– Иванова! Даша! Давай к нам!

Мне помахали две подруги, к которым я и стала пробираться между столиков набитого под завязку кафе. Студент – он всегда голоден, даже если поел пару часов назад.

– Уф! Я думала, что все – есть мне теперь стоя.

Плюхнув поднос с едой на свободное место стола, я перевела дух и взялась за салат. Времени между парами было впритык – перекусить и снова за знаниями.

– А я сегодня с Поклонским твоим столкнулась, – захихикала Таня, чем заслужила мой недовольный взгляд. Наверно, снова будет над ним потешаться. – Такой идет, бормочет что-то себе под нос.

– Таким он Дашке кажется еще более сексуальным, – вступилась за честь профессора Люда. – Да и сдавать ему предмет несложно, когда он весь в образе.

– Ну, хватит, девочки! Альберт Венедиктович не заслуживает, чтобы говорить о нем в таком тоне.

– Молчу! – Таня сделала вид, что закрывает рот на замок. – А, кстати, вот и Поклонский.

Эти слова она произнесла тихим голосом, но даже этого мне хватило, чтобы сделать то, что обычно я делала, когда профессор появлялся в поле зрения – сначала покраснеть, потом вытянуть шею, чтобы увидеть Поклонского хоть одним глазком.

Он, как всегда, прошел к своему столу, который никто никогда не занимал, потому что знали, что за ним сидит Альберт Венедиктович.

– А все же он секси! – выдала Люда. – Не зря наша Дашка в него с первого курса втюрилась.

– Секси еще какой! Я тебе говорила. Да, своеобразный, но в сексуальности ему не откажешь.

Пока девочки обсуждали Поклонского в миллионный раз, я занималась тем, что уже вошло в привычку – смотрела на профессора, но осторожно, чтобы никто ничего не заподозрил. Хотя, очень сомневалась в том, что о моей в него влюбленности не знает половина университета.

– Ладно, Иванова, пошли на лекции. А то Филонов опять будет посягать на твое место! – скомандовала Таня и мы вышли из кафе.

В Поклонского я влюбилась сразу же, как только он вошел в аудиторию в первый раз, выронив при этом портфель, и окинул студентов взглядом. Его глаза остановились на мне (или я себе это придумала, сейчас уже не было важным), и я пропала. Серо-голубой взгляд, такой, от которого мурашки по спине побежали. Я знала, что мне ничего не светит с Поклонским, и виной тому были совсем не отношения студентка-профессор, которых избегали все уважающие себя люди. Просто он был таким… как будто из другого мира. Весь в науке, в самом себе…

А как он читал лекции! Даже если бы я была слепой, я бы тоже влюбилась в него без оглядки. Какой у Поклонского был голос! А погружение в науку! Мне потом долго еще казалось, что в мире только и существует важного, что акушерство с гинекологией и репродуктологией впридачу. Да, Поклонский умел влюбить – и в предмет, и в себя.

Альберт Венедиктович вошел в аудиторию ровно в тот момент, когда началась лекция. Я сосредоточила все свое внимание на нем. Глазеть на него вот так, совершенно оправданно, было особенным удовольствием.

– Тема сегодняшней лекции…

Поклонский оперся одной рукой на кафедру, а второй потер подбородок. Этот его жест был мне тоже очень знаком.

И все. Ничего не осталось кругом. Я была вся в том, что рассказывал Альберт Венедиктович. Смотрела на то, как шевелятся его полные губы, которые мне снились в весьма нецеломудренных снах. Обволакивалась его голосом… ровно до тех пор, пока Филонов вдруг не выдал:

– Альберт Венедиктович. А существует женский шовинизм?

Чтооооо? Откуда он вообще взялся со своими дурацкими вопросами? Речь ведь шла о женском организме, а никак не о шовинизме!

Поклонский поправил очки и воззрился на Филонова. Мне так и хотелось поинтересоваться у последнего, насколько тот хорошо прочистил уши утром.

– Я не совсем понимаю, к чему ваш вопрос, – тихо ответил Поклонский и уже собрался было продолжать, когда Филонов вылез снова.

– Вы так рассуждаете о женщинах, как будто они – вершина мироздания.

