А пока что вечером в Раби, в ресторане отеля, Леонид Исаако-вич угощал меня ужином — поздравлял с днем рождения. За столом Юрий Викторович Клименко и Виктор с Ириной — чешские продюсеры.
В другом углу Алексей Юрьевич и Светлана Кармалита провожают ее родителей — Александра Михайловича Борщаговского, отчима Светланы Игоревны, и ее маму.
Они месяц гостили на съемках и полюбились всем. В самые напряженные минуты поглядишь на два кресла у палатки с монитором, на то, как эти старики с нежным вниманием наблюдают наш дурдом, — и сразу на душе теплеет. Ведь при них и Герман и Кармалита — дети, — так забавно! В канун Дня Победы сообща сидели за столом, тогда еще все вместе: Кармалита, Герман, Леонид Исаакович, Юра Оленников, Клименко. Борщаговский рассказывал, как мальчишкой работал в Театре Леся Курбаса, украинского Мейерхольда, расстрелянного в тридцать седьмом на Соловках. Подумать только, уже в следующем тысячелетии в Северной Моравии пить водку «Слезы Сталина» с завлитом Леся Курбаса «безродным космополитом» и диссидентом Борщаговским!
Но теперь мы почему-то за разными столами, понятно — устали друг от друга Леонид Исаакович и Алексей Юрьевич. Борщаговский несет рюмку через зал, подходит к нам:
— Не знаю, какой у вас повод для встречи, да и есть ли он, но, уезжая, хочу всех поблагодарить — было тепло, спасибо, Лёня, Юра, Витя, Ирина… А вам, Алёша, хочу сказать особо: знаете, я вижу вашу душу, постарайтесь сохранить все светлое во чтобы то ни стало, хорошо?
— А мы как раз только что выпили за его день рождения! — поддержал Леонид Исаакович.
— Ну и прекрасно, тогда я — кстати.
Сидели допоздна, разошлись под закрытие. Не помню, как я добрался до Петровиц. На кладбище у всех могил горели свечки. Стучу в окно, зажегся свет, отодвинув занавеску, появилась заспанная Деткина:
— Злобин, в чем дело?
— А ты подумай.