Орхидея весной

белеет на голом утёсе

в зелени мха…

Иида Дакоцу

Пролог

Майор милиции Дрёмов за рулём новенькой, до крыши забрызганной грязью «газели», остановился у неширокого моста, переброшенного через канаву. Дальше было уже не проехать, потому что и мост был узкий, и все свободные места за ним заняли милицейские легковушки, такие же грязные, но по-праздничному весело озаряющие предрассветную дождливую хмарь красно-синим светом мигалок. Он хлопнул дверью, выругался, прикрыл голову мятым чёрным плащом и быстрыми шагами, то и дело поскальзываясь, прошёл к низенькому строению, дверь которого была приоткрыта. В тесной комнате сидели трое: Вера из следственного на тумбочке слева при входе (она внимательно листала какой-то блокнот), Генка из прокуратуры справа на столе у окна, свесив одну ногу и старательно заполняя протокол допроса, и, наконец, незнакомый парень в центре комнаты на табуретке, хмуро отвечавший на изредка задаваемые ему вопросы. Всё лицо его было исцарапано и местами в засохшей зеленоватой грязи , над бровью зиял глубокий, не успевший зажить шрам.

– Стало быть, – поздоровавшись с вошедшим майором, обратился к незнакомому парню Гена, – ты здесь только четыре дня?

– Да, – коротко ответил тот.

– А с соседом своим хорошо знаком?

– Второй раз в жизни сегодня видел.

– А чего вы ночью шарились по болотам?

– Говорю же, заблудился я ещё днём. Он искал меня и, к счастью, нашёл. Сами видели, на человека я был похож мало.

– Это да, – продолжая записывать, задумчиво промычал прокурорский, – это тебе, стало быть, повезло.

– Твои фантазии? – ни с того ни с сего вмешалась в разговор Вера, тыча пальцем в блокнот.

– Нет. Сменщика одного, до меня тут был. Там фамилия его на форзаце.

Вера посмотрела на первую страницу и заключила:

– По части ботаники интересно. Ла-бел-лум. Звучит! Но про мертвяков это он зря. Ни к чему.

– А Пётр Александрович Пратов твой начальник? – продолжал Гена.

– Да.

– И в каких вы с ним отношениях?

– В обычных, какие бывают между начальником и подчинённым.

– Давно ты у него в охране?

– Два месяца.

– Понятно, – Геннадий протянул протокол парню. – Ознакомься и распишись.

Тот, не прочитав, слегка дрожащей рукой нарисовал замысловатую закорючку и вернул бумаги.

Судя по всему, прокурорский был удовлетворён проделанной им работой, небрежно запихал протокол в папку и улыбнулся, глядя на майора.

– Ну и чего с этим? – спросил Дрёмов.

– Думаю, не при делах. Если что, вызовем по повестке. Впрочем, ты не расслабляйся, – обратился он уже к парню, – и далеко от дома недельки две пока не уезжай.

Тот кивнул головой.

– А профессор что? – снова спросил майор.

– А профессора пакуем – и по домам.

– Ну наконец-то, – оторвавшись от тумбочки, облегчённо вздохнула Вера и бросила блокнот на кровать. – Кофе хочу. И спать.

– Противоречивая ты, Вера, – весело заметил Гена.

Блокнот ударился о подушку, и с неё на пол скатилась и попрыгала по половицам перламутровая божья коровка. Допрыгав до табуретки, она остановилась. Парень наклонился, поднял её, и лицо его то ли от этого резкого движения, то ли отчего-то другого залилось ярким румянцем. Он покрутил безделушку в руке и убрал в карман. По всему было заметно, что этой вещице он рад. Впрочем, вряд ли кто-то обратил на это внимание. Никому не хотелось больше тесниться в этой маленькой комнатушке. Да и на улице началась какая-то суета – заскрипели ворота, захлопали дверцы автомобилей, и какой-то зычный тенор провозгласил:

– Товарищ майор, кинологи прибыли.

– Ну слава яйцам, – пробормотал Дрёмов, и вся троица выскочила на улицу, оставив парня в одиночестве.

