Берлин, Александрплац

Перво-наперво — всё-таки Дёблин, а не Деблин, — как встречается в некоторых упоминаниях о книге и об авторе, — потому что в оригинале пишется с умляутом, Döblin. Соответственно и произносится ближе к русскому Ё, нежели к Е... Но это так, скорее для себя...

Роман мне понравился безо всяких оговорок. Всё-таки бог есть — я тут пару недель назад чётко едва ли не вслух озвучил свой читательский интерес к немецкой литературе (вторая половина XIX — первая треть XX вв.). Там, где я это озвучил, тема не "прописалась", однако наши законодатели читательско-конкурсной долгопрогулочной моды всё-таки мой призыв "услышали" (вот и не верь после этого в единое информационное поле!) — так в моей читательской биографии появилась эта книга :-)

Первое чувство, которое посетило меня с началом чтения романа (хотя сам автор буквально в первых строках называет свою книгу повестью) — боже, где-то что-то похожее я читал, не в смысле событийного ряда, а по энергетике и внешнему антуражу, прописанному в книге. А-а-а-а, тут же сообразил я, ведь совсем недавно прочитал сборник набоковских рассказов — тут вам и Берлин, и 20-30-е годы, и прочая знакомая атмосфера книги. И осознание некоторого родства этой книги с полюбившейся прозой Набокова сняло лёгкое игровое и конкурсное напряжение, и книга стала читаться ровно и спокойно, с внятным ощущением приятности и эмоциональной включённости в книгоряд...

Альфред Дёблин не раз и не два напоминает читателю, что это описание жизни (и даже называет это словом "похождения") главного героя, Франца Биберкопфа (простой запрос тут же выдал значение слова biber «Бибер — типа дурак или тупой», а Kopf, соответственно, голова — замечательная точная и полная авторская характеристика героя, заключённая уже в одном только имени!). Конечно, автор совсем не берётся описывать весь жизненный путь героя; чтобы достичь своих целей — рассказать нам о ключевых моментах жизни своего протеже — ему это вовсе не требуется. Он берёт всего-навсего чуть более года из жизни Франца — осенью 1927 года тот выходит из тюрьмы Тегель — в начале зимы 1928 года мы с ним расстаёмся. Что же происходит с нашим героем за этот с одной стороны обычный, а с другой — решающий в его жизни год? Как же он распорядился своей жизнью?

Давайте посмотрим дальше...

Первым после отсидки порывом души Франца было измениться решительно и кардинально, стать положительным, успешным, но главное порядочным человеком. Для этого он активно ищет работу, и не менее активно пытается привести в порядок свою повседневную жизнь. Казалось бы путь правильный... Но для чего оставлять живыми свои старые связи с предыдущей дружеской компанией? Для чего так быстро поддаваться на уловки и уговоры старого «друга» Рейнхольда и идти на этот размен ферзей вальс с переменой "танцуемых" девочек? Правда это его привело в объятия Эмилии-Сони-Мицци, которую он кажется всё-таки полюбил по-настоящему, но ведь в конце-концов эта же линия привела его сначала к подневольному участию в преступной деятельности организованной группы воров и грабителей, а потом уже и к участию добровольному, именно эта «дружеская» и порой уже кажущаяся патологической связь с Рейнхольдом привела его в ряды инвалидов, а затем и в тюрьму, в сумасшедший дом... Конечно, легко рассуждать, сидя на диване и будучи отделённым от Франца и его жизненной ситуации почти 90 годами и несколькими социально-экономическими и технологическими революциями. И всё-таки причина всего того, что с ним произошло, сидит в самом Франце, кроется в его собственных особенностях, в его волевых и моральных качествах, уровне интеллекта, в системе ценностей и в неспособности быть лидером в своей собственной жизни. Франц явно человек ведомый, явно человек внушаемый и поддающийся давлению со стороны среды и той социальной группы, в которую он включён. Отсюда и результат...

