– Только зря ты считаешь, что клоун – это бездушный робот, который только и делает, что веселит толпу, – между тем продолжает Даня и, провалиться мне на этом месте, подходит ближе.
– Приглядись, Лера! – Моё шумное дыхание смешивается с тяжёлыми шагами Кротова. – Его улыбка нарисована.
– Прислушайся! – Голос становится всё тише, а сам Даня подкрадывается ко мне неприлично близко. – Его смех натужный, а шутки заучены до дыр.
Переступаю с ноги на ногу, не решаясь ни сбежать, ни обернуться.
– Но смой он с себя грим и обычным голосом скажи, о чём ревёт душа – разве кто услышит? – И снова моей шеи касается тёплое дыхание Кротова.
– Ревёт? Душа? Вот уж не знала, Кротик, что она у тебя есть! – бросаю в запале, а затем совершаю огромную ошибку – оборачиваюсь.
Бескрайний лес, извилистая змейка реки, ветер промозглый и настырный – всё в короткий миг сужается до одного лишь взгляда напротив – глубокого, как Марианская впадина, горького, как самый крепкий кофе, и до невозможного красивого…
– Прости! – Зажмуриваюсь, чтобы не видеть в чужих глазах своего отражения. И чем я лучше Кротова? В поисках правды бью словами наотмашь и только потом думаю. Даня открылся мне, а что сделала я?
– Ты меня тоже прости, Лера! – Хрипловатый, простуженный, но такой мягкий баритон шёлком ласкает слух.
Киваю, но открыть глаза по-прежнему не решаюсь.
– Меня не тошнит от тебя, Мышка, – продолжает Данила. – Я просто неверно выразился: смотреть на тебя, раздетую, в разгар осенней непогоды – невыносимо трудно.