Филонов усмехнулся и огляделся в поисках поддержки. Парочка его друзей издали звук, похожий на приглушенный гогот.

– А вы так не считаете, Филонов?

– Я так не считаю. Без мужчин женщины бы не выжили. Это очевидный факт.

– И наоборот тоже!

Мамочки, неужели этот голос принадлежит мне? Зачем я вообще вступила в этот диспут?

– И наоборот тоже, вы правы, Иванова, – ободряюще кивнул мне Поклонский.

– Хотя, я много думала об этом тоже. – Обращение профессора напрямую ко мне придало сил и уверенности. – Вот взять хотя бы современную науку. Например, клонирование уже давно исследуется и даже достигло определенных успехов. Женщины ведь могут вынашивать клонов и таким образом выживут, если вдруг мужчины исчезнут.

Конечно, этого бы мне очень не хотелось. Представить, что профессор перестанет существовать как вид…

– О! Кто-то пересмотрел сериалов!

Филонов поднялся и исполнил короткий танец живота, но Поклонский его не одернул. Он смотрел на меня.

– Вы интересуетесь клонированием, Дарья? – спросил он тихо.

– Она интересуется вами!

Сволочь Филонов! Я покраснела, профессор кашлянул. Убить бы этого выскочку с третьей парты и закопать поглубже! И меня ведь оправдают.

– Интересуюсь, – ответила я хриплым голосом. – Например, клонирование органов распространенная мировая практика, которая спасла сотни жизней. Хотя, я сомневаюсь, что наука всесильна. Вот Филонову бы точно не помог новый мозг.

Аудиторию огласил взрыв хохота, на красивых губах Альберта Венедиктовича появилась улыбка. Люда толкнула меня плечом, видимо, высказывая этим свое одобрение. Но насладиться тем, что профессор обратил на меня внимание, мне не удалось. Лекция завершилась и студенты потянулись к выходу из аудитории.

А я шла в числе последних и чувствовала на себе пристальный взгляд Поклонского. Неужели для того, чтобы стать для него хоть немного интересной, нужно было всего лишь блеснуть общеизвестными познаниями?

Чудеса!

– Мне кажется, ты с ним слишком… ну не знаю, скромная, что ли, – высказала свое мнение Люда, когда мы уселись вечером в баре.

Алкоголь я употребляла не слишком часто, и когда это все же происходило, старалась пить по минимуму. Вот и сейчас взяла себе бокал белого вина под порцию кальмаров в кляре.

– Ты считаешь, что я должна напрыгнуть на профессора и заявить ему, что я готова на все? – вскинула я бровь.

– Совсем необязательно! – вступила в разговор Таня. – Достаточно просто с ним пофлиртовать.

– На лекциях?

– Зачем на лекциях? После!

Я отпила глоток вина и представила, как флиртую с Поклонским. Мамочки! Да Таня, должно быть, шутила, если считала, что я буду способна выдавить из себя хоть слово, оставшись наедине с Альбертом Венедиктовичем. Он ведь был такой… погруженный в себя и в науку. Но это было мне даже на руку – миллион девиц, крутившихся возле него, уж точно ничего бы не получили. И я в их числе. Мда, досадно.

– Венику точно понравится, если ты заговоришь с ним о науке, – со знанием дела выступила Люда.

– Перестань называть его так! – огрызнулась я. Терпеть не могла, когда кто бы то ни было отзывался о профессоре в таком ключе.

– Молчу я! Но и ты пойми – мы предлагаем это только на благо тебе.

Предлагают они… Я вздохнула и отпила еще глоток вина. То, что действовало на других мужчин, совсем не срабатывало с Поклонским. Хотя, надо было признаться самой себе – я толком не попробовала ни одного метода обольщения.

– Хорошо, я поняла, – согласилась я с подругами, допивая вино. – Останусь после лекций и заговорю с ним о науке.

– Прямо завтра, – воодушевилась Таня.

– Прямо после лекции! – поддержала ее Люда.

– Ему не до этого, когда он заканчивает читать лекции! – вступилась я за профессора. На деле же просто жутко боялась того, на что толкали меня подруги.

