Глава 3

В приемном пункте для больных и раненых стояла невыносимая жара. В окнах всего огромного здания практически не было стекол, но и это мало спасало от зноя. Хенрик Вильгельм Мюнх, как другие, доставленные в Ровно из разных концов Украины, был просто вне себя от злости, но, в отличие от своего соседа, предпочитал отмалчиваться.

– На кой черт всех нас было сюда тащить? – Возмущался говорливый вояка, обосновавшийся на кровати справа. – Можно же было меня оставить в перевязочном пункте прямо там, под…, как же называется эта дыра? Нет, вы подумайте! Одного они оставляют там, другого, третьего…, а меня, Юргена и Хаффмана поволокли черте куда! И не жалко им было отряжать под это дело машину, людей, …и еще трясти нас полста миль!

– Служивый, если хочешь, давай я замолвлю за тебя словцо? – Не выдержал тот, кто после ампутации правой кисти только пару часов назад пришел в себя. – В подвалах, где хирурги отрезают нам все лишнее, достаточно прохладно, и почти нет мух. Мне там оттяпали руку. У тебя, я гляжу, тоже забинтована конечность. Скажи сестре, что тебе плохо, и тебя отвезут туда. Только прошу, расскажи слово в слово хирургам все то, что ты уже час нам тут излагаешь. Если не руку, то хотя бы язык они тебе отрежут, и нам всем станет легче…

– Черта с два меня туда переведут, – ничуть не обидевшись, не сдавался сосед. – Где тебя ранило в руку, солдат?

– Я оберефрейтор, – вздохнув, уточнил новоявленный калека. – Здесь, под Ровно. Партизаны напали на колонну.

– Счастливчик, – сокрушался «говорун», – слышали? Он герой. Рана на руке зарастет, это не беда, у тебя же осталась другая. Поедешь домой с этой чертовой войны, тебя встретят, как героя! У тебя ведь пулевое?

– Осколочное, – морщась о боли, ответил оберефрейтор, – вырвало три пальца и раздробило кисть…

– Все равно, – продолжал «говорун», – ты герой, все вы герои! Так и знайте. А нас…, – он потряс в воздухе своей забинтованной конечностью, – Юргена укусила змея в болоте возле Винницы, где они что-то грандиозное строят, на Хаффмана напала какая-то дикая собака в селе у колодца, а меня…, меня цапнула русская лошадь, когда я выводил ее из стойла…

По палате пробежал смешок.

– Да, – улыбнулся своим же словам «говорун», – лошадь! Прокусила одежду, до крови и даже вырвала кусок кожи, размером с сапожный каблук. А теперь представьте, меня, Юргена и Хаффмана разделяла сотня километров, но нас зачем-то собрали в одно место, промурыжили там сутки и затем притащили сюда. Берут нашу кровь, изучают в ней что-то, будто я какой-то феномен. Сумасшедший дом, а не госпиталь!

Должен сказать, что я охотно поверил бы в то, что в лазарете нашей части собрали одних докторов-идиотов, на самом деле так и есть. Но как тогда быть с медиками из других частей? Выходит, и там все обстоит так же?

– У них приказ, – не удержался Хенрик, – полежишь немного, пойдешь на первую беседу с «Ангелом» и, думаю, сам обо всем догадаешься…

– Лучше бы тебе помолчать Мюнх, – не дал ему закончить унтерштурмфюрер Феллер, – хватит с нас и одного болтуна.

– О, – тут же навострил уши укушенный лошадью, – да вы тут все знакомы? …В бинтах. Откуда вы, ребята?

– Из-под Умани, – неохотно ответил Феллер.

– Ух-ты! – вдруг встрепенулся «говорун». – Я, кажется, слышал о том, что там творилось. Эй, ребята! А что, правда, что там русские воюют собаками-людоедами?

– Что за ерунду ты несешь? – Недовольно вздохнул унтерштурмфюрер и, отвернувшись к стене, прикрылся простыней.

– Нет, на самом деле, – не унимался укушенный русской лошадью.

– Ты уже слышал, – поворачиваясь к болтуну спиной, решил закончить беседу и Хенрик, – хватит тебе и того, что уже знаешь, фантазер. Нас привезли из другого места. Не было там никаких собак…

– Но ведь Умань…?

