– Это все ерунда, Зо, демагогия, – покачал головой Филипп, сжав ее чуть крепче и поцеловав в макушку. Он отрицал, но на самом деле чувствовал: было что-то в ее словах.

– Они вырастут и будут жить рядом с нашими детьми, – продолжала Зо, – и наши дети будут любить их, ненавидеть, смеяться с ними, дружить, удивляться – а те не будут иметь обо всем это никакого представления.

На следующий день презентация получилась не убедительной. Филипп все время думал о словах Зо, о том, что он создает армию бесчувственных долгоживущих андроидов, и слова застревали у него в горле.

Мария подошла к нему после презентации.

– Я изучала документацию по Вашему проекту, и там все выглядит куда привлекательнее, чем Вы рассказали об этом. Вы же американец, искусство презентации должна быть у вас в крови.

– Я не американец, мэм, – сказал Филипп.

– Тогда все ясно, – она тронула его за плечо с женской многозначительностью. – Я бы проспонсировала Ваш проект.

– Очень рад, – смешался Филипп. – Спасибо.

– Не понимаю только, – продолжала она. – Вы не верите, что у вас все получится? Но у вас ведь уже получилось.

– У нас нет никаких долгосрочных исследований, мэм, – ответил Филипп. – Сложно сказать, что мы получим через 20 лет.

– Я готова лично поучаствовать в Вашей выборке, – очаровательно улыбнулась Мария, стряхнув с его плеча пылинку.

У Филиппа на спине выступил холодный пот: его соблазняли, предлагая ему курировать программу ЭКО? 21 век.

– Вы не опасаетесь последствий?

– Каких, дорогой доктор?

– Сломанных к 20 годам жизней.

– Я решаю проблемы по мере их поступления. Не понимаю, почему у Вас так мало энтузиазма, Вы же ученый, черт возьми!

Филипп смущенно улыбнулся.

– Уууу, – протянула Мария. – Тогда все дело в женщине, – она подмигнула ему. – Ваша жена?

Филипп растерялся еще больше, но в итоге кивнул.

– Ревнует Вас к работе?

– Думает, что я создаю бесчувственных андроидов, – нехотя сказал Филипп: ему не нравилось обсуждать Зо с кем бы то ни было.

Но Марии эта мысль показалась интересной.

– Она, должно быть, очень умная женщина. Она тоже в науке?

– Она врач.

– Я бы хотела с ней познакомиться, – неожиданно заявила Мария. – Приходите ко мне на ужин завтра в семь. Заодно обсудим детали предоставления Вам гранта на долгосрочное исследование от нашей компании.

***

– Филипп, ну куда я пойду? – Зо растерянно развела руки в стороны: с огромным, идеально овальным, животом она была похожа на дирижабль. – Мне нужно какое-то платье.

– Милая, она не звала на светский раут.

– Это Мария-Паула Розеноер. Ты видел ее дом? Погугли. Тебе туда тоже нужен будет галстук и фрак.

Филипп долго спорил.

Когда они подъехали на такси к каменной парадной в колониальном стиле и увидели, как двое человек во фраках выходят на улицу, Филипп сжал ее руку и горячо поцеловал. Для этого Зо была нужна ему: она читала ему людей вслух.

Он помог ей снять пальто.

– Доктор Зеер! – Мария выпорхнула из гостиной. – Добро пожаловать! Останетесь на ужин? А то все решили разойтись пораньше. Это Ваша жена?

Зо улыбнулась. С тех пор как стала видна ее беременность, она стеснялась своих размеров: ее было слишком много.

– Очень приятно, милая Зоя, – сказала Мария, изящно поправив декольте на платье. – У вас абсолютно очаровательная улыбка. Доктор Зеер не говорил, что вы беременны.

Зо погладила живот.

– Если бы все было не так очевидно, мы бы вообще держали это в тайне, – пошутила она.

Мария рассмеялась.

– Ну что Вы, милая моя, у меня самой двое. Первого я родила сама, второй был искусством.

– Искусством? – не поняла Зо.

– Суррогатная мать, – небрежно пояснила Мария. – Я познакомлю Вас! Сева, Тим!

На лестнице появились двое мальчиков, белокурых и голубоглазых. Зо привычно принялась о чем-то лепетать с ними, они посмотрели на нее холодно и отстраненно и быстро ушли наверх.

– У Вас очень красивые дети, – искренне восхитилась Зо. – Их отец, должно быть, тоже красавец.

Мария хихикнула, блеснув холодом серых глаз.

– Не у всех подобные вещи происходят естественно, милая Зоя. Они от доноров.