А внешняя среда довольно жуткая. Германия только что миновала страшные годы жутчайшей и жесточайшей гиперинфляции, страна переживает экономический спад, там явственный недостаток рабочих мест и люди перебиваются случайными заработками, высокими темпами множатся ряды преступников и авантюристов, происходит активная фашизация общества — в общем когда сам находишься внутри такой сложной социально-экономической и политической ситуации, то непросто сделать самый безболезненный и правильный жизненный выбор — это чтобы понятно было, что я вовсе не пытаюсь решительно и категорично осудить Франца Биберкопфа и сделать его «козлом отпущения» за его же собственную несложившуюся жизнь.

Обстановка в стране такая, что автор несколько раз вставляет в текст сцены с боен и описывает процессы забоя животных во всех деталях и анатомических подробностях — чтобы читатель, проводя аналогию и параллель с людьми, с человеками, отданными на заклание этому непростому времени, понимал и чувствовал, как легко и безысходно можно оказаться в роли вот такого бычка или свинки, влекомой забойщиками-профессионалами сначала к месту забоя, а потом на разделочные крюки. Ты даже не жертва, нет, ты просто часть процесса — если ты забойщик, то в руке у тебя кувалда или топор, или разделочный нож, и ты не убиваешь никого, ты просто выполняешь заученное и выверенное механистическое движение — удар, разворот туши и вспарывание горла или брюшины... А если ты корова или хряк, то ты просто приходишь туда, куда тебя ведут опытные руки специалистов в спецодежде, а потом тебя даже не мучают, с тобой просто совершают все необходимые техпроцессом действия... Вот сразу и параллель с похожим техпроцессом, начиная с прибытия спецпоезда на станцию в Освенциме, затем разгрузка, сортировка, перемещение к месту следующих технологических операций, обработка и затем последние, завершающие операции — «Циклон Б» и печь... Только цвет спецодежды другой, чёрный...

А для усиления этой кроваво-механистичной, равнодушно-отстранённой линии автор несколько раз вводит в действие образ вавилонской блудницы, сидящей на спине Зверя — ощущение надвигающегося апокалипсиса многажды усиливается и обретает вещные черты. И ещё более понятными становятся те события, которым (Дёблин точно предчувствует это, книга написана в 1929 году, а как будто бы уже с знанием нацистского периода существования Германии, Европы и мира) ещё только предстоит совершиться в Германии — выборы 1933 года, коричневые а потом и чёрные рубашки, костры из книг и толпы марширующих молодчиков, лозунги «Deutschland, Deutschland über alles, über alles in der Wel...» и «Gott mit uns”, всякие аншлюссы и дранги, Маутхаузены и Аушвицы... Всё это будет потом, но начала всего этого уже видны здесь, в книге Альфреда Дёблина...

Автор великолепно и ощущаемо-зримо показывает нам и образ Берлина конца 20-х годов. Перед читателем развёртываются колоритные и красочные жанровые и бытовые картинки, ты буквально погружаешься в эту многоголосую разноцветную сумятицу большого европейского столичного города, ты сам становишься гостем или жителем Берлина, ты сам гуляешь по Александерплац, торгуешься с лоточником, приглядываешь себе весёлую девочку, едешь на трамвае, слышишь звуки песенок, ты слышишь все эти присказки и прибаутки, которыми всегда богат любой, даже самый немецкий из немецких языков (отдельное спасибо переводчику книги Герберту Августовичу Заккау за великолепный творческий перевод!), ты ощущаешь запахи пива и кислой капусты со свиными ножками, ты буквально находишься там, в далёком 1928 году... Я понимаю, откуда писатели-фантасты берут свои попаданческие истории — а просто прочитаешь вот такого Дёблина и как будто сам побываешь в тех мирах, которые он описывает.

Книга великолепная, книга непростая для чтения, книга необычная по форме и порой даже болезненная по содержанию. Но вот с начала игры для меня это пока что лучшее из всего конкурсного, что я прочитал.

