Картина художника Саврасова «Не ждали»…
Девки! Гляньте, кто к нам в гости пожаловал!..
Баба постарше… широкоплечая, огромные сиськи покачиваются влево-вправо при каждом шаге… подходит и смотрит бесстыже в упор мне в глаза.
И говорит шутливо-осуждающе тем, которые держат сзади меня под локти:
А вы что же, дуры? Завели гостя, одетого, прямо в душ?.. Непорядок!..
И тут я соображаю в смятении, что художник Саврасов, похоже, в данном случае нипричём.
Ждали!..
Вот блядищи… мелькает у меня в голове… И что теперь дальше?..
Мне страшновато и смешно, но главное – жуть как неловко. Что эти бабы собираются со мной сделать? Не убить же. И не отрезать яйца, надо думать?..
Я пытаюсь высвободиться… не тут-то было.
Две здоровенные голые девки, что держали меня под локти, наваливаются плоскими худосочными сиськами мне на плечи и держат как в клещах.
По знаку командирши вся орава обступает нас со всех сторон. Чьи-то руки тянутся к моему поясу. Я даже не пытаюсь сопротивляться, куда там.
Через минуту я стою голый, как перед военкоматской комиссией. И даже чуть не жду, инстинктивно, что сейчас вот прикажут раздвинуть пошире ноги и нагнуться…
Насмешливые и любопытные глаза едят меня поедом со всех сторон. Провалиться бы сквозь землю… но под подошвами ног у меня очень твёрдый и склизкий кафельный пол – куда ж тут провалишься?..
Ну что, девахи?.. говорит удовлетворённо командирша и сладко потягивается, отчего её два арбуза приподнимаются и смотрят подслеповато большими коричневыми сосками мне в лицо…
Студентик-то вроде ничего, вкусненькой!.. Помоем его?..
Голые бабы со всех сторон вжимаются своими пузырями в меня, отрывают, гогоча, от пола и тащат в угол, где из дырявой осклизлой штуковины под потолком льётся горячая вода.
Эти упругие струи, при всей дикости обстановки, обалденно-приятно расслабляют…
Чьи-то руки оглаживают мне спину… ещё руки гладят, спускаясь всё ниже, по животу, который у меня от неожиданности напрягается квадратиками мышц – и это вызывает новый взрыв веселья… Ещё чьи-то руки оглаживают мои глютеусы3, заметно задерживаясь в прощелине… как ни странно, это даже приятно… ещё чьи-то руки щупают мои ляжки… рука, что втиснулась сзади промеж булок, лезет бесцеремонно дальше и ухватывает в жёсткую мозолистую горсть мои яйца.
Ну это уже совсем!..
Я хочу было вздёрнуться-возмутиться, но тут же соображаю, что никто здесь не станет и слушать. Их всех сейчас занимает лишь моё тело и особенно некоторые его части. А что есть ещё как бы хозяин всего этого плотского блюда – а эт ничего, счас-с мы его раскулачим!.. было ваше, станет наше…
Я сдаюсь и пытаюсь расслабиться. Закрываю глаза. Будь что будет… Когда-нибудь вскоре должен же кончиться этот обед?..
Руки шарят и шарят, настырно и нагло, по всему моему телу, втискиваясь во все самые сокровенные закоулки.
Вместе с горячей водой…
Ощущения от этих шершавых пальцев были бы, наверное, невыносимы в таких дозах, если бы не мягкие тёплые струи, по которым давно соскучилось моё тело – в общаге у нас по утрам обливанье холодной водой из-под крана хоть, говорят, и полезно для нервов и вообще, но…
Ах, вот же с… сука!..
К струйкам тёплой воды, обмывающим все мои прелести внизу живота, вдруг добавляется что-то новое. Липко-слюнявое жадно заглатывает мою корягу и присасывается будто пьявка. Я дёргаюсь и открываю глаза, но увидеть, кто и что там со мной проделывает, не могу. Я весь облеплен бабьими длинноволосыми головами, руками и наверное даже бёдрами.
Пытаюсь сучить ногами, но мои ляжки растянуты чуть не на шпагат – аж больно в паху. И зажаты намертво в чьих-то мозолистых лапах. Будто лягушка, которую растянули на подносе для вивисекции.