В этот момент к майору подвели человека в наручниках. Это был на вид средних лет седовласый мужчина в резиновых сапогах и мокром тёмно-синем плаще.

– Этого в вашу?

– Да. Всё, погнали. Вера, Гена. Вперёд. Пусть собаки работают. Павленко! – крикнул Дрёмов в сторону кинологов.

– Да, товарищ майор.

– По результатам отзвонись Кликову. Я сегодня не на связи.

– Понял, товарищ майор.

Заворчали моторы, захлюпали по лужам колёса, последние крики затихли где-то вдали. Дождь перестал моросить. Солнце бледным пятном проглянуло сквозь пелену ватных туч на востоке. В комнате остался один единственный человек. Он устало улыбался и трогал пальцами карман, куда положил перламутровую находку, словно боясь, что она вот-вот исчезнет. Ах, если б кто-нибудь знал, что в этот момент это был самый счастливый человек на всём белом свете.

Но ещё пять дней тому назад всё было совершенно не так…

Пять дней тому назад

– Я где-то читала… Не помню только уже где… Ты представь, есть миры, где время течёт несколькими параллельными потоками. Их там реально много, этих потоков. И люди, которые там живут, могут в этих потоках перемещаться туда-сюда. И миры эти с нашим миром тоже как-то связаны. Так вот, смотри… Я, допустим, здесь ещё жива, а там, у них, в потоке будущего, уже давно умерла. То есть получается, что меня как бы сейчас две – я и тут есть, живая, и там тоже есть я… ну типа давно мёртвая в нашем мире. Тьфу, тьфу, тьфу… Ты вообще слушаешь?

– Угу.

– Что за угу? Ты представляешь себе?

– Представляю.

– И как ты себе это представляешь?

– Да чего как… Всё просто. Эти потоки с будущим и с прошлым существуют только для них. На нас они никак не влияют. Нет там тебя в будущем. Вообще нет. Вот и всё.

– Это почему же они на нас не влияют? Я же говорю, что эти миры связаны. Я не могу не быть там, если здесь меня уже нет.

– Ну если уж прямо сильно связаны, то…

– Что то?

– То… наверное, тут какая-нибудь квантовая запутанность.

– А попонятнее.

– Попонятнее не могу. Но чувствую, что собака зарыта где-то в этом районе.

– Ну ты засранец, Меретин.

Андрея словно толкнули в спину. Он с трудом открыл тяжёлые, опухшие после вчерашней вечеринки веки, попытался напрячь последние оставшиеся в строю извилины, и тут же покрылся холодным потом. Чёрт! Этот разговор был реален или просто приснился? Вот бы только приснился! И дело не в том, что ему не нравился разговор. Вполне себе нормальная тема при первом свидании. Но вот собеседник… Это была Лера? Если так, то он по-крупному влип. Даже не то чтобы влип, а на целых процентов этак на восемьдесят может считать себя отныне покойником! И никакая квантовая запутанность не поможет.

В фирме «Литавр» Андрей работал охранником третий месяц, с апреля 1997-ого года. И всё вроде шло хорошо – нормальные смены, приличная зарплата, сменщики тоже толковые, – но вот вчерашний вечер всё, кажется, перевернул с ног на голову. Смену Андрей начал, как обычно, в 20:00. Но к девяти вечера стали вдруг собираться люди из начальства по поводу какого-то им одним понятного события. Явилась в числе гостей и Валерия, молодая жена начальника, Петра Александровича. Все звали её Лерой. Так и Андрею она представилась, когда в первый раз зашла к нему стрельнуть сигаретку и молча её выкурить прямо тут же, в его охранной каптёрке с тусклым чёрно-белым монитором, по которому нужно было следить за внутренним двором. Андрей читал Достоевского, изредка поглядывая на экран. Вернее, в присутствии Леры только делал вид, что читал, потому как затянувшееся на пять минут молчание висело в прокуренном воздухе, словно туча, готовая вот-вот разразиться градом. За эти пять минут Андрей перебрал в голове семь тем, с которых можно было бы начать разговор, но ни одна из них не показалась ему уместной в текущей обстановке. К тому же Лера была девушкой очень красивой, и это смущало его, возможно, даже больше, чем наэлектризованная тишина. Было заметно, что Леру всё это забавляет. Словно бы она вполне понимала смятение Андрея и молчать продолжала не из отсутствия интереса к собеседнику, а исключительно из любопытства – чем же всё это закончится. Закончился перекур самым банальным образом – Лера выдохнула последнюю струйку дыма, придавила в пепельнице окурок и, приподняв двумя когтистыми пальчиками обложку Андреевой книги, загадочно улыбнулась и, так и не проронив ни слова, вернулась к гостям на второй этаж.

