Пролог

 Пальцы медленно скользят по бархатистой поверхности бумажного стаканчика с остывшим кофе. Наверно, с кофе… Я так сильно был увлечён наблюдением за ней, что сейчас и не вспомню, что заказал. Да и чёрт с ним, всё равно ничего не хочу! Хотя нет, хочу разбить нос этому смазливому придурку, который так по-свойски сжимает её ладонь. Хочу, и даже очень.

Глупая! Она снова простила его. Сидит рядом, не сводит с него влюблённых глаз, слушая очередные простецкие байки, и смеётся. Неужели не видит фальши?

Рука нервно опускается на кожаную оплётку руля. Чувствую, что устал.

Третья ночь без сна…

Её слова в голове…

И тот дурацкий звонок от него…

Он её не любит. Играет, использует, обманывает, но не любит! Знаю наверняка…

А она верит. Ему, а не мне.

Теперь только так.

Решаюсь сделать глоток. И всё-таки это кофе – крепкий, горький, остывший. Он отвлекает от таких же мыслей, но, чёрт, совсем ненадолго!

Опять смотрю в сторону дальнего столика на открытой веранде. Сколько ещё они собираются сидеть в этом кафе? Сколько? Времени десятый час. Если не привезу девчонку к одиннадцати, её отец спустит с меня три шкуры. Да и ладно! Откидываюсь на спинку кресла и закрываю глаза: чертовски неприятно смотреть на чужое счастье, понимая, что своё разрушил сам. В этом я мастер!

– Когда-нибудь кофе тебя погубит, – щебечет она нежным голоском и с улыбкой садится рядом.

– Иди назад! – недовольно бурчу, выполняя распоряжение босса возить девчонку только на заднем сиденье автомобиля.

– Лерой, не ворчи. – Она пристёгивает ремень и с ходу начинает копаться в магнитоле. – Господи, как ты это слушаешь?!

 Понимаю, что спорить бессмысленно. Завожу мотор и срываюсь с места, постепенно сливаясь с общим потоком авто на трассе.

– Помирились?– спрашиваю, заведомо зная ответ.

– Ага! – кивает, расплываясь в широченной улыбке. А у меня всё сжимается внутри: она счастлива с ним!

 Стараюсь не смотреть в её сторону, но тонкие проворные пальчики то и дело мельтешат в зоне видимости, безжалостно бракуя мой плейлист.

– Потому такая довольная? – не выдерживаю её молчания, словно чувствую, что ей есть чем меня удивить.

– Не только,– наконец остановившись на какой-то барабанящей по ушам композиции, отвечает она, с трудом сдерживая рвущуюся на волю радость.

– Что ещё? – спрашиваю я, стараясь, чтобы мой голос звучал равнодушно и пренебрежительно.

– Я замуж выхожу, Лерой!

Резко торможу. Ремень безопасности впивается в кожу, а руки – в руль. Авто, встрепенувшись, резко останавливается на обочине, поднимая за собой огромные клубы пыли.

– Повтори! – смотрю на девчонку и мысленно заклинаю ту свести всё в шутку.

– Что, со слухом проблемы? – ехидно спрашивает она. – Я замуж выхожу! Свадьба через месяц!

Глава 1. Новая семья

Три года назад

 Арина

Когда тебе пятнадцать, мир вокруг не имеет оттенков: всё либо чёрное, либо белое; либо в кайф, либо дико раздражает.

 Смотрю на отца и с силой сжимаю кулаки, мысленно проклиная этот день и эту дрянь рядом с ним. Очередная блондинистая кукла, позарившаяся на состояние старика и его имя. Пётр Кшинский – вдовец, до этого момента завидный жених и по совместительству мой отец. Сегодня его день. Хотя это он так думает и даже кажется счастливым.

Влюблённый дурак! Как он может упорно не замечать, что ей, как и всем, нужны только его деньги?! Глупец! Неужели не чувствует, что пригревает змею на груди?!

Белое платье. Фата.

 Господи, тоже мне, невеста за сорок!

 Кольца. Гости. Звон бокалов.

А я до последнего надеюсь, что отец передумает и прозреет, в конце концов.

Но нет, заветное «да» эхом отдаётся в ушах. Вот и всё. У меня новая мама и в довесок старший брат, такой же, как и она, наглый, жадный и недалёкий.

