Царь Грузии Александр I Кахетинский (1492–1511) (о Кахетии уже упоминалось в предыдущем очерке) в 1492 году, когда Москва под властью Иоанна Собирателя поднялась на высочайшую для того времени ступень своего могущества, послал к нему посла Дамиана Норимана с товарищами, Хоземорумом и Шекенцем, которые представили московскому царю послание, где Александр себя называет меньшим холопом московского царя, а его – «светом зеленого неба, звездою темных, надеждою христиан, подпорою бедных, законом истинного, управою всех государей и ревностным обетником святого Николая». Александр просит в этой грамоте у могущественного московского царя и военной, и духовной помощи. Он говорит, что под влиянием утеснений варваров народ грузинский коснеет в невежестве, вера православная падает: храмы разорены и грузинские христиане подвергаются со стороны варваров невыразимым мучениям. Посольство было принято, но в это время Москве совсем было не до Грузии. С одной стороны, велись переговоры с крымским ханом Менгли-Гиреем, с другой – грозила долгою и кровопролитною войною Литва, и, кажется, все на этот раз ограничилось лишь тем, что царь Иоанн изъявил лишь свое принципиальное согласие принять под свою высокую руку несчастную страну. Однако войск послано не было, и о Грузии в Москве как бы забыли.

Тем не менее при Иоанне Собирателе произошло некоторое обстоятельство, с которого, собственно говоря, началось или, вернее, возобновилось, правда в незначительных пока размерах, постепенное движение Руси в Предкавказье.

Рязанские казаки, жившие по реке Черленый Яр, так прогневали Собирателя своими озорствами и непокорствами, что, во избежание грозного военного наказания, они сочли за самое лучшее уйти куда-нибудь подобру-поздорову. Рука же у Собирателя была куда какая тяжелая, да притом настолько длинная, что, в какую сторону ни уходи, везде достал бы их грозный московский царь, и достал бы со всеми семьишками и животами. Тогда бывалые люди рассказали, что есть река Терек, что течет из Ясских гор в море «Каспицкое», а на этой реке есть не то город, не то область, не то место такое, Тюмень по названию, где живет всякий вольный люд, живет и знать себе ничего не хочет. А рядом за Тереком есть «шавкал» – князь владетельный, который живет в крепком городе Тарках и вольному люду ни в чем не препятствует. У моря же «Каспицкого» хозяина нет, всякий гуляй по нему и делай что хочешь… Если кто смел да силен, тому в тех местах не жизнь, а рай, совсем не то, что под Москвою быть…

Это предложение показалось заманчивым казакам Черленого Яра. Ближайшей весной они поднялись всей своей станицей, с семьями, пожитками и тронулись в дальний путь-дорогу. По весеннему донскому половодью выплыли переселенцы на Волгу, а по ней, матушке, на приволье Каспия, а там на Терек и в Тюмень. Но здесь им не понравилось. Должно быть, пришельцы не чувствовали себя достаточно сильными, чтобы поселиться в местности, где собирались разбойники со всего огромного края. Отправились казачки далее по Тереку, вверх к черкесам Пятигорья (нынешним кабардинцам), сумели подружиться с ними и поселились в предгорьях Кавказского хребта, там, где Аргун впадает в Сунжу.

Так как эти казаки жили на горах (на горном гребне), то очень скоро за ними установилось наименование гребенских казаков, впоследствии столь прославивших себя как первый мощный оплот Руси среди полудиких и диких горских народцев.

В сказании о Гребенской иконе Божией Матери говорится также, что гребенские казаки, или гребенцы, произошли от донских казаков, живших в XVI веке между реками Донцом и Калитвою у Гребенских гор. В значительно позднейшее время, а именно в 1582 году, триста человек казаков под предводительством атамана Андрея прошли через Маныч, Куму и Терек в ущелья Кавказских гор и поселились в гребнях на берегу горной речки Акташ, где они и прожили никем не тревожимые с небольшим целое столетие. Можно думать, что здесь митрополит Стефан Рязанский, которому принадлежит вышеупомянутое сказание, говорит о другой партии выселенцев, ибо, как мы увидим ниже, гребенцы появляются в Москве уже около половины XVI века, и не с Акташа, а с Терека.

Жили эти люди, к ним с Дона приходили земляки, некоторые из них сами уходили в пределы оставленной родины. Связь, таким образом, с Москвой не прерывалась никогда. Могучим связующим звеном являлось и православие, которое неприкосновенно сохраняли выселенцы.

Москва, впрочем, просмотрела это первое появление русских людей у самого хребта. В царствование Василия III Иоанновича, а потом и в начале царствования Иоанна IV, когда Русью правила то одна, то другая партия, не до таких «далеких дел» было. Но вот молодой царь Иоанн IV Васильевич сокрушил ханство Казанское, а затем покорилось под его высокую царскую руку ханство Астраханское; Русь стала в низовьях Волги и вышла затем на привольное раздолье «синя моря Каспицкого».

Пусть наш знаменитый историк С. М. Соловьев скажет, что было последствием этого во взаимоотношениях Руси и Кавказского края.

