Глава 1

Декабрь, 1564 год

«…Мы глубочайше надеемся, что когда-нибудь при дворе Вы поймете всю опрометчивость своих поступков и порадуетесь, что, к счастью своему, избежали этой не достойной Вас пары. Королева удостоила нашу семью великой чести, приняв Вас одной из своих фрейлин. Вы получили возможность службой ее величеству вернуть доброе имя себе и нашей семье. Найти то, что действительно сделает Вас счастливой. Не разочаруйте ее, не обманите ее ожиданий и наших надежд».

Леди Розамунда Рамси скомкала письмо отца и откинулась на подушку качающегося экипажа. Если бы только она могла выбросить из головы слова отца! Стереть из памяти все, что произошло после тех сладких, теплых дней лета… Неужели миновал всего лишь месяц? Он был долгим, этот месяц, как годы, бесконечные годы, в течение которых она старела, превращаясь в свои девятнадцать лет в старуху, не уверенную ни в себе, ни в своих желаниях.

Дрожа от холода, Розамунда сунула скомканное письмо в вышитую сумочку. Ее мысли вернулись к Ричарду, к их признанию в своих чувствах друг к другу и к тем минутам, когда они украдкой целовались в тени цветущей живой изгороди. Он даже не попытался увидеть ее, когда родители разлучили их.

А теперь ее отсылают из фамильного замка, выгоняют из родного дома и заставляют прислуживать королеве. Без сомнения, ее родители уверены, что она отвлечется в шумной атмосфере королевского двора, как капризный ребенок, которому подсунули блестящую безделушку. Они думали, что при покровительстве королевы Елизаветы да в роскошных новых платьях Розамунда найдет себе другую, лучшую пару, более подходящую имени и богатству семьи Рамси. Кажется, они уверены, что в глазах юной леди все красивые лица одинаково хороши.

Но как плохо они знали ее! Они думали, что она застенчивая, робкая мышка. Но она может стать львицей, когда знает, чего хочет! Розамунда раздвинула занавески, всмотрелась в проплывающий мимо пейзаж. Стремление родителей избавиться от нее было столь велико, что они выпроводили ее сразу же, как получили письмо королевы, – в самый разгар зимы. Вдоль промороженной колеи стояли голые деревья, простирая ветви к серому небу. Хорошо еще, что не идет снег, только белые сугробы лежат вдоль дороги комковатыми кучами.

Ледяной ветер свистел в вершинах голых деревьях и пронизывал до костей. Эскорт Розамунды – вооруженные всадники и ее служанка Джейн в повозке с багажом – молчаливо ежились в плащах.

Лондон. Он казался недостижимой целью. Дворец на Уайтхолл с его теплыми каминами был только мечтой, как и уютная гостиница. Реальностью оставались эта тряская, ухабистая дорога, грязь да пронизывающий холод, который проникал через ее подбитый мехом плащ и шерстяное платье.

РозамундуЁ охватывала замогильная печаль одиночества. Она потеряла родителей, дом, потеряла Ричарда и любовь, которая, как она думала, была взаимной. Теперь она стояла лицом к лицу с новой жизнью в новом месте, о котором мало что знала; в таком месте, где нельзя потерпеть неудачу, хотя бы из страха, что ее больше никогда не пустят домой.

Она глубоко вздохнула и почувствовала, как морозный воздух взбодрил ее. Она – Рамси! А Рамси не знают неудач! Они пережили смену пяти монархов, Тюдоров, и остались невредимы, с титулом и подобающим ему богатством. И она, Розамунда, сможет ужиться в свите королевы, не ввязываясь в бесчисленные интриги.

Может быть, к ней приедет Ричард и докажет ей свою любовь, спасет ее. Нужно только придумать, как убедить родителей, что он достойная ей пара.

Она высунулась из экипажа, посмотрела на повозку, громыхавшую за ней. Джейн сидела среди сундуков, ящиков и тюков, совсем серая и больная на вид. Прошло много часов с тех пор, как они выехали с постоялого двора, и даже Розамунда, в меховом плаще и на мягких подушках, продрогла. Почувствовав себя эгоисткой, она сделала знак суровому капитану сопровождения, что надо остановиться.

Джейн заторопилась, чтобы помочь ей сойти на землю.

– О, миледи! Да вы совсем замерзли! – выдохнула она, суетясь с белой шерстяной накидкой и перчатками Розамунды. – Неподходящее время для путешествий, нечего тут и говорить.

– Истинная правда, Джейн, – ответила Розамунда. – Ничего, скоро будем в Лондоне, и, несомненно, ни у кого нет дома теплее, а стола обильнее, чем у королевы. Только представь себе – пылающий камин, жареное мясо, вино, сладости, чистая постель, толстое одеяло…

– Если только мы доживем, чтобы все это увидеть, моя леди, – вздохнула Джейн. – Зима больно лютая. Не припомню такой!