Пара часов в ресторане с натянутой улыбкой, и, наконец, родной дом. Не успевает Родион заглушить двигатель, как я вылетаю из салона на свежий воздух, громко хлопая дверцей безумно дорогого авто.

– Арина Петровна! – доносится мне вслед голос водителя.– Вы оставили.

 Оборачиваюсь и вижу, как Родион протягивает мой мобильный.

– Спасибо, Родик, – небрежно бросаю и хлопаю его по плечу в знак благодарности.

– Доброго вечера, Арина Петровна!

 Чёрт! Как же меня это бесит! Мне пятнадцать! Всего пятнадцать! Но по требованию отца вся прислуга обращается ко мне по имени и отчеству. Ощущаю себя столетней старухой со сморщенной физиономией, но терплю и улыбаюсь. Это вообще отныне мой девиз по жизни!

– Спокойной ночи, Родик!– отвечаю водителю.

 Родик… На его месте я давно бы сделала из себя отбивную за подобное панибратство. Нет, серьёзно, мужику за сорок, а какая-то мелкая пигалица по имени Арина Петровна кличет его, словно дворового щенка.

 Когда-нибудь я изменюсь: стану более ответственной, более внимательной и чуткой. Перестану дурить, обижать своими словами окружающих и начну чаще думать головой. Когда-нибудь… А пока мне пятнадцать, и загонять себя в нудные рамки приличия я не собираюсь.

– Сестрёнка… – эхом разносится по огромной гостиной отстойный голос моего теперь уже брата.– Ну что, всё-таки будем жить под одной крышей? А ты не верила! Глупая и недалёкая мелочь!

 Смотрю на него, и внутри фейерверками вспыхивает ярость. Боже, как же хочется подбежать к этому кучерявому качку с пустым бесцветным взглядом и расцарапать его смазливое личико, чтоб перестал отсвечивать!,

– О, Кирюша! – делаю удивлённый вид и растягиваю губки в очаровательной улыбке. – Мой папа самый добрый и отзывчивый человек на свете. В который раз убеждаюсь!

– Ты о чём, болезная?

– Ну как же! Кто-то котят бездомных в дом тащит, ну, а папочка с помойки бомжей в дом приводит. Но ты не переживай, Кирюх: мы вас отмоем, немного подкормим и подопнём куда подальше.

 По глазам новоиспечённого брата вижу, что слова достигли цели. Отлично! Боевые действия считаю открытыми!

 Пробегаю мимо взбешённого Кира, нарочно задевая его плечом, и уношусь в свою комнату на втором этаже. Знаю, что этот придурок даже пальцем не посмеет меня тронуть. Мой старик доходчиво ему объяснил: одна моя жалоба – и Кира отправят в закрытый интернат. А этот качок явно мечтает насладиться мажористой жизнью на свободе.

 Однако Кир не знает, что интернат в случае чего грозит нам обоим. Что ж, если не могу сослать этого недоумка, то подпортить ему жизнь – запросто!

 Вваливаюсь в свою комнату и запираю дверь: всё, теперь я могу, наконец, выдохнуть. Это я с виду такая дерзкая, но здесь, в уютной и родной обстановке, ещё сохранившей тепло маминых рук, позволяю себе быть слабой и ранимой.

 Не снимая дизайнерского платья, запрыгиваю на кровать и крепко прижимаю к себе Шурика. Мягкий, потрёпанный жизнью плюшевый заяц покорно принимает мои объятия и внимательно слушает всё, что не могу поведать больше никому. Ещё два года назад вместо него была мама, добрая, ласковая, понимающая, без этих силиконовых вставок и утиных губ, без алчности в глазах и нелепой гламурности. Просто мама – родная, любимая, единственная.

 Мне её не хватает – до боли в груди, до онемения кончиков пальцев, до безудержных срывов по ночам… Без неё мне плохо, одиноко, пусто, и только Шурик, сшитый её руками по нелепой выкройке из какого-то детского журнала, помогает найти в себе силы просыпаться по утрам и не свихнуться от закидонов отца.

 Стук в дверь.

Наспех вытираю слёзы и натягиваю маску золотой девочки-подростка.

  На пороге стоит отец. Наконец-то старик забыл на мгновение о своей Снежане и вспомнил обо мне. Хотя…

  В его взгляде я не вижу тепла, понимания и нежности. Его новая жена давно выжгла эти глупые чувства похотью, расчётливостью и высокомерием.