Андрей почувствовал себя идиотом. Да и на обложке, будто подтверждая его статус, красовалась именно эта надпись – «Идиот». Он ещё раз перевернул книгу. Да, написано. Странно было бы, если б надпись вдруг взяла и исчезла. Надо было просто спросить, по какому поводу банкет. Вот же засада… В голову такие очевидные темы почему-то в присутствии Леры придти не пожелали.

Пока таким образом Андрей занимался самобичеванием, прошло, судя по всему, довольно много времени, потому что на пороге вдруг снова нарисовалась Лера. Раскрасневшаяся от вина и от танцев, она улыбалась уже довольно простой искренней улыбкой и, чуть наклонившись в дверном проёме, в этот раз решила заговорить первой:

– Андрей, не желаешь присоединиться к нашей компании?

Вопрос застал Андрея врасплох. Стараясь обдумать надлежащий ответ, он долго рассматривал наручные часы, силясь понять сколько времени прошло с начала его смены. Но и циферблата он почему-то не видел, и мысли все, как одна, из головы испарились. С мыслями сегодня не комильфо.

– Не положено, – получилось как-то само собой. Наиглупейшее из всего, что он вообще мог сказать.

– Да забей, – не обращая внимания на румянец, покрывший лицо Андрея, настаивала Лера. – Всего на пару часов. К тому же в твою задачу входит и выпроводить нас отсюда в четыре часа ночи. Или утра. Да неважно. И кстати, на территорию пробралась коза. Уверена, что ты её даже не заметил. Твой прокол.

– Какая коза?

– Обыкновенная. Пошли. Никуда твой Достоевский не денется. Сам увидишь. Я не шучу.

Если бы голова соображала, как в любой обычной ситуации, то он непременно нашёлся бы, как вежливо отказаться от приглашения. Но уже дважды опростоволосившись перед красавицей Лерой, Андрей не хотел окончательно пасть в собственных глазах и в глазах новой знакомой.

– Хорошо, – почти простонал он, закрыл книгу, на всякий случай взглянул на монитор и поплёлся за девушкой, медленно приходя в сознание. Коза. Что ещё за коза? Приколы что ли такие? Не к добру всё это. Ещё раз посмотрел на часы – час двадцать пять. Полсмены уже позади.

Новому гостю все оказались как-то подозрительно рады. Уже довольно подвыпившие и уставшие от однообразных танцев, они стали придумывать конкурсы, один странней другого.

Конкурс под названием «Толстощёкий губошлёп» Андрея изрядно повеселил. В нём участвовали двое: зам директора (парень лет тридцати, длинный и худой, в огромных тёмно-жёлтого цвета башмаках) и инженер, совершенно лысый, толстый и на вид лет сорока пяти. Не понятно, в какой отрасли он был инженером, но все его так называли, и он был не против. Главным затейником и автором конкурсов выступал менеджер, мужчина чуть постарше и ростом пониже зама. В этом конкурсе нужно было класть в рот по одной карамельке и при этом чётко произносить «толстощёкий губошлёп», затем ещё карамельку – и снова декламировать эту фразу. Победить должен тот, кто больше соперника сможет набить рот карамелью и при этом смешнее него «прогубошлёпить». Все были в восторге, наблюдая за состязанием. Особенно оживлённой была Лера. Она прыгала и хлопала от удовольствия в ладоши, бросая в сторону Андрея короткие многозначительные, как ему показалось, взгляды. Болела она за Инженера, но, ко всеобщему удивлению, победу одержал зам. Потом по залу расставили в ряды пустые бутылки и заставили женщин (их было на два экземпляра больше, чем мужчин) с завязанными глазами старательно вышагивать, не задевая препятствие. Смешным было то, что бутылки постепенно и незаметно убирались, пока в конце концов женщины, похожие на сомнамбул, не продолжали нарезать аккуратные зигзаги, всё ещё боясь зацепить бутылку. За самую грациозную походку и улыбчивую невозмутимость победу единогласно присудили Лере.