– Зря ты так думаешь! Вон как подхватил сегодня твое выступление на тему клонирования! – Таня подалась ко мне и зашептала: – Я тебе говорю, он помешан на науке. По нему же видно! Развей эту тему и он твой!

Я посмотрела на подругу скептически. Что-то очень сомневалась в том, что Поклонский испытывает мужской интерес к каждой, кто заговаривает с ним о вероятности вырастить органы искусственным образом. Но чем черт не шутит?

– Ладно, – согласилась я после паузы. – Подойду к нему прямо завтра. Но если он меня пошлет, знайте – реанимировать мое бренное тело придется именно вам!

На паре я нервничала так, как никогда до этого в жизни. Даже оставила без внимания выкрики Филонова, который в очередной раз пытался блеснуть отсутствующей частью тела, а именно – мозгом. Мне часто не хотелось, чтобы лекции Поклонского заканчивались (ведь я могла без зазрения совести любоваться профессором), но сегодня это желание было особенно нестерпимым. Потому что после пары я планировала подойти к Альберту Венедиктовичу и сказать ему хотя бы пару слов.

И вот час икс настал!

– У вас есть какие-то вопросы? – уточнил он, когда все вышли, а я осталась в аудитории с Поклонским наедине. После чего посмотрел на меня, поправив очки.

Мамочки! Как же они ему шли! Но сейчас речь не об этом. Что там говорила Люда? Или это была Таня? Все смешалось в моей голове.

– Вопросов нет. У меня есть проблема.

Дура ты, Иванова! Единственная проблема (по крайней мере, вселенского масштаба) сейчас стоит прямо перед тобой! И что ты ответишь ему на закономерное уточнение, о чем идет речь?

– Я вас слушаю.

Вот! Он меня слушает. Уже неплохо.

– У меня что-то… с гормонами! – выпалила я несусветную чушь. Хотя, насколько несусветную? Действительно, у меня что-то было с гормонами, когда речь заходила о профессоре.

– У вас что-то с гормонами, – повторил он, когда пауза затянулась.

– Да. И я бы хотела посоветоваться с вами. Вы ведь в этом разбираетесь.

– Что конкретно вас беспокоит?

Альберт Венедиктович смотрел на меня внимательно, а я не знала, куда деться от этого взгляда.

Меня беспокоите вы. Например, поели ли во время обеденного перерыва. Или как сегодня вам спалось. Есть ли у вас девушка, в конце-то концов, – вот что меня беспокоило. Но ответила я совсем иначе.

– Меня то в жар кидает, то в холод. Или наоборот. В общем, я хотела бы получить консультацию от знающего человека.

Люда и Таня мной бы гордились. Я думала так все то время, пока смотрела на профессора, который, в свою очередь, смотрел на меня. А потом он просто кивнул и сосредоточил свое внимание на телефоне, на который ему пришло какое-то оповещение.

– За консультацией вы можете обратиться в мою клинику, – рассеянно произнес он. – Запишитесь ко мне на прием.

Записаться к нему на прием! Об этом я и мечтать не смела! И Поклонский вот так просто говорит, что я должна это сделать.

– На ближайшее время? – уточнила я, когда Альберт Венедиктович направился к выходу из аудитории.

– На ближайшее время. Скажем, на 17:00 завтра, – отстраненно ответил он и вышел.

Я неосознанно сделала жест, означающий что-то вроде «Ес!». Сам Поклонский назначил мне едва ли не свидание, просто выслушав мои выдумки насчет гормонов. Он ведь понимал, что это все сказки и просто хотел меня увидеть вне стен университета? Или нет?

Я посмотрела вслед удаляющемуся профессору и подернула плечами. В любом случае, разберемся с этим всем, когда наступят те самые заветные 17:00 завтрашнего дня.

Без десяти пять я переминалась с ноги на ногу возле клиники, где работал профессор, не в силах понять, что за тревожащее чувство не дает мне покоя. Не забыл ли Поклонский о том, что я записана к нему на прием? Что вообще будет на нем происходить? Но, была не была! Надо было идти.

На рецепции меня встретила улыбающаяся девушка, которая поздоровалась и воззрилась вопросительно.

– Иванова! Записана на 17:00! – выдохнула я.

