Открытая равнина расстилается ковром под затянутым мрачными тучами небосводом. Её края небезграничные, и с болью упираются они в бетонную преграду, за которой плещется, беснуясь в своем неистовстве, морской пролив. Блеклые, только набирающие силы зеленоватые лучи фонарей расползаются по каменному, заброшенному мосту, неподалеку от заветного места. Невысокая трава покорно ложится под порывами поднявшегося внезапно буйного ветра. Он шелестит и тягостно стонет, попадая в ловушку холодных стен. Он проносится вольно и рьяно по пустынной местности, будто лезвием меча рассекая воздух и пространство между двумя молодыми людьми, что стоят друг напротив друга. Этот порывистый, нещадный, безразличный ко всему ветер будто бы является отражением сложного, исковерканного мира двух юных душ, столкнувшихся друг с другом в этот летний беспокойный день, что постепенно клонится к закату.

Пока еще ни один, ни другой не совершили ни единого шага, ни единого движения навстречу, и за происходящей на уровне колких, уничижительных взглядов напряженной до дрожи в нервах борьбой следят несколько сторонних наблюдателей. Разделившись надвое, занимая каждый свою сторону, находясь на почтительном расстоянии от двух готовых вцепиться друг другу в глотку молодых людей, ученики старшей школы ждут начала. Большинство с предвкушением скалится, переминаясь с ноги на ногу злобно хихикает, кто-то глядит строго и рассудительно, а кто-то наблюдает за всем с абсолютно вялым интересом, предпочитая вовсе уйти. Но таких единицы, и они не осмеливаются оставить своих, трусливо опасаясь накликать на себя всеобщее недовольство и презрение.

– Хах, вижу, ты пришел не один, – с презрительной насмешкой вскидывает голову один из парней, нарушая момент волнительного молчания. Его золотистые локоны взлетают вверх и снова ложатся на напряженные от раздираемого хозяина предвкушения изящные, как у девушки, плечи.

– Ты тоже, как я погляжу, не один, – с жуткой неприязнью во взгляде темно-зеленых глаз, фыркает второй, косясь на небольшую группу за спиной блондина.

Звонкий, отрывистый смех слетает с губ светловолосого мальчика и умирает в вое ветра и шуме прибоя, что доносят сюда хлесткие порывы. Он поднимает вызывающий, горделивый взгляд своих синих, как морская волна, глаз на противника, чей взгляд еще больше наполняется ненавистью и желанием битвы.

Нервы в теле зеленоглазого подростка напряжены, дыхание сбивается. Он наклоняет голову, собирая остатки мыслей, не успевших еще раствориться в ненависти, решая дать последний шанс.

– Это правда?! – вскидывая голову кричит он, сжимая кулаки.

Ехидная, лукавая ухмылка озарившая чужое лицо, заставляет пробежать холодную волну по всему телу.

– Я спрашиваю, это правда? – в этот раз сдержанно, но твердо он снова повторяет свой вопрос. Ухмылка только становится шире. Откровенное издевательство и насмешка.

– Тварь… – в негодовании выдавливает он из себя, задыхаясь от переполнивших душу чувств.

– Начнем? – чуть склоняя голову на бок, проговаривает блондин и в следующий миг два складных ножика вонзаются в землю между ними.

Зеленые глаза с внутренним безумием смотрят на поблескивающую в траве манящую сталь, а потом поднимаются на противника, чья дерзость и наглость, выражающаяся во всем его ничтожном существе, даже в небрежной позе, заставляют каждую его клетку разрываться от жгучего чувства презрения и непреодолимой злости.

– Я с этой гнилью и так разберусь, – говорит он тому, кто милостиво подкинул ему оружие.

На губах противника сверкает улыбка, но тот тоже не трогается с места, дабы поднять свой заветный предмет.