«Утверждение в устьях Волги, – говорит историк, – открыло Московскому государству целый мир мелких владений в Прикавказье (то есть в Предкавказье и Закавказье); князья их ссорились друг с другом, терпели от крымцев и потому, как скоро увидели у себя в соседстве могущественное государство, бросились к нему с просьбами о союзе, свободной торговле в Астрахани, некоторые – с предложением подданства, и, таким образом, незаметно, волею-неволею затягивали Московское государство все далее и далее на Восток к Кавказу и за него. Тотчас после падения Казани, в ноябре 1552 года, приехали в Москву двое черкасских князей с просьбою, чтоб государь вступился за них и взял их себе в холопы. В августе 1555 года приехали в Москву князья черкасские-жаженские (не чеченские ли?), Сибок с братом Ацымгуком да Тутарык, в сопровождении 150 человек. Били они челом от всей земли Черкасской, чтоб государь дал им помощь на турецкого и крымского царей; а они – холопы царя и великого князя с женами и детьми вовеки. Государь пожаловал их своим великим жалованьем, насчет же турецкого царя велел им отмолвить, что турский султан в миру с царем и великим князем, а от крымского государя хочет их беречь как только можно. Князь Сибок просил, чтоб государь велел окрестить сына его, а Тутарык просил, чтоб окрестить его самого. Летом 1557 года приезжали в Москву другие черкасские князья. Тогда же двое князей черкасских-кабардинских, Темрюк и Тизрют, прислали бить челом, чтоб государь велел им себе служить и велел бы астраханским воеводам дать им помощь на шамхала Тарковского. Посол говорил: только государь их пожалует, как пожаловал жаженских князей, и поможет на недругов, то князь грузинский и вся земля Грузинская будут также бить челом государю в службу, потому что грузинский князь в союзе с кабардинскими князьями. С другой стороны, из владений шамхала и князя тюменского (с берегов Терека) пришли послы с челобитьем, чтоб государь велел им быть в своем имени, приказал бы астраханским воеводам беречь их со всех сторон, а торговым людям дал бы дорогу чистую; что государь велит себе прислать, то будут присылать каждый год. Черкасские князья просили помощь на шамхала, шамхал просил помощи на черкасских князей. Тюменский мурза просил помощи на дядю своего, тюменского князя: посадил бы государь его на Тюмене, а он – холоп государев; подданные шамхала просили, чтоб государь дал им другого владетеля, а они – всею землею холопы государевы; ханы хивинский и бухарский присылали с великим челобитьем, чтоб государь дал дорогу купцам их в Астрахань. Около того же времени появились в Москве и старшины гребенских казаков, которых, как говорится в казачьей песне, приведенной во втором очерке, грозный царь пожаловал „рекою вольною Тереком Горынычем, что от самого гребня до синя моря, до синя моря до Каспицкого“. По царскому повелению на Тереке, там, где в него впадает Сунжа, была поставлена крепость, отданная царем гребенцам, причем им было повелено „служить свою службу государскую и беречь свою вотчину кабардинскую“.»

Когда наступил стихийный период царствования Иоанна Васильевича, называемый обыкновенно «мрачным», решили уйти в 1579 году навлекшие на себя царский гнев знаменитый Ермак Тимофеевич и еще два донских атамана. Совещание их происходило в устье Волги; первый ушел в Сибирь, один из остальных – на Яик, а последний – на Терек. Здесь, в устье этой реки, пришельцы срубили укрепленный городок Тюмень, или Терки, что оказалось очень кстати. Еще в 1571 году турецкий султан грозил Москве тяжелою войною, причем одной из причин выставлялось сооружение Терской крепости при слиянии Сунжи с Тереком. Чтобы устранить войну, малейший неуспех в которой мог поднять на Русь и астраханских, и казанских татар, царь Иоанн IV Васильевич послал в Константинополь посла Кузьминского сказать, что, «желая быть с тобою вперед в братстве и любви, мы показали братской любви знамя: город с Терека-реки из Кабардинской земли велели снести и людей своих оттуда свести в Астрахань». Но султан ровно ничего от этого не выиграл. Сама судьба вела Русь на Кавказ: Терская крепость исчезла, а на том же Тереке, да еще в устье его – на самом выгодном месте – появились Терки…

В этих Терках был сбор всяких воровских (беглых) казаков, сумевших привлечь к себе кабардинцев, чеченцев, кумыков и даже черкесов.

После султан не раз жаловался на терских казаков… «Русские казаки, – писал крымский хан Годунову в 1589 году, – живут на перевозах и топких местах; на них нападают», но в это время московское правительство уже понимало значение этих поселений, и терское казачество пользовалось его могучим покровительством. Кроткий царь Феодор Иоаннович, сын и наследник Грозного, а вернее, его наместник Годунов восстановил Терскую крепость на Сунже и даже предполагал поставить крепость Койсу на Сулаке, дабы сдерживать непримиримого врага Грузии, шамхала Тарковского.

Здесь необходимо опять сказать несколько слов о взаимоотношениях России и Грузии.