(продолжение книги «Чабор»)

Уважаемый читатель, в данном произведении автор, исходя из желания поэкспериментировать, использует приставку «без», как указание на отсутствие чего-либо, а «бес» на присутствие Темных Сил).

«Это произведение – фантастика. Сейчас о суверенной Беларуси знают. Нас ругают, хвалят, над нами смеются, с нами считаются, но, допустим, 10 июля 1994 года мой народ избрал бы другого лидера, в данном случае, персонаж которого от начала до конца вымышлен. Впрочем, что лидер? Выдуманы все герои книги, названия объектов и должностей в сфере госбезопасности и так далее. И все же, …а вдруг кому-то будет интересно знать – как бы все могло быть, пойди все иначе?»

Алексей Войтешик

Часть 1

Глава 1

― Эй, Селедкина! ― выкрикнул из дальнего конца коридора рыжеволосый Генка из параллельного класса. Девушка недовольно оторвала взгляд от зеркальца, которому до того времени соблазнительно выпячивала губки и, сквозь шум школьной перемены, ответила:

– Чего тебе? ― и тихо прибавила, ― дебил.

– Там твоя мамка пришла. Ваша классуха повела ее к директрисе…

– Нина! Карасева! ― тут же прозвучал из другого конца коридора хорошо поставленный голос классного руководителя одиннадцатого «Б» Тамары Михайловны. ― Зайди к директору…

– Так анатомия же…, ― со слабой надеждой на спасение, возразила Нина, спешно пряча в карман джинсов зеркальце.

– Иди сюда, анатом, ― тяжко вздохнула Тамара Михайловна, и выжидающе замерла у двери…

За последние полгода по милости своей родной мамочки Нине уже четвертый раз приходилось посещать кабинет директора школы. Директриса была женщиной требовательной, суровой и жесткой, а потому лишний раз встречаться с ней не очень-то хотелось: «Ну, да Бог с ней, с директрисой», ― подумала обескураженная приглашением классного руководителя девушка. «Дело-то, уже привычное: остановиться у порога, уставиться в ковер и в который раз терпеливо изучать его нехитрый узор до тех пор, пока мать не взбесится от подобного показного безразличия дочери и тяжести своей собственной задрипаной судьбы…».

Но Нина ошибалась. На этот раз головомойка обещала быть куда как интересней. В кабинете директора кроме матери, классного руководителя и самой директрисы Софьи Геннадьевны, выложив перед собой разбухшую от бумаг, потертую кожаную папку, сидел молодой милиционер в новенькой, пятнистой форме. Симпатичный, даже красивый парень, если бы не милиционер.

– Проходи Нина, ― холодно пригласила директриса, ― садись.

– Я …присяду, ― без всякой тени стеснения поправила Софью Геннадьевну Нина.

– Вот, видите, ― пока еще не скатываясь до крика и истерики, смахнув украдкой скупую родительскую слезу, всхлипнула мать, ¬― вот так теперь всегда. К каждому слову цепляется, все у нее не так. Ведь как только…

– Извините, ― тут же вмешался в разговор милиционер. ― Светлана Сергеевна, проблемы родителей и детей существуют уже тысячи лет, и, поверьте мне на слово, все это время родители всей земли используют одни и те же слова. Давайте лучше по делу. Мне к двум часам нужно успеть в райотдел, на «развод». Разрешите, я с ней поговорю?

– Конечно-конечно, ― согласилась Софья Геннадьевна, внимательно всматриваясь в лицо старшеклассницы. ― Для того ведь и собрались. А я пока кофейку нам приготовлю…

Директриса тут же встала из-за своего рабочего стола, твердой хозяйской рукой открыла шкаф и, побрякивая посудой, принялась возиться внутри него, оставаясь скрытой от глаз старшеклассницы.

– Ну, что, Нина, ― начал разговор милиционер, ― давай знакомиться. Я твой новый участковый инспектор по делам несовершеннолетних, лейтенант милиции Стапков Валерий Михайлович.

– О-очень приятно, ― колко ответила неуправляемая одиннадцатиклассница, внимательно изучая безупречно выбеленный потолок кабинета директора.

Участкового задело:

– Ни-нночка, ― с задержкой, въедливо, продолжил он. ― «Сяду, присяду, очень приятно». По своей детской наивности ты, наверное, сейчас думаешь: «Вот, снова собрались, пополощут мне мозги и отстанут». Так вот, хочу тебе сказать, на этот раз ты ошибаешься…

Участковый расстегнул папку и извлек из нее какие-то листки, скрепленные побуревшей от времени канцелярской скрепкой.

– Видишь эти казенные бумажки с буковками? – Он поднял документы и повернул их к девушке лицевой стороной. – Это объяснения, показания, а вот и протокольчик. Все это уже страницы твоей биографии.