И вот, оба замерли в готовности сорваться с места. Их тела прекрасны и безупречны, пластика двух хищников, затаившихся перед их последним в жизни смертоносным прыжком. Горячая кровь пульсирует в висках, и эхо бешеного ритма убивает вокруг все краски и звуки, позволяя видеть перед собой только того, кто с той же силой чувств прожигает тебя насквозь.

У кого-то выпадает зажигалка и он склоняется поднять ее. Постороннее движение становится началом для этих двоих. Срываясь с места, они, очертя голову, несутся навстречу друг другу. Уничтожить – вот истинное желание двух живых, трепещущих сердец и умов, не ведающих ни страха, ни сожаления, ни трезвого рассудка, ибо они молоды и горячи. Каждый поступок, будь он плохой или хороший, порождает в душе всеобъемлющий взрыв…

Вот оно завершение… Когда первые капли крови брызгают на поросший серым мхом камень. Все заканчивается так, как должно было, и иного исхода быть не может, ибо чего еще стоило ожидать от двух заклятых врагов, чья ненависть друг к другу тянется больше десяти лет?

От первой встречи и по сей день, с каждым днем, с каждым новым словом и проступком в душах разгоралось это пожирающее чувство, способное отравить всю жизнь, пока не достигло своего жестокого апогея.

Но, быть может, сейчас не время говорить об этом? Стоит отклониться от этого печального события и перенести читателя в самое начало. Рассказать, как постепенно, шаг за шагом, складывалась история взаимной неприязни, которая послужила причиной столь плачевному итогу. Итак, дорогой читатель, забудь о строчках, что ты прочел несколько минут назад и вообрази иную реальность, в которой светит солнце, улицы наполнены людьми в цветастых, традиционных одеждах. Они как яркие пятна на черном фоне старого картона. Красивые и светлые. Городской летний фестиваль в самом разгаре. Отделившись от основной пестрой толпы, прочь от нее направляется компания подростков. Самому старшему на вид лет 13-14. Его одежда потрепана и стара, местами рвана. Заметны неуклюжие попытки самому залатать свое одеяние. Но от того, что он совсем не вписывается в здешнюю жизнь, в его облике нет ни капли стыдливости, скованности, ощущения неполноценности. Он вполне горд и доволен собой. Впрочем, как и вся его компания мальчишек. Самому младшему, едва поспевающему за старшими, лет шесть. Его темные волосы взъерошены, недоверчивый, колючий, всегда настороженный взгляд делает его похожим на задиристого воробья. Он мало в чем сведущ в силу своего возраста, а потому просто таскается хвостом за людьми, принявшими его в свою компанию.

Группа мальчишек движется в противоречие шествию общей массы, что собирается на центральной улице, с притупленным интересом поглядывая на одухотворенные празднеством лица людей, коих сегодня в достатке. Улицы заполнены – просто так сквозь народ не пробиться. Скучающее общество, которое городское событие мало влечет, сворачивает за угол совсем узкой и короткой улочки, скорее перешейка между двумя широкими улицами. Если на двух соседних улицах кипит и несется жизнь, то здесь она словно застыла в прекрасном безмолвии. И крайне странно увидеть здесь кого-то постороннего, а уж тем более ребенка. Невольно взгляды всей компании останавливаются на стоящем в стороне от всех существе. Прекрасные золотистые локоны спадают на хрупкие плечики. Большие глаза, отдающее чистой синевой под тенью черных, пушистых ресниц, делают взгляд более выразительным, осмысленным и совсем не детским, и наивным. Милое, нежное личико. Движение плавные и грациозные. Удлиненное одеяние придает образу загадочности и красоты.

– Поглядите какая у нас тут прелесть, да еще и совсем одна, – остановившись перед хрупким созданием, присвистывает возглавляющий шествие мальчишка. – Не боишься потеряться, крошка? – склоняется он к самому лицу ребенка, в чьем взгляде нет и тени страха перед кучкой незнакомцев.