Жадная пьявка облизывает мои яйца, втягивает их в себя… чёрт!.. как грубо и поэтому больно… я обмираю в бессильном страхе и чувствую, как ещё одна втягивает в такую же горячую липкость мою корягу. И присасывается намертво, втягивая всё глубже и глубже в себя… ах-х, вот же с-суки!.. я ощущаю, как разбухает и взъяряется моя плоть в этом горячем капкане… склизкие жаркие мембраны захватывают её плотным засосом. Он то ослабнет, то втягивает аж до боли… я пытаюсь удержаться, не уступить!.. да где там… позорно и мучительно исторгаю все соки туда, в жадную сосущую глубь…
Капкан мгновенно растворяется и как не был… но тут же ещё один жадный рот набрасывается на мою корягу и высасывает все последние капли из моих глубин. Мои яйца медленно, тянуче высвобождаются из мнущих губ… будто распухшие… болезненное и неприятное ощущение… и вдруг опять точно в капкан их всасывает… ещё одна!..
Лицо моё кривится от страха и бессилия… я понимаю, что пьявки не отвалятся, пока не высосут меня до корней волос и ногтей… ведьмы херовы!..
Ну-ко, бляди, погодьте!..
Это командирша им, что ли?.. мне трудно уже соображать… всё доходит как в тумане…
Девки!.. тащи шнурок!.. есть у кого?..
Властно командует, как в армии.
Или в тюряге…
Я вновь пытаюсь вырваться, но держат крепко.
Чьи-то лапы сильно и грубо захватывают мою мошонку. Оттягивают… ловкие пальцы копошатся у меня между растянутых в стороны ляжек… что они там ещё вытворяют?..
Вдруг что-то тонкое затягивается у корня в обхват яиц. Зажало намертво. Будто перерезали…
Я вскрикиваю от страха и боли… впрочем… вроде не так и больно, просто перетянуло и врезалось будто обручем… жуть как неприятно…
Чего, милок?..
Старшая заглядывает мне в лицо с заботливой издёвкой…
Неуж не вкусно те?.. А девки так старались!..
Зачем вы это?.. с трудом выдыхаю я и не узнаю свой голос. Сиплый от страха и какой-то прямо детский… Зачем перевязали?.. Что хотите сделать?!.
А счас и узнаешь!.. Девки, чо хотим тут спрашивают… Ну, так чо хотим-то?..
А кокушки твои попользовать хотим, чего ж ишшо?..
Я узнаю ту стервь, которая меня сюда зазвала. Рот растянула до ушей, блядища!.. довольна…
Вот щяс надрочим-насосём, а кончать не сможешь, хоть двадцать девок на твоём красавце прыгай до утра!..
Милок, ты понял?..
Это старшая опять.
Да ты не бойсь, не отвалятся…
Заботливо, почти по-матерински…
Они отрывают мои ступни от пола и тащат меня куда-то из-под душа. Валят спиной на узкую, жёсткую банную скамью. Старшая перекидывает могучую ляжку через меня и садится, раскорячась, мокрой щелью мне на грудь. Тя-а…жёлая, зверюга!..
Я вижу только её мощную, как надгробная плита, спину и уходящую, прямо перед моим носом, вверх посерёдке ложбину, где позвоночник.
Чьи-то руки подробно щупают у меня между ляжек, опять нахально вползая в прощелины, оттягивая мошонку (я ощущаю, какая она уже раздутая и нечувствительная, и это пугает не на шутку).
Чья-то мозолистая лапа ухватывает мою корягу и начинает грубо, торопливо дрочить. Я вытягиваю шею, чтобы посмотреть, кто это – но могучая спина Командирши заслоняет всё что происходит…
Мне отвратно, я пытаюсь извернуться, но куда там – задница Старшой припечатала меня всей спиной к скамье. Попытки сучить ногами тоже ни к чему не ведут, их захватили намертво.
Изуверство!..
Я с каким-то даже страхом ощущаю, как моя коряга начинает, невзирая на моё смятение и ярость, разбухать в этой мозолистой лапе и твердеть. Ну… что ж она, бляа… подводит!.. не соображает!..
Я закусываю до крови губу, чтобы болью удержаться от эрекции, но хрен там!.. торчит как дубовый кол!..
Вижу жадные, блудливые ухмылки у баб, стоящих по бокам.
