Две недели и плюс один день. Пятнадцать дней, в которых все какое-то картонное. Даже я.
Пятнадцать дней я просыпаюсь утром и вижу в зеркале свои опухшие глаза. Пятнадцать дней осознания, что в охватившей меня тоске никто не виноват. Только я. Пятнадцать дней изнуряющего ощущения, что я ничего не могу изменить. Что я ничего не знаю о том, как он… Даже не знаю, где он. Нина оказалась пуленепробиваемой. Видимо, это у них семейное. Она терпеливо отвечала на мои сообщения, повторяя одно и то же: «Дай Максу остыть. Нужно время».