До поры до времени Андрею удавалось оставаться в стороне, пока очередь не дошла до главного события этой ночи – выбора мужчины года. Андрей в этой компании был четвёртым мужчиной, помимо троих, описанных выше. В этот раз увильнуть у него не получилось. Женщины скучковались в отдельную группу наблюдателей и всем четверым мужчинам выдали по совершенно одинаковой морковке и выстроили их в ровную шеренгу у противоположной к окнам стены. Через минуту из боковой двери технического помещения в зал вывели ту самую козу, о которой говорила Лера и о которой Андрей успел к этому времени позабыть. И что, только ради этого его сюда и позвали? Над троими поиздеваться не так весело? Понадобился четвёртый? Впрочем, выходило действительно потешно, хотя Андрей до сих пор даже не пригубил вина, которым его постоянно потчевали. Мысль о том, что, несмотря на всеобщую дружескую атмосферу, он всё-таки на службе, не отпускала его. Время шло быстро, перевалив далеко за положенные четыре утра. Козу подвели к зашторенным окнам и предложили выбрать понравившуюся ей морковку. При этом мужчинам запрещалось какими-либо знаками приманивать животное именно к своему лакомству. Говорить тоже запрещалось. В помещении воцарилась полная тишина. Коза подумала немного, подёргивая чёрно-белыми боками, и посмотрела на Раису Михайловну из отдела кадров. Та одобрительно кивнула. Воодушевлённая этим коза зацокала копытами по паркету. И… О Боже! Она направилась прямиком к Андрею. «Нет, нет, нет, – взмолился про себя Андрей, – иди к лысому. Этого мне ещё не хватало». Но мольбы его никто не услышал. Коза аккуратно вынула морковь из руки Андрея и с аппетитом схрумкала её за считанные секунды. Вокруг загоготали, заулюлюкали и разразились аплодисментами. С ума сойти. Какой бред. Каждый год начальство проводило этот конкурс, но изнутри всю процедуру Андрей, разумеется, ни разу не видел. Внизу, в коридоре, ведущем к кабинету директора, всегда красовался в течение года чей-то портрет. Сейчас там висел портрет Инженера. И вот теперь целый год он вынужден будет смотреть на себя. Как-то не сильно это хорошо. Охранник… Мужчина года. Напарники замучают с расспросами и долго будут над ним потешаться. Андрей без особого энтузиазма подхватит общий смех, погладил козу и теперь намеревался выпить со всеми, чтобы в голове уложился весь этот ночной сумбур.

– За мужчину года, – Лера, держа в руках пузатый бокал, решила лично поздравить Андрея, когда у шведского стола он выбирал для себя вино. – Попробуй вот это, – она указала на цветастую бутылку Rojo Amargo.

Андрей послушно налил себе, и они чокнулись. Вкус у вермута действительно оказался приятный.

– Обычно Дашка выбирает Инженера, – залпом опустошив бокал, сказала Лера.

– И как же Дашке незамеченной удалось проникнуть на объект? – любопытство Андрея было чисто профессиональным, но вообще он был рад, что смог наконец говорить с Лерой самым естественным образом.

– Всё тебе расскажи, – Лера снова наполнила свой бокал. – И за знакомство.

– За приятное знакомство, – решился добавить Андрей.