Ну всё, физдец котёнку! Сейчас заездят они меня до нервного припадка!..
Я зажмуриваю накрепко глаза и жду…
Вдруг тяжкий груз соскальзывает у меня с груди. И разом высвобождаются мои ноги… и слышен только шорох льющейся из душа струи…
Медленно разжимаю веки.
Я лежу один. Мучительниц будто ветром сдуло. С трудом поворачиваю голову и успеваю заметить, как последние голые, несуразно-огромные задницы исчезают в двери раздевалки…
Понятно… кончился обед…
Моя коряга, растёртая докрасна и саднящая, торчит в болезненном дурманном стояке, будто целит куда-то в потолок. Я в тревоге ощупываю раздутую мошонку, и с ужасом осознаю, что она уже не ощущает моих пальцев. Шарю судорожно по яйцам… вот она, тесёмка, которой их перетянули. Шнурок глубоко врезался вкруговую, и мне никак не отыскать в этой глубокой борозде завязку… что ж делать?.. меня охватывает почти паника…
А если не смогу развязать? Бля… кастрация!..
Вдруг вспоминаю, что у меня в кармане штанов есть складной ножик. Но где они, мои штаны?..
Я с трудом отрываю спину от врезавшейся в неё глубоко узкой скамьи и кое-как встаю. Коряга торчит, покачиваясь из стороны в сторону. На каждом шагу я ощущаю ляжками раздутую гулю мошонки. Тяжелой и нечувствительной…
Вот и раздевалка… там пусто…
Всё бабьё уже в цеху… ударницы труда, гадюки!..
Моя одежда валяется у выхода из душевой.
Я лихорадочно шарю по карманам… вот он, ножик!.. только надо как-то осторожно, нехватало ещё там порезаться. Я пытаюсь просунуть палец под шнурок, втугую и намертво затянутый. Не получается, он слишком глубоко врезался… а яйца раздулись и твёрдые, как чугунное ядро…
Что делать?!.
Я вдруг вспоминаю, что в ножичке есть ещё кривое маленькое лезвие. Крючком… Выковыриваю его, с трудом подсовываю под тесёмку и рывком тяну наружу.
Тесёмка рвётся.
Уфф!.. отлегло…
Я торопливо натягиваю свои помятые, поднятые с грязноватого пола трусы и майку. Потом всё остальное.
Мои яйца точно омертвели. Не ощущают ничего…
Я знаю, что уже сильно опаздываю к своему станку, что там наверное уже горит вовсю эта дурацкая лампа Ильича в пятьсот свечей.
Но не могу заставить себя выйти в цех. Представляю эти наглые ухмылки. Небось, наперебой подмигивать начнут. И орать во всю глотку… с насмешкой, перекрывая лязг станков…
В мошонке у меня вдруг точно полчища горячих муравьёв. Это пошёл кровообмен. Значит, наверное, не так и страшно. Не отвалятся… Как эта дура их назвала?.. Кокушки?..
Я подхожу к двери… вдыхаю с омерзением влажный жаркий воздух и выхожу в цех.
У моего станка зачем-то крутится та самая… которая меня зазвала в их раздевалку. Вот загорелась лампа, и она быстренько меняет местами пустой и полный барабаны, заправляет пряжу под ролик, включает снова станок.
Я подхожу, стараясь не смотреть ей в глаза.
А я тут за тебя приглядываю, пока придёшь!.. кричит она совсем по-дружески, по-свойски мне прямо в ухо, перекрывая клёкот станков… А то вишь мастер как увидит, да начнёт там разбираться…
Потом сбавляет голос.
Ты, студент, того… ты не сердись… тут знаешь, бабы наши уж и не помнят, как мужчина-то выглядит… ну и того, маленько подшутили… не обижайся, а?..
Я пожимаю несговорчиво плечами. Оглядываю исподлобья цех. Все напрочь заняты работой. Никто и не смотрит в мою сторону…
Ничего, значит, как и не случилось… только яйца у меня будто в кипяток опущены, да коряга хоть и улеглась, наконец, но вся саднит, растёрта до мозолей…
Я дорабатываю кое-как до утра, до конца смены.
И ухожу, ни с кем не прощаясь.
Зная, что больше не вернусь…
О проекте
О подписке