Я, mulyakov , находясь в тверзой памяти и трёвдом уме (почти), направляя свое заявление, прошу рассмотреть его со всей доступной несерьезностью и предвзятостью, и, вообще, врум-врум.

Рецензия прилагается ниже.
В первой части мы познакомимся с исторической подоплекой прочтения романа.
Пару лет назад, автор, т.е. я, два или три, а может и четыре, хотя скорее пять, был увлечен просмотром фильмов из различных топовых списков, в нескольких из был минисериал «Берлин Александерплац». Не посмотрел. К лучшему, как оказалось. Потому что как передать чувство – «Есть жнец, Смертью зовется он. Сегодня свой серп он точит, приготовить для жатвы хочет». Никак. Не посмотрел – а книгу прочитал. Правда, прочитал.

Во второй части расскажем о сюжетной составляющей романа.
«Берлин Александерплац» роман, скорее формы и смысла, нежели содержания. Сюжет прост. Парень выходит из тюрьмы, берется за голову, испытывает паническую атаку, его спасают евреи и тут покатилось. Женщины, еще немного женщин и еще чуть-чуть, галлюцинации, и пойду по воде, аки посуху, честная преступная жизнь, глупость, Иов, врум-врум, треск, грохот, мрак, грязь и полет над гнездом кукушки.

В третьей части приведена честная попытка анализа авторского текста и посыла.
Стиль изложения автора удивляет. Казалось бы, читаешь обычный текст, но это только первая страница, а ты уже на десятой, а ничего не понял. Психологические расстройства, возникающие в ходе повествования у героя, каким-то непередаваемый образом влияют на тебя, ты видишь это на страницах романа. Какие-то рифмованные фразы, повторяющаяся мантра, чувство близкого конца, нагнетание обстановки. Дёблину не нужно писать – «сейчас нужно напрягаться», ты сам напряжешься так, что расслабишься только после прочтения. Как такие приемы в лингвистике называются, не знаю, и есть ли у них название вообще, но не проникнуться атмосферой романа через погружение в строки сложно.
Смысл. Во-первых, есть библейские отсылки, которые, в случае правильного применения, всегда добавляют морализаторской составляющей произведениям. Иов. Прототипом, которого является наш герой – Франц (упомяну уже его, наконец). Никакого сравнения герой, разумеется, не выдерживает. Испытания его постигающие, вызывают только недоумение, собственно, что вам всем от меня надо, я не хочу ничего решать, я хочу быть праведником. Ну ок. Будь. Или не будь. Главное, не делай ничего. Хотя сущность Франца проникнута христианским всепрощением (рука, Рейнхольд; Мице, её работа), не возникает желания признать его за праведника. Он просто никакой. Шатает его из стороны в сторону, носит по ветру, вот и весь мальчик. Но есть путь. Путь, который проходит Франц, а там его ждет Смерть. Истеричная немного, но Смерть. Даже жнец не выдерживает общения с Биберкопфом, а кто бы выдержал, он же запределен в своей занудной отрешенности и инфантильной нерешительности. Что важно и что заставило меня лишний раз раскрутить маховик мозга, так это Смерть – есть жизнь, жизнь – есть смерть, ты сопротивлялся, но зря, ты сдался, значит, молодец. Это что? Очередное сну-сну? Да я ж не против, понять бы еще это всё.

В четвертой части автор ударяется в математизм и разглагольствует об оценке.
Шетыре балла из пяти. Один балл удержу в качестве пени, за то, что весь путь героя (спойлерно-засполейрно) вел к утверждению коллективизма в уме и сердце. Был никакой – плохо, стал никакой – хорошо. Уж извиняюсь за мещанство, но вот так. Хотя, вот пришла мне мысль – вношу поправку. Это гениально.