Оставаясь позади товарищей, осматривающих интересную находку, темноволосый мальчик также глядит на привлекательную белокурую девочку, напоминающую куклу, если бы нарядить ее в соответствующий пышный наряд.

– Что молчишь? – парень бросает взор на свою компанию и, прищурившись, глядит на выглядывающего из-за спин друзей новичка, чей взгляд пристально и заворожено всматривается в находку. – Боишься? – криво ухмыляется он, скаля зубы. – Нет, вы только посмотрите на эту мордашку, – выпрямившись, фыркает он, подавая знак своим ребятам.

– Ты не бойся, мы просто познакомимся с тобой, – говорит он, посмеиваясь, пока его компания обступает ребенка, вынуждая его отойти к стене. – Поиграешь с нами? – неприятная улыбка озаряет его лицо, когда он смотрит в чистый, спокойный взор синих глаз. Несмотря на непривычную ситуацию, малышка совершенно не напугана. Она скорее удивлена тому, что к ней обратились и ждет, что будет дальше.

– Поиграть? – звучит нежный голос. – А во что?

– Какая серьезная, – усмехается самый старший из компании, оглядываясь на посмеивающихся друзей.

– «Во что» спрашиваешь? – хмыкнул в ответ парень, быстро что-то соображая в голове. – Эй, Юу, – он подзывает к себе младшего. Тот послушно подходит и становится рядом, при этом его взгляд устремлен на стоящее у стены ангельское существо.

– Похоже, она твоя ровесница, – замечая легкий румянец на щеках темноволосого паренька, говорит лидер, а потом переводит взгляд на добычу, – хочу, чтобы вы познакомились.

Юичиро Амане – полное имя этого шестилетнего малыша – вздрагивает, устремляя испуганный взгляд на старшего товарища.

– Давай-давай. Если нравится, вперед, – подталкивает его в спину парень, а сам отходит чуть назад и вместе с остальными насмешливо наблюдает за парой детей.

Юу подходит к девочке. «Какая красивая… Но, неужели это девочка?». Он оборачивается на друзей, надеясь рассеять терзающее сомнение.

– Смелей, Юу, глянь какая она красивая. Не бойся, делай как показывали, – подбадривают его парни. Окрыленный их поддержкой, Юу смело оборачивается к девочке. Странное чувство двойственности владеет ним в эту минуту. Ощущая неправильность своего действия, противоречащую его природе, но толкаемый дружескими напутствиями, он хватает девочку за талию одной рукой, притягивая к себе, вторую опуская ей на грудь.

Бурный, дружеский смех прорезает пространство маленького переулка.

– Что? – Юу распахивает глаза от удивления и сразу же отбрасывает от себя, прижимаемую минуту назад девочку. Второй раскат хохота гремит в проулке. До этого спокойный взгляд девочки, внезапно наполняется яростью. Со всего размаху она ударяет Юичиро по лицу.

– Да как ты смел, грязный оборванец?! – сжимая кулаки, в бешенстве шипит она.

– А? – с земли, прижимая ладонью ушибленную щеку, Юу оторопело смотрит на существо, еще минуту назад воспринятое ним, как самое неземное и совершенное. Однако слишком стремительно довелось упасть с Небес прямо на Землю.

– Уходим, уходим. Быстро уходим! – подгоняет всех самый старший. – Юу, не тормози!

Мальчишки вылетают из проулка, как только появляется опасность, что кто-то из взрослых их заметит. Помогая Юу подняться, один из приятелей тянет его из проулка.

Юичиро хоть и мал, но понимает, что его одурачили, заставив думать, что перед ним девчонка. Он хмуро шагает вместе с так называемым другом, весело комментирующим событие и глубокомысленно помалкивает. Режет душу несправедливость и обида.

– Эй, малышня, – перед Юу и его другом останавливается высокий, худощавый парень лет четырнадцати. – Не видели тут мальчика в клетчатой футболке, примерно твоего роста, – он указал на Юичиро, – и возраста? Беленький такой.

