Цитаты из книг автора «Алёна Черничная»

У каждой хорошей девочки должен быть свой хулиган.

Если Вас демонстративно не замечают, значит Вами всерьёз интересуются

Две недели и плюс один день. Пятнадцать дней, в которых все какое-то картонное. Даже я. Пятнадцать дней я просыпаюсь утром и вижу в зеркале свои опухшие глаза. Пятнадцать дней осознания, что в охватившей меня тоске никто не виноват. Только я. Пятнадцать дней изнуряющего ощущения, что я ничего не могу изменить. Что я ничего не знаю о том, как он… Даже не знаю, где он. Нина оказалась пуленепробиваемой. Видимо, это у них семейное. Она терпеливо отвечала на мои сообщения, повторяя одно и то же: «Дай Максу остыть. Нужно время».

– Сейчас он точно не станет с тобой общаться. Ты обидела его, а мой брат в этом плане хуже девчонки. Он как-то в детстве не разговаривал со мной два месяца, потому что я обещала поделиться с ним конфетой, но не поделилась. – То есть мне тоже ждать два месяца? – непонимающе хлопаю мокрыми ресницами. – Ну нет. – Нина хмурит брови и качает головой. На мгновение задумывается, словно что-то подсчитывает про себя. А потом бескомпромиссно заявляет: – Месяца четыре точно.

Никто из них не знает, какая я дура и как обидела человека, которого люблю…

Но сделал же. Смотрел своими добрыми глазами, говорил, что принимает мое решение не отдавать ответы и даже не обижается, а сам вынашивал план мести. И в итоге гнусно отомстил мне, как только получил свой «неуд». Не вяжется только одно… И я думаю об этом все чаще и чаще. До сих пор у меня в ушах стоит тот смех. Я столько раз в голове проигрывала сказанную Максимом фразу, что все меньше и меньше я слышу в ней ехидство. Мне мерещится в них отчаяние… Зачем он приехал ко мне в тот вечер?

– Знаешь, что странно? Ольховский лодырь, каких свет не видывал. Лень родилась вперед него. Только вот глаза у Максима добрые. Странно, что он такую пакость сделал…

– Тебе что, не хочется устроить триумфальное разоблачение? Синичкина твоя сама же никогда правды не узнает. Да чтоб тебя, Тоха! Давай еще соли сыпани на ссадину моего самолюбия. – Я каждый раз должен буду устраивать триумфальные разоблачения, как с Майер, когда у нас что-то пойдет не так? Каждый раз ставить мир на уши и орать, что я не виноват? А доверие, Тох? Не? Не слышали? И вообще, я ради нее подставился!

Обижаться – это по-девчачьи? Да и черт с этим. Отец всегда вбивал мне в голову, что мужчина должен уметь поступаться своими желаниями, принимать на себя сложные и неприятные решения ради близких людей. Отца-то я услышал, как и усек, что медаль мне за это не дадут. Мне просто скажут, что я – никто. Вмажут мне в самое сердце с размаха. А правду я и так знаю. Я этого не делал. И плевать мне на конфликт с Аркадием Борисовичем. Его мне искренне жаль.

И все ради нее! Ради этой девчонки с огромными голубыми глазами, что вгрызлась в мои мысли и чувства. Я сделал это, чтобы она поняла: все, что связано с ней, для меня важно. Я не заслужил таких подозрений. Но что я получил в ответ? Не стали слушать и смотрели на меня, словно я конченый. А если так, то зачем мне рвать себе пятую точку и доказывать, что я не верблюд? Она ни разу не набрала меня, заблокировала во всех мессенджерах и социальных сетях. Леся так ничего и не поняла. Эта глупая девочка не поняла, как я втюрился в нее. Зациклился и утонул. Я влюбился. И может быть, сам туплю, не разворачивая сейчас бурную детективную деятельность. Но во мне обиды по горло и больше. Это обессиливает.