– Вам очень хорошо их подобрали, – пробормотала Зо совершенно по-идиотски. – Ведь фотографии, насколько я помню, по-прежнему не показывают?

Мария доверительно взяла ее под руку.

– За Ваши деньги Вам покажут, что угодно.

***

– Доктор Зеер сказал, что Вы против генетической модификации эмбрионов, – начала Мария, разложив гостям по тарелкам торт, – мне стало интересно познакомиться с Вами. В наше время мало кто обладает достаточной стойкостью в этих вопросах.

– Что Вы имеете в виду?

– Да бросьте, всё Вы понимаете. Все эти «Let’s make humanity great again». Все хотят идеальных детей: красивых, умных, послушных. Мы – родители будущих гениев. Вы не боитесь, что Ваши дети будут не конкурентоспособны?

– Почему Вы уверены, что Ваши будут непременно гениями?

– Севе шесть и он чемпион по шахматам среди десятилеток. Тим играет на альте, как сам Паганини, только в среду вернулись с его третьего концерта в Карнеги-холле.

Зо пожала плечами.

– Это ничего не говорит о будущем успехе и перспективе. Сколько гениальных детей вырастает и смешивается с толпой.

– Да, но не дети с генетически детерминированными талантами.

– Для того, чтобы разрешить Ваш вопрос, как раз и нужны перспективные исследования, – вставил Филипп.

– Ну, так давайте войдем в выборки, – Мария откинулась на спинку стула. – Обожаю соревнования. Сравним результаты через двадцать лет.

– Для этого нужны критерии.

– Мы сравниваем уровень успеха или счастья? – уточнила Зо.

– И то, и то, конечно.

– Нужны шкалы, – повторил Филипп.

– Обычные, десятибалльные? – предложила Мария.

– Нет, это сделает исследование субъективным. Нужно что-то нерушимо-независимое.

– Ну, тогда давайте накидаем: топ-позиция в компании, уровень зарплаты, недвижимость, дни отдыха к дням работы, мили путешествий в год.

– Для счастья, – перебила ее Зо, чувствуя, как ребенок пинается у нее внутри, – часы смеха в неделю, количество мечт и исполненных мечт в год, число любимых людей.

– Как Вы это будете считать?

– Через двадцать лет мы что-нибудь придумаем.

– Считаете, что одинокие люди не могут быть счастливыми?

– Не могут.

Филипп спешно проглотил кусок торта.

– Я запишу это все, но с поправкой на критерии счастья через двадцать лет.

Мария кивнула, задумчиво глядя на Зо. Она помнила свою беременность очень хорошо. Помнила это ощущение наливания, округления, наполнения и ненавидела его. Ее не так впечатлили сами роды – было кесарево сечение, – сколько само вынашивание, ощущение беспомощности, слабости и такой сумасшедшей женственности, что ее саму от себя тошнило.

Мария забеременела в 38. До этого почти 20 лет была в фармацевтическом бизнесе, как и ее родители, переехавшие в США в 1980-х и постепенно выкупившие часть акций крупной компании. Она руководила слияниями, разруливала конфликты с FDA¹ и вообще чувствовала себя большой бизнесвуман. Ее приглашали на тренинги, она вела Твиттер с вдохновляющими феминистическми цитатами, и вообще верила, что женщинам без мужчин лучше, легче и логичнее. Глядя на своих коллег по бизнесу, ей казалось, что они вечно вносят сумятицу и давят на чувства.

Поэтому когда Мария устала от работы и поняла, что достигла всего, чего она когда-либо хотела, она решила не выйти замуж, а завести ребенка.

Читая много старых книг в детстве, ей всегда казалось, что беременность делает женщину красивее и сильнее. С ней же все случилось наоборот.

Она писала об этом в Твиттере и рассказывала на форумах, куда ее приглашали. Она не призывала ни к чему – просто делилась мыслями и ощущениями с молодежью, которая ничего не знала об этом мире. Это принесло ей очередную волну популярности, и ее книга об одиноком материнстве быстро стала бестселлером.

Мария была одной из первых, кто прибег к генетическому редактированию. Когда она увидела своего ребенка, то поняла, что никогда об этом не пожалеет.

Он был идеальным: большие синие глаза, прямой нос, ротик-бантик, пропорциональное тело, мягкие светлые волосики на голове. Он доставлял ей только радость. Поведение тогда не редактировалось, и было чуть сложнее, чем потом со вторым, но на нем изначально была какая-то разумная печать, не позволявшая ударяться в ребячество.

