Глава 1. Ааааа. Первый звук

Жизнь Гали в нашем мире началась обыкновенно. В роддоме. Звонкий хлопок и громкий крик «аааааа» показал всем, что малышка здорова. Её унесли. Тогда было так положено. Кем положено и куда положено, не задумывались, как врачи, так и роженицы.

Галинина мама, Зинаида Петровна, облегчённо закрыла глаза. Рожать дочь – нелёгкое дело, к тому же если она первенец и весит четыре килограмма сто одиннадцать грамм. Родилась девочка в час ночи и одиннадцать минут, когда за окном замерли машины и люди.

После трудов в ночное время Зинаида Петровна отдыхала. Ребёнок лежал отдельно, что давало возможность расслабиться и поспать.

В девять утра блаженный сон новородившей был нарушен. По графику принесли кричащее создание.

– Всю ночь орала, – бросила недовольная медсестра. – И бутылку не берёт.

Бутылку девочка, действительно, не брала ни в роддоме, ни после него. А грудь, вопреки ожиданиям персонала, взяла сразу и сосала жадно, хотя молоко ещё не пришло.

На руках у мамы ребёнок заснул быстро. Но также быстро её унесли. Заведённому порядку одна девочка не могла противостоять.

В двенадцать часов Зинка болтала с соседкой по палате, которая накануне родила мальчика. Женщины делились впечатлениями, которых было море. У кого как болело, как отреагировали мужья, где цветы… А цветов у Зинки не было, зато у соседки были. И это вызвало колющее чувство под лопаткой: «Неужели, мой Колька, хуже?!» Чёрные мысли о поварёшке и лбе ненаглядного муженька заползли в голову Зинки, которая удивительно быстро оправилась от «тяжелейших родов», как она описывала процесс новой знакомой.

О девочке, плоде трудов, Зинка уже и забыла. Но её принесли. Орущую.

– Бутылку не берёт, – буркнула другая медсестра и улыбнулась соседке по палате. – А ваш-то мальчик, прямо ангел. Всё высасывает, что дают. И спит, и спит. Какой красавчик.

Это был удар под дых Зинке. Она почувствовала себя ещё хуже и с недовольством глянула на малышку в надежде, что та не будет есть. Молодая мать уже представляла страшную болезнь и всеобщее восхищение, как она выдерживает трудности. Но…

Малышка присосалась, как пылесос марки «Ракета» к полу. Такой агрегат был у свекрови. Зине очень нравилась гудящая машина. В квартире родителей присутствовали лишь швабра, ведро, да ещё и веник. Убираться приходилось по старинке, что выдавало скромные финансы семьи Петуховых, а по мнению младшей дочери многодетной семьи – попросту бедность. Откуда она и сбежала, как только смогла.

Семья Бураковых в лице свекрови рада не была, но против живота не попрёшь, поэтому железная дверь с мягкой обивкой распахнулась, пропуская новоприбывшую с малюсеньким чемоданом. Ухмылка Алевтины Ивановны при виде этого имущества стала злее.

Супруг Алевтины и отец Коленьки, Пётр Иннокентьевич, умер в самом расцвете сил, что Алевтина всегда ставила в укор покойнику, с упоением почивая на лаврах матери-одиночки, достигшей успеха. Почти каждый день озвучивалось, как она смогла устроиться в жизни на руках с ребёнком! Теперь у неё были и пылесос марки «Ракета», и стиральная машина «Мечта», и холодильник «ЗиЛ», и ещё тридцать три пункта, которые регулярно перечислялись. То, что этому поспособствовал Григорий Семёнович осталось тайной, унесённой женщиной в могилу, так как у названного мужчины была жена.

Пока в голове молодой матери проносились нелёгкие пять месяцев совместной жизни со свекровью, малышка, которую ещё до рождения назвали Галя, жадно сосала. Назвали дитя Галей, между прочим, без участия Зины.

– Будет Галиной, – зычно утвердила Алевтина Ивановна.

– А если мальчик? – робко заикнулась Зина.

– Нет! Мальчиков не рассматриваем. Я хочу внучку назвать в честь матери. Святая женщина! – Алевтина Ивановна не спрашивала, она оповещала.

Зинка шмыгнула носом. Колька сглотнул и старательно закивал. Он и так был благодарен маменьке, которая приютила нагуленное.

Малышка продолжала жадно сосать, пока не уснула. На руках у матери она спала, как ангелок. Но её унесли.

Переживала ли Зинка? Нет. Она считала, что порядок нужен везде, и что он приносит пользу. Поэтому Зина наслаждалась заслуженным отдыхом перед нырянием в быт со свекровью, мужем и дочуркой. Молодая мать, а Зинаиде Петровне было всего лишь двадцать два года, читала детективы Агаты Кристи и махала мужу из окна. А ещё писала ему письма, где гневно требовала цветы. И пеняла супругу, что вместо цветов он с друзьями омывал сначала в гараже, а потом со свекровью её труд. «Её» было подчеркнуто три раза. Цветы водрузились на тумбучку. Но зависть к соседке по палате осталась. Ведь её мальчика так и хвалили, а Галку – ругали.

Галина же настойчиво требовала мать. Ей безразличны были соски, бутылки, чужие тёти и дяди, которых ходило к малышке множество. Её обследовали. Патологий и отклонений не находили. Персонал разводил руками. А ребёнок вопил о матери. Но в роддоме не понимали. Язык младенцев никто не знал. В возможностях медперсонала было лишь принятие родов и выявление болезней. А разбор капризов детей – никак не входил в список полномочий нормального учреждения.

Но девочка этого не знала. Она лежала в палате номер один и затихала только в одиннадцать часов одиннадцать минут два раза в сутки. На одну минуту. Но этого никто не замечал.

Даже мать не задумывалась о единицах, которые окружали её дочь. Мысли Зинки были заняты квартирой, в которой был пылесос, муж, но и свекровь. А вот соседке по палате повезло – они с мужем жили отдельно, и это не повлияло на наличие пылесоса.

С этого момента в плоском мозгу Зинки появилась цель – отдельное жильё с пылесосом. А вот наличие в нём Коленьки было не обязательно – цветы он носил плохо, в отличие от мужа идеальной мамочки с идеальным сыночком.

Выписали Галину и Зину пятого февраля с облегчением – постоянный крик здоровой малышки надоел. Вот её и выпихнули на руки участкового педиатра – пусть разбирается. Роддом, чтобы роды принимать, а не с крикливыми младенцами дело иметь.