в училище, как Фёдор!
Как он, иду учить детей.
Учить тому, что Гарри Поттер
Незнайки нашего глупей.
Учить не мыслящих учиться
тому, что книжки умолчат:
почти что Римская волчица
вскормила рыночных волчат
(доныне сильный не унижен,
отныне он во всем хорош!),
теперь повсюду ясно слышен
их раздирающий скулёж…
И вовсе не пример отдельный
мной приведен, но цепь угроз:
Россия стала богадельней
для любящих её всерьёз.
А что стихи?
«Шкафы плацебо!» —
смеясь, ты скажешь.
Но, постой,
не честного ли нынче хлеба
я дал тебе, читатель мой?
Как будто искреннему слову
уча довериться, как знать,
на грязных улицах Ростова
легко ли мне стихи слагать?
FRAGMENTUM SOCIOLOGICUM
«Средний уровень жизни» и – бледность.
«Продолжительность жизни» – и вой.
Мы теперь вымирающий этнос,
что вот так вдруг поник головой,
у которого сердце пробито,
хлещет кровь – и её не унять!
Ведь не флаг нашей кровью пропитан,
а всё то, что смогли мы понять:
жизнь – не годы, и время – не числа,
вера в Бога – не тишь и не гладь.
Человек не любить разучился,
он едва научился… с т р а д а т ь.
Справа храм и геройская стела.
Слева рынок и реки людей.
Ничего невозможно поделать
с этой маленькой жизнью
твоей.
ЧТО ЕЩЕ ВАМ СКАЗАТЬ…
1
Что ещё вам сказать,
Чем ещё вас, друзья, удивить,
Или локти кусать —
Это проще, чем весело жить,
Чтоб, сорвав тормоза,
Чтоб, летя под счастливый откос,
Прошибала слеза
От силлабо-тонических грёз;
2
Но никто бы не знал,
Как твой разум натруженный скис,
Пропуская в финал
Сокрушительный агностицизм:
«Что за свет, что за пыл,
Что за дым расточала, клубя,
Жизнь, в которой ты был,
Жизнь, в которой не будет тебя!»?
3
Тишина к тишине,
Сердце к сердцу, к закату – закат.
Славно вместо кашне
Подарить мне текстильный канат!
Я его подвяжу
Под всеобщий такой потолок,
О котором сужу,
Как о том, с чем ужиться б не смог;
4
А зажить довелось.
И я вновь на московском пути:
Скоро станция Лось,
И я чувствую, надо сойти, —
Чистоганом сполна
Расплатиться за кровь твоих звёзд,
О, Лосиха-страна,
Что легла под Калиновый мост;
5
На семи берегах
За превечный и мастерский лов
Не на хлеб, а на страх
Умной рыбы – речных дураков,
Где рыбацким сачком
Только мойрам махать не с руки,
И несёт тухлячком
От Большой человечьей реки;
6
Впрочем, дух еще жив
И, терпя баснословный урон,
Тянет чудный мотив,
Что когда и за краем времён
Соловьи запоют
И сирень зацветёт навсегда,
Страшным будет не суд,
Страшной будет ненужность суда!
7
Что ещё вам сказать,
Чем ещё вас, друзья, удивить,
Или кузькину мать
Мы не можем, как Кузька, любить,
Чтоб не в игры играть,
А, трезвея надеждой скупой,
Не по-детски страдать,
Если мамка зашилась с судьбой?
СООБРАЖАЯ НА ТРОИХ…
фреска
Соображая на троих
под тёрном, яблоней и вишней,
здесь каждый счастлив, как жених,
как гость бесценный, вечер с лишним
и рассуждает, и поёт,
и улыбается, и мыслит,
и облегчённых душ полёт,
что кислород под маркой “Priestley”*!
Среди падений и разрух,
при щедрой власти Каганата,
их тосты, скромные на слух,
невольно жгут меня, как брата.
И вот, случайный человек,
какой-то трезвенник-прохожий,
я – мученик библиотек, —
взгляд на седьмой, пью с ними тоже.