Ты ведь наверняка понимаешь, эти документы не несут в себе ничего хорошего любому, и уж особенно молодой девушке. Скажу больше, я боюсь, что за такие штучки, у тебя в скором времени появится возможность именно не «присесть», а «сесть». Читай вот тут:

«18-го ноября 1999 года, в 12 часов…», видишь? Ты и Оленька Шкабара, подружка твоя, попросили рабочих, производящих ремонт в общежитии по адресу улица Ротмистрова дом 12, помочь открыть дверь внутри блока комнат № 412, данного общежития …», ― участковый опустил бумаги и, разложив их перед собой, продолжил, – так, …где же? А вот: «…данного общежития, сославшись на то, что ключ от одной из комнат они случайно закрыли внутри».

Инспектор, экономя время, перестал знакомить присутствующих с дословным содержанием протокола, и стал излагать своими словами:

– Соседи все видели, и не только соседи, сами рабочие подтверждают, вот, посмотри…».

Через пятнадцать минут вы ушли, а вместе с вами шестьсот долларов, пятнадцать миллионов белорусских рублей и золотые изделия. Красота, правда? ― обратился он ко всем присутствующим. ― Но и это еще не все.

Потом наши верные подруги вдруг исчезают. Два дня не ночуют дома, зато на глазах подруг и недругов, разгуливают по микрорайону в фирмовых обновках, старательно прячась от родственников и милиции.

Оленьку и, кстати, Ирочку Куркову, мне понять нехитро. У них-то родители других ценностей, кроме бутылочки дешевого вина «чернильца» не признают, а тут вдруг в голодные к достатку лапки падает такая халява – подарок судьбы, ведь благодаря тебе и Оленька, и Ирочка – золушки из сказки! Оп! И они уже не дети из неблагополучных семей, а настоящие королевы микрорайона! Но они-то, – участковый махнул рукой, – дело понятное, а вот тебе чего не хватает? Конечно, то, что ты заботишься о неблагополучных похвально, но почему ты это делаешь за счет своей матери?

Кстати говоря, все эти «сяду», «присяду» многое говорят о твоем окружении вне школы. Я, пока мы тебя тут искали, нашел адресок того самого хлопчика, что в двадцать девять лет отроду водится с малолетними девочками и учит их развеселой жизни. Думаю, что при очной беседе с сотрудником милиции этот Толик расскажет много интересного. Но всему свое время …

Скажи, записку матери о том, что ты все взятое вернешь через три месяца, тоже он помог сочинить? …Молчишь. Да, и еще, ― участковый встал и, стараясь заглянуть в полное безразличия лицо девушки, стал напротив, ― хочу уточнить по этой записке. Ты там написала, что деньги вернешь обязательно, потому что нашла какую-то хорошую работу. Расскажи-ка, пожалуйста, что это за работа такая для несовершеннолетних, где так хорошо платят? Интересно, за что?

– Мама, зачем ты? ― меняясь в лице, вдруг насупилась Нина.

– А что мама? ― Ответил вместо Светланы Сергеевны участковый. ― Если родная дочь так лихо «поднимает» собственную комнату, и это уже во второй раз! Первый, ты обошлась матери всего-то в сто баксов. Теперь уже в шестьсот. Мама копит денежки, строит квартиру доченьке, как же, она же у нее единственная….

Светлана Сергеевна прожила полжизни в общежитии, хочет тебя нормально устроить. Чем ты ей теперь прикажешь за «кооператив» платить?

– Я верну, ― начала, было, Нина, но вдруг осеклась.

– Верну? ― повторил за ней участковый. – Знаешь ведь, что спрошу – как? Я не зря уточнял у тебя о той, обещанной кем-то работе. Исходя из той информации, что отображена в записке матери, зарплату тебе предлагают раза в три выше, чем, скажем, у меня? Повторяю свой вопрос, что это за работа?

Инспектор дождался момента, когда под давлением внимания присутствующих Нина стала краснеть:

– Молчишь? – жестко спросил он. – Все обман! Что ты глаза опустила, стыдно? Посмотри на себя – свалилась наносная, дешевая спесь, загруженная полублатными знакомыми в твою молодую и пустую голову. И что? Осталась ты, такая, какая есть на самом деле, и настоящей Нине Карасевой стыдно?

В школьном коридоре пронзительно зазвенел звонок.

– Иди, Нина, ― вслушиваясь в эту настойчивую трель, мягко сказал лейтенант. ¬― После уроков, у вас дома, мы еще поговорим, я заеду к вам после «развода»…

Через десять минут после начала урока ученица одиннадцатого «Б» класса, Нина Карасева попросит у учителя разрешения выйти в туалет, спустится в холл, позвонит по телефону-автомату и исчезнет, выйдя на улицу, вместе с прогуливающей в этот день уроки Ольгой Шкабарой.

Через сутки обе девочки, под чужими фамилиями, в сопровождении высокорослого атлета «арт-агента» знаменитой танцевальной труппы, улетели по туристическим путевкам из аэропорта «Минск-2» в Баку….

Милицейский УАЗик тихо подкатил к высокому крыльцу подъезда общежития. Его водитель, молодой, коренастый парень, в поношенной пятнистой форме, запер машину и отправился в продуктовый магазин, что был напротив. Через пять минут он вышел с целлофановым пакетом, плотно набитым продуктами, пересек дорогу и вошел в общежитие. Поздоровавшись с вахтером, он поднялся по лестнице на второй этаж и, открыв свободной рукой дверь, вошел в комнату.