Розамунда оставила служанку расправлять подушки в экипаже, а сама направилась в заросли деревьев сбоку от дороги. Она сказала Джейн, что отойдет по нужде, но на самом деле ей хотелось побыть одной, походить по твердой земле.

Она почти пожалела, что рискнула сойти с дороги, когда ноги начали проваливаться в мокрые сугробы и скользить на промерзших лужах. Деревья стояли совсем голыми, но росли часто, и она скоро потеряла из виду свой отряд. Ветви деревьев окружали ее, как волшебные заросли из сказки, из нового странного мира, в котором она оказалась совсем одна. И не было нигде отважного рыцаря, который прискакал бы и спас ее.

Розамунда откинула капюшон, сняла с головы сетку, распустив роскошные серебристо-платиновые волосы. Подхваченные холодным ветром, они рассыпались по плечам ее тяжелого плаща. Она подняла лицо к небу, всматриваясь в серые клубящиеся облака. В Лондоне не будет такой благословенной тишины. Там не услышишь даже собственные мысли, не то что свист ветра или шорохи голых ветвей.

Ей послышался смех. Смех?! Розамунда нахмурилась, напряженно прислушиваясь. Может, она забрела в сказку, в мир фей и лесных духов? Да нет же! Нет! Вот опять смех и голоса! Розамунда, как зачарованная, пошла на эти веселые притягательные звуки…

Она вышла из леса и сразу увидела сцену из другого мира, другой жизни. Перед нею расстилался огромный замерзший пруд – круг сверкающего серебряного льда. На его берегах горели костры, выбрасывая к небу золотисто-красные языки пламени и клубы ароматного дыма и посылая приятные волны тепла к замерзшим щекам Розамунды.

И там, у костра, были люди! Четверо – двое мужчин и две дамы – в бархате и мехах. Они смеялись и болтали в тепле костра, пили из кубков вино и жарили на вертелах мясо. А в середине пруда на коньках плавно скользил еще один мужчина! С истинным изумлением смотрела Розамунда, как он вращался, грациозно изогнувшись: его худощавое тело в черном бархатном камзоле и черных бархатных бриджах двигалось все быстрее и быстрее. Пока она, как загипнотизированная, смотрела, вращение замедлялось, и вот он замер неподвижно, как зимний бог на льду!

И весь холод, ветер и гонимые им облака затихли вокруг этого одного человека.

– Энтон! – крикнула одна из леди, аплодируя. – Ты изумителен!

Мужчина на льду изящно поклонился и расслабленно, зигзагом покатил к берегу.

– Да, да. Энтон у нас изумительный, – согласился господин у костра, с низким голосом, с каким-то славянским акцентом. – Изумительный павлин, который обязательно должен продемонстрировать перед леди свои цветастые перья.

Катавшийся на коньках в центре пруда мужчина расхохотался, подъезжая к заснеженному берегу, сел на поваленное дерево, чтобы отстегнуть коньки, локон темных волос упал на лоб.

– Уверен, что я расслышал в твоем голосе зависть, Иоганн. – Глубокий голос Энтона был окрашен мелодичным северным акцентом. Он даже не запыхался от своих выкрутасов на льду.

Иоганн саркастически фыркнул:

– Завидовать вашему обезьяньему кривлянию на коньках?! Не сказал бы.

– О! Уверена, Энтон искусен не только в катании на коньках, – проворковала высокая и поразительно красивая, с черными волосами, леди. Она наполнила вином кубок и, колыхая роскошными бархатными юбками, поднесла его Энтону. – Не так ли?!

– В Стокгольме джентльмены никогда не возражают дамам, леди Эссекс, – ответил тот, поднимаясь с бревна, чтобы принять предложенный ему кубок, и улыбаясь ей поверх золоченого ободка.

– А что еще делают в Стокгольме? – спросила она с кокетливыми нотками в голосе.

Энтон рассмеялся и сделал большой глоток вина. Он повернулся, и Розамунда вынуждена была признать, что он в самом деле красив. Вовсе не павлин, очень уж простой костюм на нем и нет сверкающих драгоценностей, только жемчужина в ухе! И хотя совсем не такой, как Ричард, – тот светловолосый, румяный, мускулистый англичанин, – но, бесспорно, красив.

Ростом он был выше среднего, худощавый, черные как вороново крыло волосы обрамляли его лицо с высокими, резко очерченными скулами и сверкающими черными глазами. И в глазах этих отразилось изумление, когда он увидел Розамунду. Он вернул пустой кубок леди и решительно направился к ней. Розамунда хотела скрыться в деревьях, но ноги ее будто примерзли к земле. Она не могла ни пошевелиться, ни даже отвести от него взгляда.

– Так, так, – улыбнулся он уголками чувственного рта. – Кто это тут у нас?!

В полном смятении, чувствуя себя дурочкой, Розамунда наконец развернулась и побежала к своему экипажу, а изумленный смех Энтона летел за ней.