Увы! статистика страшна
(тут не двурушничать пора б уж):
великолепная страна
споткнулась о Великий шабаш;
под страшно давящим крестом
на горько пьющих, с их сердцами, —
не социальным ли вином
становятся они же сами?
А впрочем, духом ободрясь,
откроюсь в чём поинтересней:
всю эту пагубную страсть,
не пачканную в фарисействе,
казнящую любую спесь,
печаль кидающую за борт,
не променял бы я на весь
благополучно трезвый Запад.
Что молвить: «Не соображай!..», —
а может, завтра, вышней волей,
к последней жатве урожай
на диво будет в русском поле,
и примет всё река одна
кристальная в Четвёртом Риме,
всё, разделенное сполна
когда-то этими троими.
________
*По имени Джозефа Пристли (Joseph Priestley, 1733–1804) – британского священника, философа, общественного деятеля и выдающегося естествоиспытателя, открывшего кислород.
БАРКЛАЙ ПЛАЗА
О. М.
1. 2012
в тот год я стал в делах преуспевать
а прежде не везло с учителями
ни стол ни стул ни старая кровать
не дали мне свести концы с концами
как будто время выставив посты
пакет судьбы здесь перехватит лично
в столичной жизни мало суеты
когда живёшь по горло нестоличной
и ловишь сны её батальных сцен
в тебе горит музейная свобода
ведь в сущности и этот бизнес-центр
всё тот же дым 12-го года
всё та же горечь отданной земли
в другой стране во времена другие
в который раз при станции Фили
сражённому булатом ностальгии
да были люди (им уж не узнать
кем и когда погашен свет над нами)
теперь в делах я стал преуспевать
а в прошлом не везло с учителями
2. 2015
участник нешуточной бизнес-игры
я дни провожу у Поклонной горы
я думаю изредка
не горячась
когда бы ребята хотя бы на час
и вам оглянуться на правду войны
из этой эпохи
из этой страны
когда бы вам жизнь на мгновение дать
и
что бы тогда вы могли нам сказать
мне кажется чудом явившись из тьмы
вы б гордо смолчали
но слышали мы
оформили память
поставили стелу
но это уже
не относится
к делу
3. 2017
живёт москвА жирует
россиЯ водку жрёт
и это всё скажу я
любви круговорот
преступно жить озлобясь
и вопрошать КУДА
ОТ НАС УХОДИТ СОВЕСТЬ
В КАКИЕ ГОРОДА
***
Фольклорным детством славно закалясь,
кувшин умишка с росписью раскола,
я был поставлен в первый русский класс
в селе лубочном, в избяную школу.
За партой образца «Великий Ост»,
дотоле не сменённого ни разу,
не педагога птицы Алконост
вмещал я сладкоструйнейшие сказы.
И так меня пленял сюжет в одном,
где с каждым днём был коммунизм всё ближе,
что захлебнулся мой кувшин вином
их зельной мудрости… А нынче
что я вижу!
На месте красных кущ блатной пустырь,
и Змей Горыныч с Родиной слюбился;
из мальчика не вырос богатырь;
сгорела школа; а кувшин…
разбился.
***
ты в сказке рожден детина
ты правды её не трусь
что в существе едина
да в лицах троична Русь
твой пионерский галстук
выброшен и истлел
партийный билет гораздо
фатальнее не у дел
но ехать на атах-батах
ты посчитал за честь
ведь не в любых цитатах
отсвет кровавый есть
гордилась тобой курсантом
колонновожатым мать
не зная как к депрессантам
ты Питер мог приравнять
в горячие те денёчки
с прохладцей плюя на всех
На этой странице вы можете прочитать онлайн книгу «Журнал Парус №78, 2019 г.», автора Амвросия Оптинского. Данная книга имеет возрастное ограничение 16+, относится к жанрам: «Cтихи и поэзия», «Современная русская литература». Произведение затрагивает такие темы, как «стихотворения», «философско-литературные журналы». Книга «Журнал Парус №78, 2019 г.» была написана в 2025 и издана в 2025 году. Приятного чтения!
О проекте
О подписке