У заваленной реквизитом телеги, в пристенке ленфильмовских павильонов, весь в ссадинах, в драной хламиде, дрожа от холода, Будах силится помочиться — нервы шалят, ничего не получается. Присевший на телегу Румата по-мужски поддерживает страдальца, отвлекая его разговором:
— Будах, а если бы ты встретил бога, чтобы ты сказал ему?
— Господи, — сказал бы я, — сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными…
— Но сердце мое полно жалости, — медленно говорит Румата. — Я не могу этого сделать…
Прыгнув с корабля на бал или как кур в ощип, Ярмольник был совершенно растерян. Неожиданный звонок, приглашение, бессонная от волнения ночь, ранний вылет, два часа грима, тяжеленный костюм, наспех вызубренный текст и только чашка кофе с утра.
Под глазами мешки, а в глазах страх и отчаяние. Проба только началась, и надо как-то вытерпеть. Скорее не Будаху, а ему нужна сейчас поддержка. С той стороны за монитором толпится группа, а он здесь один на один… но партнер даже не смотрит на него, отвернулся к телеге — он репетирует уже три дня. Так что один на один с самим собой, без партнера, без подсказки — один. Что-то кричит режиссер, непонятно, была ли команда «стоп».