Та сверилась с компьютером и кивнула.

– Проходите, ваша карточка уже в кабинете Альберта Венедиктовича.

Моя карточка, ну надо же! Значит, профессор и взаправду помнил о том, что я приду, и уже ждал меня в полной боевой готовности. Как врач, разумеется.

На третий этаж я поднялась с отчаянно колотившимся сердцем и предчувствием чего-то неминуемого.

Помни о том, что я тебе сказала! – зазвучал в голове, как наяву, голос Люды.

Да-да! – поддержала ее Таня. – Наука – вот, что вас объединит!

Эти фразы, всплывшие в памяти, придали мне сил, и стучала я в дверь профессорова кабинета изрядно успокоившись.

– Войдите! – раздался голос из-за двери. Женский. Черт, я что, ошиблась?

Заглянув в кабинет, я увидела престарелую женщину, которая сидела за столом в стороне. Второй стол, располагавшийся напротив входа, был пуст.

– Я Иванова… К Альберту Венедиктовичу, – выдавила из себя, надеясь, что ошиблась кабинетом. Ну или профессор просто вышел и скоро вернется.

– Да, Альберт Венедиктович меня предупреждал. Заходите. Он сейчас на срочном совещании.

Черт! Ну и что прикажете с этим делать?

– А когда вернется?

– Вы и встать не успеете, как будет тут. – Это прозвучало довольно угрожающе, но в кабинет я все же вошла. Она взяла со стола карточку и бегло ее просмотрела. – Раздевайтесь, Дарина.

– Я Даша.

– Да, вот я и говорю, раздевайтесь, ложитесь на кушетку. Как ваши гормоны?

Блин! Все же меня ждет полноценный осмотр, о котором побеспокоился профессор. Но что поделать? Я, как тот сапожник без сапог, уже приличное время не была у гинеколога, так что лишним обследоваться не будет.

– Гормоны в порядке. Наверно. Мы же это выясним?

– Обязательно! Альберт Венедиктович сделает все в лучшем виде.

Уж в этом я не сомневалась. Профессор был докой в своем деле.

Раздевшись, я легла на кушетку и врач тут же накинула мне на ноги простыню. Подкатила к нам аппарат узи. Значит, Поклонский побеспокоился обо всех аспектах этого осмотра. А это даже приятно.

– Расслабьтесь, больно не будет.

Конечно, не будет! Но было бы еще и приятно, если бы это все делал профессор, а не его престарелая сотрудница. Или я бы такого не хотела?

Закрыв глаза, представила, как Альберт Венедиктович находится между моих ног. Эта картина вызвала желание, чтобы он в этот момент был облачен совсем не в медицинский халат. А лучше вообще был бы безо всего. Ооооо… Как же мне этого хотелось!

– Вот и все! – минут через десять, которые я провела в фантазиях, объявила та, которую я мысленно окрестила бабулькой. – Ножки ровно кладем, лежим минут десять так. Потом переложу вас на диванчик, часик полежите. И выпишу свечки.

– Что за свечки? – устроившись удобнее, спросила я.

– Гормональные. Вам нужно.

Вот ведь! А я ведь врала по поводу гормонов! А на деле, оказалось, что попала прямо в яблочко.

– А Альберт Венедиктович скоро придет? – снова попыталась я выяснить то, что волновало меня в первую очередь.

– Скоро, да. Только совещание закончится.

Через десять минут меня уложили на небольшой диванчик в тихой комнатке. Даже сон отовсюду навалился, как будто не спала несколько ночей. Зачем мне был нужен этот отдых, я не совсем понимала, но полагалась на тех, кто был в этом более сведущ.

Или может, это Поклонский распорядился, чтобы я была устроена с комфортом, пока он не вернулся с совещания?

Я устроилась удобнее и мгновенно провалилась в блаженную темноту.

– Дарина Николаевна! Дарья… просыпайтесь.

Меня потрясли за плечо и я вынырнула из сновидения. Весьма развратного, к слову, где мы с Поклонским предавались плотским утехам.

– Альберт Венедиктович вернулся?

Я села на диванчике и потерла глаза руками, сразу же вспоминая, где именно нахожусь и зачем. Свидание с профессором! Которое я, к своему стыду, чуть не проспала.