В пятой части я познал дзен, поэтому прекращаю говорить о себе, как об авторе.
Интригу четвертой части помните? Рассказываю. Что мы имеем в начале? Франц Биберкопф, мужчина, вышедший из тюрьмы и не являющийся определенным человеком. Он человек-флюгер, куда двинут его туда и повернется. Мы видим его путь, его перерождение, в кого? Вот оно. В того, кем он заслуживает быть. Винтик массы. Уже извини, Франц, но так правильно. Зачем давать человеку разум и блага, если ни одного шага к ним не было сделано. Поэтому Франца автор поставил на свое место, убрал криминальную составляющую и всё у него будет хорошо.

В шестой части привожу свои впечатления и восторги.
Когда рецензия только придумывалась, хотел здесь написать о непонятности, силе и восхищении автором, но не буду. Пятая часть, которая пришла мне в голову в момент печати всё перечеркнула, поэтому дипломатично замолчу, приводя правую и левую ладонь в соприкосновение с мхатовской периодичностью.

В заключении цитата и раскрытые всех карт. Есть одна цитата, которая раскроет всю соль романа, вот она:

В воздухе чем-то пахнет, сильно пахнет: не то гипнозом, не то психозом, не то еще чем-то. Словом, пахнет чем-то в воздухе, сильно пахнет, хоть нос затыкай!

Карты на стол. Разумеется, всё, что написано здесь, связанное с заявлением является

Ага, тема не раскрыта, врум-врум и прочее-прочее-прочее. Поэтому разрешите попрощаться и пожелать всем чаще испытывать сарказм.

А вот тут Вы погорячились, уважаемый автор! И старые книги о человеческой душе «идут», и от «новой» книги о душах людей и душе города, есть польза и немалая.
Итак, заглядываем в «темную воду». Вырисовывается фигура Франца – преступника, нарушившего не только одну из известных всем десяти заповедей, но даже и одиннадцатую.

Одиннадцатая заповедь гласит: не будь дураком.

Ну а как соблюдать эту заповедь человеку с говорящей фамилией Биберкопф? Дурная голова, как известно, не дает покоя всем остальным частям тела, поэтому между похвальным намерением Франца после выхода из тюрьмы стать порядочным человеком и тем, что случилось с ним в реальности, пролегла глубокая пропасть. И вроде бы никто, кто кроме самого Франца, не виноват в несчастьях, выпавших на его долю. Но книга Дёблина не криминальный роман, не нравоучительная история о том, что быть честным - хорошо, а нечестным – плохо и даже не социальный роман о жизни «городского дна». Чувствительный читатель может растеряться и испугаться бессмысленной грубости и гнусности мира романа и даже, пожалуй, с возмущением захлопнуть книгу . И сам автор как будто намекает на такую возможность:

Стоит ли доискиваться смысла во всей этой бессмыслице, издевательской, гнусной, подлой. И стоит ли выводить из нее какую-нибудь насквозь лживую мораль? Неужели это и есть судьба человеческая, судьба нашего Франца Биберкопф а?

Дёблин смещает акценты и делает из своего дурноголового «маленького человека» Франца героя эпического масштаба, и злоключения бывшего грузчика воспринимаются как подлинная трагедия.

Франц – трагический герой не потому, что с ним происходят какие-то особенно печальные события, а скорее потому, что для него катастрофа неминуема. Ощущение неотвратимости беды, затягивания героя в гибельный водоворот жизни накрывает сразу и не отпускает до конца романа.

…Ночь словно выкована из железа; смерть кругом – и нет спасения. Она надвигается словно огромный каток, давит все на своем пути. Ближе, ближе! Танки! В них дьяволы с рогами и огненными глазами щелкают зубами, разорвут тебя на части.

