Тимур неизменно во всем черном: худи, джинсы… Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга. Взгляда не могу оторвать от каждой черты лица Тима. Небритый, с заметно отросшими волосами и щетиной. Бритоголовым его уже не назовешь. Теперь Тим просто коротко стриженный. Я не виделась с ним всего пару дней, а кажется, будто прошли недели. Понимаю, что скучала по нему даже больше, чем могла себе представить. Это чувство простреливает под ребрами, и я тяну ладонь к лицу Тимура.
Прикасаюсь пальцами к щетине, которая теперь не такая уж и колючая, и провожу ими от щеки к подбородку. Тим еще шире расплывается в улыбке и, подавшись вперед, целует меня. Так жадно захватывает мой рот своим, что у меня сбивается дыхание. Теплые губы лишь сильнее заставляют чувствовать, что… Боже! Как же я скучала!
Сильнее тянусь вперед через подлокотник и обхватываю Тима за шею, забыв, что у меня на коленях лежит сумка, и та падает мне под ноги. А заодно задеваю локтем коробку передач, и в машине что-то начинает громко пикать. А мне плевать. Я хочу мурлыкать от счастья. Но Тиму приходится от меня оторваться, чтобы усмирить электронику. И пока он возится с коробкой передач, я вдруг замечаю: Тим одет в черное худи, но не в то, в котором я привыкла его видеть. То худи, которое он отдал мне, когда я уезжала из Богудонии, все еще спрятано в моем шкафу. Тогда это откуда? На нем какая-то абстрактная серая аппликация.