– Замри, – безапелляционно командую я, нагло втискиваясь в крохотную примерочную.
– Ольховский, выйди! – протестующе кричит Олеся. – Я же раздетая!
«А я уже все видел», – ехидно вертится у меня на языке, но вовремя его прикусываю.
– Ну зачем мне это надо – рассматривать тебя? – цокаю я.
И да. Я нагло вру. Пока мои руки ковыряются в замочке на платье, я смотрю не на запутавшийся в нем пучок волос. Честное слово, я не хочу, оно как-то само, но скольжу взглядом по обнаженной спине. Ниже и ниже… По позвонкам и к двум чертовски выразительным ямочкам на пояснице… И по моему телу пробегает покалывающая волна.
– Ты что? Пялишься на меня? – Синичкина дергает поднятыми руками.
– Ага, мечтай, – хрипло бормочу я, возвращая взгляд к молнии и запутавшимся в ней прядям. Стараюсь как можно аккуратнее освободить волосы Олеси, но она лишь мешает мне, то и дело нервно подергиваясь. – Не дрыгайся, Синичкина…
– А можно быстрее?
– А можно не командовать? – шикаю я.
И мой взгляд опять устремляется вниз… к этим ямочкам над черной линией хлопкового белья… Мои пальцы сами путаются в движениях и опрометчиво тянут молнию вниз.
– Ай! Больно! – Взвизгнув от неожиданности, Олеся дергается, теряя равновесие.
Ее зад четко припечатывается к моему паху, а я хватаю ртом воздух от боли. И мы теряем равновесие уже оба. Я чудом не валюсь на пол. Спиной подпираю стенку в примерочной и успеваю поймать падающую на меня Синичкину. Одним махом просто прижимаю ее к себе спиной. Голой спиной. А мои ладони четко оказываются на ее голой талии и животе.
Боль в паху мигом затмевает прошедший по телу разряд тока. И я даже не соображаю, отчего мутнеет в голове – от ощущения теплоты чужой кожи у меня под пальцами или оттого, что в нос бьет уже знакомый сладкий аромат… Оцепенев, мы замираем в этой позе…