Биберкопф выходит из тюрьмы, и начинается его наказание. «В городе, где живут тысячи, проживет и еще один человек», говорит мудрый еврей Нахум. Однако проживет лишь тот, за кем не идут по пятам неумолимые Эринии, над кем не тяготеет Рок. Франц так же подчинен своей судьбе как Эдип или Орест, Дёблин не случайно вплетает в повествование древних греков и не боится «спойлерить», рассказывая заранее о том, что произойдет с героем. В этом необычном романе главный вопрос не ЧТО, а ПОЧЕМУ и КАК. Следуя за Францем по улицам Берлина, читатель много раз задумается над самыми разными «почему»: Почему человек не может изменить свою жизнь, даже если хочет? Почему человек решается на преступление? Почему люди становятся фашистами? Почему женщины любят подонков?

Для меня одним из главных был вопрос о том, почему же меня так «зацепила» эта книга? Ни с одним из героев я никак не могу себя ассоциировать, их ценности, мысли и мотивы поведения мне абсолютно не близки, но … от книги не могла оторваться. Почему же?

Во-первых, «Берлин, Александерплац» для меня - удивительный пример гармонии формы и содержания книги. С первых страниц нестандартный текст ошеломляет, но затем понимаешь, что эту историю нужно было рассказывать только ТАК. Берлин конца 20-х - полноправный герой романа, поэтому органичны в тексте и газетные заголовки, и реклама, и статистические данные, и городские зарисовки, и последние политические новости, и криминальная хроника, и обрывки песен, и все, что угодно. Чувствуется, что это не просто игры автора-интеллектуала с формой, а способ погрузить читателя в мир книги, создать нужные образы и настроения.

В воздухе чем-то пахнет, сильно пахнет: не то гипнозом, не то психозом, не то еще чем-то. Словом, пахнет чем-то в воздухе, сильно пахнет, хоть нос затыкай!

При чтении книги невольно начинаешь дышать тем же воздухом, и чувствуешь то ли гипноз, то ли психоз, то ли что-то еще…
Роман одновременно и необычайно кинематографичен, и настолько ярок, что не нуждается в экранизации. Хотя, знаменитый фильм Фассбиндера я, конечно же, посмотрю.

Во-вторых, в книге поднимаются близкие мне темы свободы выбора и предопределенности. На мой взгляд, «Берлин, Александерплац» прекрасно иллюстрирует иллюзорность любой свободы выбора. Город-механизм перемелет своими жерновами зернышко-человека, скотобойни работают безостановочно, «палачи» и «жертвы» приговорены к своим ролям, человек не сможет выйти за свои пределы. Не только Франц, но и Ида, и Рейнхольд, и Лина, и Пумс, и Герберт, и обе Эмилии, пытавшиеся изменить судьбу, меняя имена – все следуют своей судьбе. Кто-то может сказать, что не судьбе, а характеру, но ведь и характер – это судьба…

Что ж, человек не машина, дает что имеет, больше не выжмешь.

В-третьих, Дёблину удалось со мной проделать ловкий фокус – заставить меня вжиться в шкуру персонажа, изначально вызывавшего только неприязнь, раздражение и даже ненависть. По мере чтения и осознания трагедии человека, полного энергии и сил, но неспособного все это осознать и как-то разумно применить, не умеющего «пользоваться головой» и живущего под влиянием неосознаваемых импульсов, я уже не была способна на негатив по отношению к Францу.
А после того, как находишь Франца в себе (или себя во Франце), то уже не удивляешься, что в пустую голову приходят «проклятые вопросы», свойственные скорее героям Достоевского:

И теперь он решил узнать, есть ли у него вообще права на этом свете. Вот и хочет Франц дознаться, за какие грехи ему руку отрезали. В чем он виноват, да и виноват ли?

И особенно приятно, что к конце своей Одиссеи по Берлину о Франце уже можно было сказать:

Этот человек близок к прозрению. Впрочем, многие были близки к этому. Но пойми, он недалек и от осознанного действия.

Меня, как ни странно, последние главы книги заставили почувствовать оптимизм и надежду на лучшее. Ну, а еще захотелось сразу же перечитать книгу. Впрочем, автор об этом догадывался:

…книгу эту надо перечесть два-три раза и хорошенько запомнить описанные в ней события, тогда правда их станет для вас наглядной и осязаемой.