 Вот и сейчас он стоит передо мной, подбирая слова, но не для того, чтобы утешить меня, а скорее, в очередной раз указать на моё место.

– Арина, я, кажется, просил соблюдать нормы приличия! Почему опять мне приходится краснеть за тебя?

– Что на этот раз, пап?

– Кирилл – хороший мальчик, дочка. – Отец искренне верит в свои слова. – Не стоило говорить ему гадости!

– Пожаловался, что ли? – усмехаюсь, представляя, как здоровенный лоб ябедничал на меня старику.

– Арина, – осаждает меня предок.– Я всё слышал, и Снеженька тоже.

 Рвотный рефлекс подступает к горлу всякий раз, когда ушей касается это приторное «Снеженька» из его уст. Невольно кривлю губы и прищуриваю глаза.

– Ты совсем забыл маму, да?

– Не начинай, дочь! – повышает голос отец, вместо того чтобы просто обнять и разделить мою боль.– Твоей матери больше нет! Давно пора смириться и жить дальше!

– Два года – это давно, по-твоему? – еле сдерживая слёзы, шепчу, глядя в родные глаза отца изумрудного цвета. Когда-то это был мой любимый цвет. Когда-то…

– Мы не будем снова возвращаться к этой теме, Арина! Тем более, внизу меня ждёт жена! Хотя бы в столь важный для меня день ты могла бы вести себя чуточку вежливее.

 Мне впервые хочется послать отца к чёрту, захлопнуть перед его носом дверь, а ещё лучше испариться.

– Ненавижу её! – выплёвываю в лицо старику.– И тебя тоже! Два года – это не тот срок, папа, чтобы всё забыть! Ты предал маму, ты предал меня, притащил в дом силиконовую куклу без души и сердца! И сейчас ради этой стервы…

   Звонкая пощёчина, обжигающая щёку, останавливает меня на полуслове. Ради своей новой игрушки он впервые позволяет себе поднять на меня руку.

 В моих глазах – страх и разочарование, в его – пустота. Прижимаю ладонь к горящей щеке и наивно жду, что отец извинится. Только он молчит. А через мгновение разворачивается и уходит к ней. Теперь он всегда выбирает её.

 Стою, глотая слёзы, и смотрю вслед его мощной, некогда самой дорогой и любимой фигуре, понимая, что в прошлом для него осталась не только мама, но и я.

Два дня спустя.

– Риночка, ты совсем ничего не ешь! – скорчив заботливую физиономию, причитает мачеха, хотя по большому счёту ей всё равно. Сидящий рядом с ней отец – залог её великолепного артистического таланта.

– Наверно, опять худеет, – язвите Кир.

– Девочка моя, ты и так тощая, – участливо замечает Снежана.– Мужчины таких не любят. Правда, Петенька?

– Да, солнышко. – Отец на мгновение отвлекается от утренней газеты, совершенно не вникая в суть разговора.

– Ма-а, – протягивает великовозрастный детина со щетиной на щеках, – ну какие ей мужчины? Она ж ещё с мягкими игрушками зависает!

 Голос невинный, а в глазах – желчь. Он ненавидит меня ничуть не меньше, чем я его. Смотрит злорадно и ждёт, когда внутри меня закипит ураган. Этот подонок знает, что сто́ит надавить ещё немного, и я взорвусь.

– Мне вот интересно… – Отложив вилку, братец поднимает на меня взгляд и с издевкой спрашивает: – Если оторвать твоему уродливому зайцу в заплатках лапы, заноешь?

– Ненавижу, – шепчу одними губами, прожигая Кира презрительным взглядом, а потом аккуратно встаю из-за стола. – Спасибо большое, всё было очень вкусно! Снежана, ваш омлет с каждым днём всё лучше и лучше: сегодня скорлупа уже почти не скрипела на зубах.

 Наблюдаю, как отец начинает напрягаться, готовый броситься в бой за свою новоиспечённую жёнушку, но резкими словами ставлю шах и мат:

– А ты, Кир, расскажи лучше, как вчера в гараже, паркуя мотороллер, поцарапал крыло отцовского «Мазерати», а потом заходи ко мне в гости – будем плакать вместе!