Потом поступило предложение выпить за Дашку, потому что она милая, дальше – за бедного Инженера, обделённого этой ночью её вниманием, за само внимание, потому что в наше время так его не хватает, и наконец за мир во всём мире, ибо от этого отказаться никак нельзя. Таким образом они прикончили Rojo Amargo, Blanco Reserva и Dorado Amargo Suave. Сколько всё это продолжалось, сказать трудно. По крайней мере, гости стали уже расходиться, кто парами, кто по-одиночке, пока Андрей с Лерой не остались одни. И Лера была сильно пьяна.

Всего этого Андрей Меретин ещё не успел вспомнить, покрывшись от внезапной догадки холодным потом. Его снова толкнули в спину. В этот раз уже точно наяву.

– Меретин.

Да, это был голос Леры. Сомнений не оставалось. Какого чёрта он вызвался доставить Леру до самой её кровати в квартире на сорок седьмом этаже в доме на Бахметьевской?! Она порывалась сама сесть за руль своего ядовито-зелёного «Пежо», а из тех, кто мог бы её отговорить от такого безумия и вызвать такси, остался лишь он один. У Леры имелась собственная квартира, личное, так сказать, пространство, временами необходимое после очередных ссор с супругом. Память короткими вспышками начала возвращаться. Их кто-то видел вместе? Только сменщик. Но как-то странно он ухмыльнулся, глядя, как Андрей усаживал Леру на заднее сиденье автомобиля. Потом в подъезде у лифта встретился какой-то благообразного вида старичок. Поздоровался с Лерой. И всё. Кажется, больше никто не видел. Да может, тут вся квартира утыкана видеокамерами? Или микрофонами, например. Откуда ж ему знать. А между ними что-то было? Он изо всех сил напрягал память, но в голову лезли только эти дурацкие беседы о параллельных потоках времени. А секса он не помнил. И как-то вроде до самой Лериной квартиры был он почти совершенно трезв, и вдруг резко так нахлобучило. А Лера, наоборот, в одно мгновенье словно бы протрезвела. Странно всё это. Очень странно. Так был секс? Нет. Кажется, не было. Или был? Андрей не то чтобы трусил. Но Пётр Александрович – человек реально суровый. Узнай он, что Андрей переспал с его женой – и это неминуемая смерть. Без всяких преувеличений. Когда-то кто-то из умных и начитанных прозвал его Торквемадой. Так все за глаза и говорили, когда речь заходила о директоре. Ещё был он контуженным краповым беретом. Будто бы полгода после ранения на какой-то из заграничных войн провалялся в госпитале, а потом был комиссован на вольные хлеба́. В начале девяностых организовал швейный бизнес и дань никому не платил. Много было желающих эту дань с него поиметь, и поговаривали, будто бы эти мытари частенько пропадали где-то в далёких болотах, владельцем которых тоже был Торквемада, наверное, в перспективе думая добывать там торф. И не только мытари. Но и любовничек один Леркин якобы тоже ушёл за грибами и не вернулся. Кстати… Кажется, даже именно тот умник, который и обозвал Петра Александровича инквизитором Торквемадой.

– Меретин, – снова заговорила Лера, уже тихо и без раздражения. – Я же чувствую, что не спишь. Вспомнить силишься, как это так с тобой вышло? Не ссы, Меретин, ничего не было.

Андрей повернулся на спину и, корчась он боли, посмотрел в сторону Леры. Одеяло прикрывало только её ноги. По пояс она была голой и глядела насмешливо и туманно. Её подёрнутое ровным загаром тело излучало теплоту и негу.

– Извини, – проскрипел он, испугавшись и собственного голоса.

– Забавный ты. За что извинить?

– Да не знаю. Просто. Я не должен был, наверное…

– Тсс, – Лера прислонила тонкой палец к его губам. – Я так хотела. Тебе не о чем переживать. И о Петре не думай. Я понимаю, что он на всех ужас наводит. Ты же не думаешь, что я совершенно безответственный человек?

– Не думаю. Я сейчас вообще думать не могу.

– Вот и хорошо. У него сейчас другие заботы. Дочка пропала.