Ей так понравилось, что она почти сразу решила завести второго, но уже со всеми видами редактирования и суррогатной матерью. Тим был еще совершенней: внешне очень похожий на Севу, он был послушнее, взвешеннее и логичней. Все знакомые и подписчики восхищались ее детьми, и это было самой сытной пищей для ее тщеславия.

***

Обратно Филипп и Зо ехали молча.

– Мне не нравится все это, – сказала она.

– Что тебе не нравится?

– Что это за соревнования?

– Ой, брось, Зо. Будет весело. Никто не собирается вмешиваться в жизни детей, это просто наблюдение.

Зо погладила свой живот.

– Ну? – спросил Филипп. – Кто хорошая жена? Кто помог мужу получить финансирование?

Зо радостно улыбнулась.

– А ничего, что твой проект будет финансировать фармкомпания?

– А что?

– Ну, они же снабжают вас реактивами, это реклама и рынок…

– Это не единственный наш спонсор. Они нужны нам как раз из-за реактивов, как ты говоришь.

– Хорошо, – Зо сжала его руку.

– Слышала, что происходит в России?

– Да,– она отвернулась к окну, – я так хотела поехать туда, когда истечет этот двухлетний срок после получения визы, когда нельзя выезжать из страны.

– А что теперь мешает?

– Ну как, – Зо посмотрела на него, – признание верховенства российского законодательства над международным очень плохо пахнет.

– В смысле? Это очень правильно.

– Что? – опешила Зо.

– Международное право вообще никому нафиг не нужно. Его все равно никто не соблюдает.

– Что ты такое вообще говоришь? На нем завязаны все экономические, образовательные, экологические связи.

– Ничего на нем не завязано, все и так бы работало.

– Это демагогия. Приведи примеры, когда международное право было нарушено.

Он долго мялся, ворчал.

– Вторжение США в Ирак в 2003. Это нарушение права на суверенитет.

– Филипп, – задохнулась Зо, – это война. Когда нарушается международное право – начинается конфликт или война, это взаимосвязанные вещи.

– Тогда нафиг оно нужно, если его можно нарушить?

– Оно защищает человеческие права…

– Нет никаких человеческих прав, все это ерунда.

– …На жизнь, свободу, труд, отдых, безопасность.

– Государство может делать все, что хочет.

– Пытать своих граждан?

– Это дело государства.

– То есть, чтобы ты даже не мог никуда пожаловаться?

– Это будет вмешательством во внутренние дела государства.

– Остановите, пожалуйста, машину.

– Тебе плохо? – Филипп дернулся к ней.

– Нет-нет. Просто хочу подышать.

Зо вышла на обочину, сделала глубокий вдох. Ребенок. К чёрту весь мир, прогресс, гены, суверенитеты и Гааги, к чёрту самого Филиппа с его реакционными взглядами.

Она снова села в машину.

– Все в порядке? – Филипп аккуратно приобнял ее.

– Да, все хорошо, – она поцеловала его в щеку. Они помолчали. – По этой логике скоро закроют границы. Это собственно то, что я хотела сказать в самом начале.

***

Работа Филиппа больше никогда не была прежней. Его начали беззастенчиво промоутить: из младшего исследователя он взлетел до начальника лаборатории. У него захватывало дух. Он остро ощущал нехватку опыта, чувствовал, что не заслуживает, и только Зо, как птица Сирин, пела ему, что он все сможет. И он справлялся: изо всех сил учился работать с клетками, с эмбрионами, обучался векторным технологиям, изучал CRISP-R – системы, позволявшие разрезать ДНК в абсолютно точных координатах. На работе его недолюбливали за тесные связи с начальством, но уважали за тягу к новому и работоспособность. Мария появлялась в лаборатории до 4-х раз в неделю, каждый раз заходила к Филиппу, интересовалась ходом работы, смотрела на чашки Петри с клетками, гладила его по плечу. Филипп каменел в такие моменты. Он не знал, что делать (харассмент? абьюз?), у него все валилось из рук, стерильные пипетки летели на пол, он смущался и цеплялся халатом за дверные ручки. Он не мог обсудить это с Зо, хотя, скорее всего, она бы просто рассмеялась и слила тему, и он бы сам потом смеялся Марии в лицо. Что-то его останавливало: эти поглаживания по плечу, грант и пипетки, а еще беременность Зо. Филипп хотел быть самостоятельным и крепким, выпутаться и остаться и при пипетках, и при достоинстве.

– Ну, всё, дорогой доктор Зеер, – как-то сказала Мария. – Я в деле, – и подмигнула ему.

Филипп сглотнул, поставил склянку на стол.