– Мамка привет, ― приветствовал он с порога супругу, что-то нарезающую на кухонном столе.

– Привет, ― вздохом, не предвещающим ничего хорошего, ответила та.

– Где сын?

– В садике.

– У тебя вторая смена?

– Вторая, ― переставляя с места на место посуду, сдержанно ответила жена. ― Ты что, не мог раньше приехать? Ах, да, извините, я забыла, что вы можете и совсем не приехать…

– О, я тебя умоляю, ― снимая, у порога комнаты, «берцы» и ставя пакет на обувной ящик, вздохнул Алексей. ― Что за муха тебя опять? Ты же знаешь мою работу…

Супруга дожидалась этого момента с самого утра и поэтому моментально «передернула» затвор гримасы, заряжая «боевым», грозящим очередным скандалом.

– Аня, не надо, ― искренне не желая ссориться, попросил Алексей. ― Я тебя прошу. Мне и на работе всего этого хватает, ну зачем?

– Ах зачем? ― вскричала взбешенная супруга, готовая немедленно взорваться слезами. ― Ты теперь такой, да?

– Какой?

– Боже, ― старательно складывая руки в мольбе, обращалась к потолку Анна. ― Где он, куда девался тот парень? Чувственный, внимательный, готовый целыми днями звонить, искать, любить, без всяких оговорок и споров? Где он теперь? Конечно, на всех любви не хватит, все по «шкурам» разнес!

– По каким «шкурам», Аня?

– По своим, по каким. Понятно, там всегда и обогреют, и накормят…

– Накормят, – колко заметил милиционер. – Ты-то сегодня пока только одним криком и кормишь.

Тут супруга сделала паузу, во время которой Алексей понял, что обеда и на самом деле пока нет. Подражая ей, он глубоко вздохнул, косо глянул на принесенный им пакет с продуктами и стал обуваться:

– Боже, – подражая супруге, вскидывая глаза к небу и стараясь впихнуть ноги в мокрые от пота ботинки, наигранно взмолился Алексей, – где та девчонка, от одного вида, слова, которой хотелось лететь, петь? Брак, Аня, страшная вещь. Я уеду, а ты посмотри в зеркало – увидишь, что он с людьми вытворяет. Короче, бензопила ты моя дорогая, пообедаю в столовой, пока…

– Бензопила?! – крикнула Анна в уже опустевший проем двери.

Алексей, горько улыбаясь, бежал вниз по лестнице, а вслед ему неслось:

– Козел! А ты заработал на обед? Я в этом долбанном детском центре вкалываю, как проклятая, а он…! Да с твоей зарплатой….

Многоголосая толпа зрителей, шумно разливалась от концертного зала «Минск» по пышущим теплом улицам вечерней столицы. Пестрые потоки всевозможных женских нарядов и, как правило, незатейливых и сдержанных мужских, медленно текли к ближайшим остановкам трамваев, или метро. Разогретый за день воздух, до сей поры пропитанный дымом мини-шашлычных, вдруг ярко вспыхнул густым букетом парфюмерии. Шум толпы и близость республиканского стадиона «Динамо», вызывала у прохожих озадаченность. Некоторые из них пугливо жались к краям тротуаров, пасуя перед столь многолюдной фронтальной атакой, а иные заинтересованно всматривались в шумную публику, и растерянно спрашивали: «Ребята, а какой счет?»

Совсем еще юная девушка, в плотно облегающих молодое и красивое тело брюках и белой майке, подбежала к тумбе с афишами и влепила смачный поцелуй густо напомаженными губами изображению некого блондина. Текст афиши гласил: «22 мая 1999 года, в концертном зале «Минск» концерт Андрея Волкова и рок-группы «Белый запад». Начало в 18:00 ….

Через минуту лицо вышеуказанного, бумажного, Андрея Волкова, украшали уже три отпечатка девичьих губ, и вездесущая надпись «Динамо Минск – чемпион!».

А что же сам кумир? Он, придавленный усталостью к удобному телу черного кожаного дивана, сидел в компании музыкантов в гримерке вышеупомянутого концертного зала.

За дверями технари ругались из-за какого-то раздавленного кабеля, но все это было там. Там почти всегда так – суетно и шумно, а здесь? Здесь отдыхали уставшие после выступления музыканты. Все они, пожалуй, кроме только одного человека, всегда предпочитающего любому вину пиво, лениво и с удовольствием потягивали полусухое «Мерло», любезно предоставленное организаторами концерта. Страстного любителя пива, бас-гитариста группы, звали Андрей Ливанов, но ребята звали его Табога.

В дверь аккуратно постучали. Она открылась на четверть и в ее проеме, появилось круглое лицо охранника:

– Андрей, там какой-то милиционер в «гражданке», говорит, что ваш брат…

– А вам не будет сложно спросить у него, как зовут его жену и сына? ― обратился к охраннику фронтмен «Белого Запада» Андрей Волков. ― Если скажет Аня и Тима – пусть заходит.Женя.

Уголки губ охранника удивленно поползли вниз, но он не стал что-либо уточнять, кивнул и, осторожно закрыл дверь.