– Под Уманью столько войск, – всем своим видом показывая, что собирается уснуть, уточнил Мюнх, – что хватило бы на всю операцию во Франции. Все, отдыхай…

Того, кого раненные называли «Ангел» вызвали в Ровно из-под Львова. К этому времени в войсках уже прекрасно знали, что подобные ребята носят форму, имеют звания и отзываются на имена, которые на самом деле не имею ничего общего с тем, кем они являются на самом деле. Где бы ни появился такой «Ангел», никто, даже старшие офицеры не смеют обсуждать его действий или не дай бог как-то им перечить. Так же в войсках знали, что наверняка есть какой-то секретный приказ, открывающий перед ними все двери и даже наделяющий их полномочиями решать чьи-то судьбы. Именно потому «Ангелов» боялись, а еще ненавидели…

Фридрих Винклер приехал в Ровно рано утром 5 августа. Сразу же после того, как он предстал с секретным предписанием перед Комендантом города, Фридриху сообщили, что в местном приемном пункте для раненых и больных уже работают двое его коллег, прибывших с подобными бумагами, дающими их обладателю самые широкие полномочия.

При встрече в госпитале, разумеется, никто из них не подал и виду того, что они знают друг друга. У всех троих были разные задачи и, по существующим в их кругу правилам, даже между собой они не должны были обсуждать какие именно, если, конечно, интересы «Ангелов» где-то не пересекались. Случаи подобных «стыков» были не редки, но инструкции на сей счет были настолько выверены, что любые проблемы между собой «Ангелы» решали наедине, тихо и, улыбаясь друг другу.

Унтер-арцт Вильгельм Вендт и лейтенант Дитрих Крайс уже два дня «топтали свои дела» в душном госпитале, продуваемом насквозь сухим, горячим ветром. Едва только цепкий взгляд одного из них отметил знакомую фигуру, появившуюся из кабинета руководителя миссии Красного креста, как он тут же отправился навстречу коллеге. Вновь прибывший тоже узнал его. Достав на ходу пачку сигарет, он дал понять: «спускайтесь вниз, надо поговорить».

Фридрих Винклер не курил, но для таких случаев всегда носил с собой «MOKRI SUPERB» Дрезденской табачной фабрики. Спустившись вниз, он осмотрелся. Те из больных, кому не запрещалось, и кто мог передвигаться, а также персонал, курили сразу в нескольких местах вокруг здания. «Это хорошо, – подумал гауптман, – в таком случае мы можем стать где угодно. А вот и коллеги…»

Лейтенант и унтер-арцт вышли через боковой подъезд, где стояла на разгрузке автомашина с тюками белья. Они свернули за нее, и стали чуть поодаль так, чтобы Фридрих их видел. Винклер принял «приглашение». Не торопясь, словно прогуливаясь с сигаретой, он добрел до угла, свернул за него и, наконец, присоединился к ожидающим.

– Добрый день, – поприветствовал он старых знакомых, пожимая протянутые ему руки.

Все три «Ангела» блестяще инсценировали знакомство, после чего Винклер указал рукой на идущую вдали медсестру:

– Господа, – улыбаясь, прокомментировал он, свой жест, – сделайте милость, подыграйте мне, посмейтесь хитро и задорно, чтобы всем стало понятно, что офицеры обсуждают именно эту испанку из «Голубой дивизии» и ничего больше…

– Она австрийка, гауптман, – заметил один из коллег, которого Винклер прежде знал, как Клауса Кепке.

– Пусть даже и так, – согласился Фридрих, – начинайте спектакль.

Офицеры на самом деле громко рассмеялись.

– Ну, а теперь, – улыбаясь, тихо заметил гауптман, – самое время мне представиться, я – Фридрих Винклер.

– Чудесно, – кивнул ему лейтенант, – я вас и знал под таким именем, только тогда вы были в форме танкиста. Меня зовут Дитрих Крайс.

– Оу, – вскинул брови гауптман, и тут же заметил, – вы уже не Кепке?

– Увы, – улыбнулся тот в ответ, – и очень давно.

– А я, – вклинился в разговор младший врач, – Вильгельм Вендт.

– Отлично, – кивнул Винклер, вглядываясь в его слегка забытые черты лица, – вы тоже не меняете «шкурку».

– А незачем, – подмигнул младший врач, – беру пример с таких, как вы. Меньше путаницы с именами. Думаю, здесь самым разумным будет обращаться друг к другу так, как мы все тут представились.

– Ну разумеется, – едва не закашлялся от дыма Винклер.

– Вы же не курили, – не ускользнуло это от внимания лейтенанта.

– Необходимость, чтобы повидаться с вами, – ответил на колкость Фридрих. – Ладно, к делу: кто-нибудь из вас работает по доставленным из «собачьей битвы»?

Коллеги переглянулись.

– Нет, – ответил после паузы Крайс, – но не стану скрывать, что мы много слышали об этом. Скажите, Винклер, этот крайне любопытный материал случайно не пересекается и с нашими направлениями?