– Добрый день, миссис Розеноер, – ровно сказал он.

– Что Вы как не живой! – всплеснула она руками. – Скоро принесут Вам мой материал.

– Я польщен, – случайно затроллил ее Филипп. – Буду рад быть полезен.

Она внимательно посмотрела на него.

– Вы же помните о нашем проспективном исследовании?

– Конечно, у нас выборка уже насчитывает более ста пятидесяти человек с каждой стороны.

– Пришлите мне набросок дизайна и прочее, – Мария подошла ближе. – Как милая Зоя?

– Все хорошо, спасибо.

– Она еще работает?

– Да.

– Ох, я помню, как было тяжело уже в самом конце, – вздохнула томно она. – Вам, наверное, тоже непросто с ней.

Филипп отшатнулся от нее.

– Мария, чего Вы от меня хотите? – его голос сел от собственной дерзости, он откашлялся.

– Простите?

– Вы приходите сюда, – Филипп пошел в ва-банк, пути назад уже не было, – говорите со мной о моей жене, о своих детях, гладите меня по плечу – что Вам нужно?

Она смотрела на него пару секунд, не мигая, и в ее серых глазах не было ничего, кроме отражения белых стен. Филиппу стало не по себе.

– Я просто хочу Вас поддержать, – сказала Мария ледяным тоном, и он испугался. – Я много лет общаюсь с людьми науки, я знаю, как им не хватает человеческого тепла и связи с реальностью. Если у Вас возникли какие-то другие мысли, то, извините, но Вам следует делиться своими фантазиями с Вашей женой.

Любая другая женщина развернулась бы и ушла, но Мария осталась стоять рядом, внимательно глядя на него холодным взглядом.

Филипп молчал.

– Хорошо, – сказал он неуверенно. – Прошу прощения.

– Ох, да не переживайте, доктор Зеер! – она вдруг рассмеялась и похлопала его по плечу, – мы же друзья. Друзья должны обсуждать то, что их волнует, разве нет?

– Конечно.

Мария кивнула ему и вышла из кабинета. Она всегда питала слабость к интеллигентным и умным мужчинам, и Филипп был из таких. Мария не считала себя умной и привыкла покорять мужчин другими способами, как правило, эпатажем и псевдонедоступностью. Но это было не все, Мария знала и старалась не признаваться себе в истинной причине своего наваждения. Филипп был похож на отца Севы, математика с биполярным расстройством. Мария была безумно в него влюблена. Его очередная попытка суицида увенчалась успехом незадолго до рождения Севы. Мария потом долго восстанавливалась. Эта история никак не вписывалась в имидж амазонки, поэтому она всем говорила, что воспользовалась услугами донора.

После встречи с Филиппом Марии стало казаться, что она может создать семью с ним. Несмотря на весь эгоизм, она ни на минуту не забывала о Зо и их ребенке. Мария

никогда не бросила бы их, помогала бы, чем могла, при одном условии: Филипп должен был принадлежать ей.

***

Последние рабочие дни Зо тянулись вечно. Почему-то возникало много проблем: центры отказывались от сотрудничества в связи с нехваткой средств и персонала, а некоторые намекали на политические разногласия и не хотели сотрудничать ни с какими американскими компаниями. Зо штрафовали за каждый неподписанный контракт, и она нервничала.

Несмотря на повышения Филиппа, денег больше не становилось. У них едва хватало на оплату ренты и отопления, не говоря о том, что нужно было покупать все для малыша, а отложенных денег хватило бы разве что на колыбель и две бутылочки. Декретный отпуск ей не светил, нужно было уходить с работы либо возвращаться сразу через 4 недели после рождения ребенка.

В этот момент на почту Зо пришло предложение из России. Она вздохнула мечтательно: предложение было выгодным, хорошо сформулированным и рентабельным, но она не могла туда поехать еще в течение полутора лет, а значит, кто-то другой будет курировать проект и получит за него деньги.

Через неделю к ней зашел шеф: поблагодарить за хорошую работу, пожелать всяческих благ.

– Может быть, мне положена какая-то премия? – спросила Зо довольно нагло – так иностранцы обращаются с чужим языком: когда важнее передать смысл вопроса, чем заботиться о его форме.

– Не думаю, – весело ответил начальник. – Но ты очень хорошо работаешь, очень.

Он ушел.

Зо начала собираться домой. Еще один день, приблизивший ее к длинному неоплачиваемому отпуску.

Она пыталась поместить папку с бумагами в сумку, когда почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Зо подняла голову и вскрикнула.

Ив улыбнулся.