– Альберт Венедиктович не вернулся, но он позвонит вам завтра. Я сообщила ему, что все прошло хорошо.

Я насупилась. Ох уж эти занятые профессора! Ни минутки на ту, кто ради него проехал путь в полгорода.

– Ладно. Тогда я пойду домой, – пробурчала и поднялась с дивана.

– Сегодня просто какое-то важное совещание. Но Альберт Венедиктович совершенно точно позвонит вам завтра!

Меня проводили до дверей, за которыми я и осталась наедине с осознанием, что сегодня не увижу профессора. А завтра уже суббота, и это значит, что лекций ждать еще целых два дня.

Что ж! Если Поклонский не соврал (ну или его сотрудница не приукрасила действительность) завтра профессор обязательно мне позвонит. А уж что сказать ему, когда это случится, я обязательно придумаю. Не будь я Дашей Ивановой!

***

– Чем это пахнет?

Я повел носом, пытаясь определить, что за аппетитный аромат витает в доме. А главное – откуда в моем холостяцком жилище вообще может пахнуть чем-то хоть сколько-нибудь съедобным?

Ответ на оба вопроса обнаружился на кухне. Я наконец понял, что это пахнет рыбой. А рыба в моем сознании была прочно связана с одним-единственным человеком. Моим дедом – заядлым рыбаком, превосходно умевшим готовить то, что наловил.

Именно он и стоял у плиты, обжаривая на сковороде рыбу. Наверняка свежепойманную.

– Дед! – позвал я его, когда он при моем появлении даже взгляда не отвел от своей добычи.

– Альберт!

Обернувшись, дед сгреб меня в крепкие объятия и я приветственно похлопал его по спине. Приезжал он ко мне нечасто, предпочитая деревенскую жизнь городской суете. Но если уж приезжал, то выполнял по максимуму все родительские задачи. И кормил, и мозг выносил, чтоб жизнь медом не казалась.

– Я тут рыбку тебе привез. Сейчас есть будем, – сообщил мне дед и я, молча кивнув, с блаженством рухнул в кресло, устало вытянув вперед ноги. День получился суетным – на совещании в клинике решали какие-то настолько важные вопросы, что я уснул уже через пятнадцать минут. А проснулся от ужасного осознания, что высокое собрание все еще не разошлось, а у меня важная пациентка.

Конечно, Серафима Петровна (это моя ассистентка) прекрасно знала, что нужно делать, но я, как правило, предпочитал контролировать все сам.

– Держи, поешь, – сказал дед, вручая мне тарелку, а сам полез в холодильник. Что он хотел там найти, я не знал, но зато знал, чего бы он найти не хотел.

Но таки нашел.

– Это что за грибы? – поинтересовался дед, доставая с полки банку с одним из моих сокровищ.

– Не трогай! – предупредил я. – Это яичник.

– Батюшки! – охнул он, спешно возвращая банку на место. – Зачем он здесь?

– Все для науки, – откликнулся я.

И это было действительно так. Я не уставал раздвигать границы того, что было уже изучено до меня, в надежде найти то, что еще никому не известно. И друг-патологоанатом в этом плане мне был очень кстати.

Закрыв холодильник с таким видом, что стало ясно – вся рыба достанется сегодня мне одному, дед опрометчиво решил присесть на диван.

И в тот же миг с дивана донесся надрывный звук. Дед, схватившись за сердце, вскочил на ноги с такой скоростью, с какой даже ради рабы не скакал.

– Ты сел на шлюшку Молли, – спокойно пояснил я, кладя в рот первый кусочек рыбы.

Дед испуганно перекрестился. Потом спросил:

– Ты что, завел резиновую женщину?!

Я кинул на него удивленный взгляд. Зачем мне резиновая? Мне и живых хватало с лихвой. К тому же резиновые женщины не могли рожать, а значит, не представляли из себя никакого интереса.

– Это всего лишь кошка, – невозмутимо пояснил я.

Молли, словно понимая, что речь шла о ней, поднялась с дивана, изящно потянувшись. Зевнув с царским достоинством, села обратно, предварительно кинув на деда оскорбленный взгляд.