– Нет, насколько это мне известно, – морщась то ли от табачного дыма, то ли от затронутой темы, ответил гауптман, и тут же добавил, – ни по вашей специализации медицины, ни по «прививкам» Вильгельма они не проходят никак. Там чисто наши изыскания.

– Но хоть что-то же вы уже знаете? – Хитро прищурился Крайс. – Нет, правда, нам это очень любопытно. Вокруг об этом болтают невесть что…

– Здесь, – заговорщицки подхватил тему лейтенанта унтер-арцт, – по моим папкам проходит некий Клаус Хегель – жуткий болтун, которого укусила лошадь. Да, господа, не смейтесь, это мой случай, ведь их часть «сидит» на наших прививках. Доктора увидели его странное зеленое нагноение и дали сигнал в службу…

– Так что там говорит, этот Хегель? – Вернул Винклер унтер-арцта в русло разговора.

– А, да, – опомнился Вендт, – бедняга Клаус утверждает, что слышал, как русские вблизи какого-то села Лезино, атаковали наши войска собаками-людоедами! Мы с Крайсом просто сгораем от любопытства. Понимаю, это против наших правил, но скажите, есть ли хоть часть правды во всех этих разговорах?

– Не под Лезино, – поправил его Винклер, – а под Ле-ге-дзи-но, – с трудом и по слогам выговорил он чужое название, дабы намекнуть коллегам, что уже начал работу. – Но, не поймите меня неправильно, – тут же обрисовал гауптман и границы их любопытства, – я всегда за солидарность, но все, что я знаю – только слухи, в общем, в моей голове не больше вашего.

– Да ладно, – отмахнулся лейтенант, – кто бы отправил сюда «Ангела», не будь в ведомстве конкретной информации по этому делу? Да и название этой деревни у вас на слуху…

– Я и не скрываю, – не стал упираться Фридрих, – кое-что известно, но для начала все же надо побеседовать с пострадавшими. Слухи слухами, а правдивая информация…, сами понимаете.

– Темнит, гауптман, – кивнул в сторону Винклера медик Крайс, и стало понятно, что у них с Вендтом в этой командировке склеилась компания. – Ну что ж, тут полно и других болтунов! Почему бы нам, от скуки, не разузнать что-то у них и не помочь вам?

– А вот этого делать не нужно, господа, – жестко ответил Фридрих, понимающий, что коллеги хоть и таким, скрытым способом, но все же пытаются заполучить возможность держать руку на пульсе этой темы, – вы только все испортите.

– Во-о-от оно даже как, – задумчиво протянул лейтенант, – смотри-ка, Вильгельм. Вот он, настоящий вепрь! Не то что мы с тобой. Когда такой зверь роет свои «желуди», то никого и близко не подпускает к своей делянке, верно? Ну что же, – в любом случае, господин гауптман, мы будем здесь. Знайте, что мы часто выходим курить. Вдруг вы передумаете?

– Благодарю за помощь, господа, – щелкнул каблуками Винклер и вошел в подъезд.

На два часа по полудню у него была запланирована первая беседа. На третьем этаже здания, специально для нужд секретных служб было выделено помещение. Наверное, когда-то это была чья-то маленькая квартира. Впрочем, сейчас это уже было не важно, главное, что Фридрих мог спокойно работать, ведь в отличие от других окон в этом здании, здесь все три комнаты были застеклены.

Вход в «квартиру» был лишь один, а это означало, что если кто-то и может «приклеить ухо» к здешним разговорам, то только из соседних помещений. Сверху и снизу располагались палаты больных, смежным по этажу был какой-то склад медикаментов, закрытый на рессорную ленту с навесным замком, значит, слушать комнаты опросов могли только оттуда.

Самым удаленным уголком была аппаратная. Что ни говори, а это здорово, что в такой дыре в случае необходимости разговор с допрашиваемым можно было записать на пленку. Имелся даже инженер звукозаписи, которого, в случае чего, не составляло труда вызвать по телефону через пост внизу.

Именно в аппаратной Винклер и решил поговорить с унтерштурмфюрером Карлом Феллером, старшим из тех, кого командование отправило в Ровно для опроса по внутреннему делу ведомства за номером 229, отмеченном во внутреннем архиве, под названием «Хватка» (1941 год).

В службе Винклера старались не называть подлинные данные по маркировкам секретных папок, а потому, общаясь между собой и даже разговаривая с начальством, ограничивались поверхностной формулировкой, в данном случае «собачья битва».

Раненый унтерштурмфюрер пришел для опроса точно в установленное время. Комната моментально наполнилась запахом лекарств и его пота. Руки офицера и левая часть туловища были плотно забинтованы. Пройдя за пригласившим его для беседы по коридору, и очутившись в комнате возле невиданной им электрической техники, офицер в нерешительности замер на пороге.