Оба мальчика сразу смекнули, что речь возможно о том самом, кого они повстречали в переулке. Однако пока дружок Юичиро задумался, стоит рассказывать или нет, Юу ответил прямо и сразу.

– Там, за углом.

– Ага, – кивнул тот и быстрыми шагами направился в указанное место.

– И зачем ты ему сказал? Вдруг он его сейчас там за углом и пришибет? – протянул паренек, покосившись на Юичиро.

– Значит так ему и надо, – огрызнулся тот, раздраженно глядя в сторону переулка.

– Чего это? – удивился товарищ.

– Я его знаю. Это Шиндо, – хмуро пояснил Амане.

– Так ты его знаешь? – еще больше удивился парень. – Чего же тогда целовать полез, раз знал кто это?

– Не узнал, – буркнул Юу, отведя насупленный взгляд в сторону. – Он у нас в саду только две недели пробыл. Я только потом вспомнил, где его видел.

– Когда он тебя огрел, хах? – засмеялся кареглазый мальчишка. Юичиро только фыркнул.

– Сколько мне тебя звать надо?! Зачем сбежал?! Из-за тебя опоздаем, мне еще от отца прилетит! – донесшиеся недовольные возгласы привлекли внимание двух мальчишек. Из проулка вышел тот самый парень, спрашивающий о блондинистом ребенке, крепко держа его самого за плечо. Низко склонив голову, голубоглазый мальчик покорно позволял вести себя, не говоря ни слова в оправдание своего поступка. Достойно храня молчание за плотно сжатыми бледно-розовыми губами.

Когда они прошли мимо Юу и его товарища, блондин сделал лишь один жест – одарил Юичиро испепеляющим взглядом, который заметила только сама цель.

– А с виду точно девчонка. Даже футболка длинная, как платье, – хихикнул паренек, глядя вслед удаляющимся.

– Самая настоящая, – буркнул Юичиро, вспоминая как эта самая «девчонка» с первого своего появления в их саду проявила себя как наглое, раздражающее существо. За две недели не было и дня, чтобы он не сцепился с новичком, который нарочно задевал его, дразнил, а потом терся на виду воспитателей, насмешливо поглядывая на сжимающего кулаки Амане, который не осмеливался подходить к нему при взрослых. Но бывало, что Юу забывал об учителях и кидался на обидчика с кулаками, после чего отбывал свое наказание, пока рядом довольно улыбался обидчик. Сказать, что сам Юу был святым, однозначно нельзя, ибо, питая неприятие к новенькому, он сам с удовольствием и наслаждением задирал его при каждом удобном случае. Но, конечно, этого мальчик не помнил, а помнил он только нападки изворотливого недруга, злость к которому только усилилась после того, как из-за его молчания его высмеяли старшие. Если бы он не стоял, как вкопанный и не позволил себя тронуть изначально, Юу не оказался бы целью всеобщего веселья.

Юичиро возвратился домой смурной и задумчивый.

– Юу, – услыхал он женский голос и с удивлением поднял глаза. Из гостиной вышла молодая женщина. Это была мать Юичиро, её звали Эрика. В взволнованном взгляде ее черных глаз сквозила усталость.

– Где ты был? – она прошла и, присев на корточки рядом с сыном, обняла его, а после, проведя ладонью по его щеке, с волнением стала вглядываться в лицо ребенка. – Я переживала. Зачем ты ушел?

– Хотел посмотреть на фестиваль, – отвел тяжелый взгляд в сторону Юичиро.

– Один? – ужаснулась мать, но мальчик отрицательно покачал головой.

– Ах, Юу, – женщина снова заключила его в свои объятия.

– Прости, мама, я не хотел тебя напугать, – пробормотал Амане прижимаясь к матери. Больше всего он не хотел, чтобы она волновалась и переживала. Вызвать подобные чувства у матери он боялся.