Сонькин щебет затихает в моей голове. Чем дольше я слежу за Гориным, тем сильнее отстраняюсь вообще от всех звуков: шума в коридоре, хлопков дверей, чьего-то гогота.
Я концентрируюсь лишь на одном. Сама не понимаю зачем, я ловлю взглядом каждое движение Тимура. Словно отключившись от мира, наблюдаю, как он вальяжно усаживается на капот своей модной тачки и достает из кармана куртки телефон. Его друзья ведут какую-то оживленную беседу рядом, а Тимур просто утыкается носом в экран мобильного. Он почти никак не реагирует на своих друзей, лишь изредка кому-то из них отвечает, не отвлекаясь от телефона. Из окна второго этажа мне не видно, что рассматривает на экране Горин, но все, чего я бы хотела, – лишь бы только
не уведомления о лайках. И, возможно, я слишком громко об этом думаю.
Тимур, сощурившись, вдруг поднимает лицо к солнечным лучам. Ладонью он обхватывает свою шею. Сжимает пальцами, ведет их вверх по бритому затылку и снова опускает к шее, массируя ее. А через секунду он распахивает глаза. Его взгляд останавливается ровно на уровне окна, где на подоконнике восседаем мы с Соней, и я все это время бесстыже пялюсь на Горина.
И он замечает это. Медленно убирает руку с шеи и ловит мой взгляд. Несколько секунд мы смотрим друг на друга через окно второго этажа, а потом губ Тимура касается усмешка. Едкая и глумливая. Мгновенно по моим щекам расплывается жар, ладони становятся влажными. Тряхнув волосами, я сразу же отворачиваюсь. Смотрю теперь на Соню, которая что-то тараторит, а я вообще не улавливаю, что именно. У меня в груди бешено барабанит сердце. Я слышу только его стук, не совпадающий с движением губ подруги. А мои пальцы готовы сломать плитку шоколада, которую я все еще держу в руках.