Босыми ногами он ступал по раскаленному песку. Порывы ветра подхватывали старую, рваную накидку и безжалостно обнажали  скуластое лицо с глазами, напоминающими спелый миндаль, играли черными густыми прядями волос с еле заметными серебряными завитками и задували песчинки в бороду.  Но странник словно не замечал ни раскаленного песка, ни порывов злого ветра,  давно научившись  слышать законы этого мира и жить в одном ритме со Вселенной.

Вдалеке виднелся белый город, окруженный высокой каменной стеной. Перед огромными воротами, украшенными резными барельефами, выстроились стражники, готовясь дать отпор любому, кто посмеет нарушить привычный ход жизни.

 Чем ближе путник подходил к городским стенам, тем больше поднимался ветер и трепал его старый черный плащ, который и без того выглядел значительно короче, чем требовала могучая фигура.

Обрывки капюшона прикрывали лицо, виднелась лишь черная борода.  И все же его узнавали повсюду.

Завидев эту странную фигуру издалека, стражники, вытянулись по струнке и замерли в напряжении, караульный бросился со всех ног в город. Странник подходил все ближе. Было что-то несуразное и в то же время  величественное в его размеренных шагах босыми ногами по раскаленному песку, грозном  взгляде из-под обрывков дешевого плаща  и богатырской фигуре со смиренно опущенными плечами. Казалось, что ему неудобно за свой исполинский рост и он специально сжимает могучие плечи, стараясь казаться меньше.

Поравнявшись со стражниками и ни разу не взглянув на них, путник молча прошел мимо преклонивших перед ним колени мужчин с саблями. По городу уже летела молва, намного опережая виновника переполоха:

– Мудрый пришел в город! Мудрый вышел из пещеры! Мудрый в городе!

Он  проходил по мощеным камнем улицам, глядя поверх крыш приплюснутых домов, поверх выглядывающих изо всех окон и дверей горожан, проходил мимо большой базарной площади, и везде люди с почтением расступались перед ним и падали ниц.

Молва летела дальше:

– Мудрый покинул свою пустыню! Мудрый идет ко дворцу царя!

Царь восседал на ярких цветных подушках. Изнеженное тело в драгоценных шелках била мелкая дрожь. Не в силах справиться с охватившим страхом и волнением, восточный правитель велел всем выйти, как  только  пустынник вошел в зал. Стараясь скрыть смятение и  взирая на фигуру в лохмотьях с напускной самоуверенностью и бравадой, он громко вскрикнул:

– Приветствую тебя, о Мудрейший!

– Бог разрушит твой город.

– За что?

– Женщины твоего города убивают младенцев.

– Мои жены каждый год рожают сыновей и дочерей! Ты ошибаешься, Мудрый.

– В то время как жены твоих воинов пьют отвар, который убивает младенцев еще до рождения.

– Да как они посмели! – бледное лицо царя покраснело от возмущения.

– Ты не платишь их мужьям жалованье, и им нечем кормить своих детей, поэтому они убивают младенцев до того, как те испытают голод и нужду.

– Я наведу порядок и все исправлю!

– Твой город погибнет.

– Замолчи!

– Твой город погибнет.

–Я требую, чтобы ты замолчал! Я царь!  Передо мной трепещут все подданные. Замолчи!

– Твой город погибнет.

– Стража! Стража! В тюрьму его! Тащите в подземелье! Этот человек обезумел и накликает на нас беду, если оставим его на свободе.

Стражники стояли молча.  Словно окаменев от ужаса, они не решались прикоснуться к Мудрому, которого даже их родители почитали за посланника Бога, того, кто  читает в сердцах людей, как в книге. И тогда Мудрый, усмехнувшись, сам пошел в сторону тюрьмы, а стража, словно свита, следовала за ним. Стражники пришли в себя, только закрыв ворота темницы за Мудрым. Правитель города, их великий царь,  уже давал новое поручение: обыскать весь город, найти ведунью, которая дает отвары женщинам, и казнить сегодня же на центральной площади.

Ровно год спустя, тяжело дыша, царь спускался по ступеням в подземелье, где томились преступники и другие неугодные, кого по каким-то причинам  нельзя было казнить или оставить на свободе. Темницу Мудрого определить было не сложно, и еще до того, как  на решетку указали стражники,  правитель знаком велел открыть  дверь и оставаться ждать снаружи.

– Мой город засыпало песком. Весь город, все дома. Из пустыни налетела песчаная буря такой силы, что даже старики не могут вспомнить, было ли такое когда-нибудь. Ураган бушевал целые сутки. Мой младший сын погиб… И другие дети в городе тоже. Почему ты молчишь? Тебя ведь называют Мудрым?!  Так скажи хоть что-нибудь! Почему Бог тебя и отсюда слышит, а меня – нет?

– Потому что ты заглушил этот голос в себе,  а я разговариваю с ним каждый день.

– Но я прошу его говорить со мной!

– Ты просишь говорить, но не хочешь слышать ответы. В тебе живет страх. Ты всегда боишься. Даже сейчас ты пришел ко мне из-за страха.

Царь молчал, и лишь тяжелое дыхание нарушало тишину темницы. Пустынника было велено держать отдельно от других узников, поскольку царь опасался любого его контакта с людьми. Слишком хорошо шаху была известна сила воздействия великого пустынника  на людей.

– А у тебя нет страха?

– Нет, чего мне бояться? У меня ничего нельзя отнять. Что я потерял, когда ты заточил меня в темницу?

– Свободу.

– Глупец, свободу нельзя отнять, когда она у тебя внутри. Я лишь приобрел оттого, что оказался здесь.

– Но что можно приобрести здесь? – правитель всматривался в лицо Мудрого, пытаясь понять, не издевается ли тот, но не находил даже тени издевки  на просветленном лице могучего пленника.

– У меня ничего нельзя отнять. Зато у тебя можно забрать все: дворец, жен, слуг.

– А что я без них? Я царь, потому что у меня есть дворец, жены и слуги. Пока у