Памяти великих русских византинистов

Н.С. Суворова и К.Н. Леонтьева

посвящается эта книга

Предисловие

Подготавливая в 2015 г. к выпуску 3‑е издание своих книг по истории Византийских императоров, автор этих строк уведомлял читателя, что оно станет последним в силу целого ряда объективных обстоятельств. Судьба, однако, распорядилась иначе: поскольку тема блистательной Визании и ее императоров по-прежнему находится в центре внимания читающей публики, а интерес к моим трудам до сих пор не угасал (что, конечно же, весьма приятно и лестно), автор не позволил себе игнорировать предложение издателя продолжить работу. Так появилось 4‑е издание, которое, как и предыдущие, также не осталось незамеченным читателями. Для продолжения работы при подготовке серии в новом ее виде пришлось отредактировать текст заново, исключить ошибки и погрешности, которые в силу огромного объема материала всегда неизбежны, дополнить его новыми интересными деталями и несколько переформатировать структуру самого изложения.

Надо сказать, что основные идеи и выводы, озвученные еще при первых изданиях, ничуть не изменились. Однако я желал бы передать не только общий фон тех далеких исторических событий и поделиться теми или иными соображениями и оценками, но главное – насытить читателя историческими фактами, как они случились в действительности. Пожалуй, главная болезнь нашей современной исторической и правовой науки и заключается как раз в том, что она изобилует идеологизмами и тенденциозными оценками, но весьма скромна в изложении самих событий, должных подтверждать (или опровергать) их, мало озабочена тем, чтобы сформировать у читателя собственное мнение на основе описываемых фактов.

Сегодня «люди от науки» без труда научились навязывать другим свои суждения, но так и не сумели научить других мыслить самостоятельно. Ведь для того чтобы сформировать из читателя самостоятельного ученого или просто мыслящего человека, необходимо насытить его ум необходимым материалом, конкретными историческими событиями, а не идеологическими меморандумами. Собственно говоря, этот метод «исторического позитивизма» (разумеется, в разумной степени) исповедует и ваш, уважаемый читатель, собеседник.

И если наши оценки не совпадут – не беда, главное – пробудить интерес к этой великой Державе, научить формировать собственные суждения, пробудить чувство духовного единства с представителями той великой цивилизации, которая создала Кафолическую Церковь и родила миру христианские государства, некогда (вернее сказать, до совсем недавнего времени) остро и отчетливо чувствовавшие свою близость – несмотря на все противоречия и соперничество. И если эта задача будет решена, считаю свою миссию выполненной до конца.

В заключение хотел, как всегда, поблагодарить мою жену Наталью за терпение и любовь, участие и заботу обо мне при написании этих книг, моего учителя протоиерея Валентина Асмуса, людей, чьи взгляды или диспуты с которыми в немалой степени позволили мне сформировать собственную позицию по многим вопросам или скорректировать ее – М.М. Казакова, Л.Е. Болотина, архимандрита Георгия (Шестуна), игумена Алексия (Просвирина), покойных ныне В.И. Иванова и А.Н. Боханова, а также моих благодетелей – А.И. Леушкина, К.Л. Засова и О.Г. Борисова, с чьей помощью настоящая серия вышла в свет.

Введение. «Священная Римская (Византийская) империя»

Государство, об истории которого пойдет речь, представляет собой совершенно беспрецедентное явление. Впервые появившись на карте мира в виде скромного поселения на берегу Тибра, Рим, спустя тысячелетие, предстал перед современниками в виде Вселенской Империи, объемлющей огромные территории от северных берегов туманной Британии до знойного Иерусалима, от Эльбы и до Северной Африки. Римская (или Византийская) империя просуществует еще целое тысячелетие, ни одно другое государство не обладало такой жизнеспособностью и живучестью. Воюя почти ежегодно, периодически впадая в жесточайшие кризисы (как внутренние, так и внешние), Римская империя неизменно возрождалась, как птица Феникс из огня, поражая своих многочисленных врагов удивительной жизнеспособностью.

Конечно, это явление не может быть объяснено исключительно материальными причинами. На ее институтах и истории, как детищах Христа, явственно, непосредственно и промыслительно чувствуется рука Создателя. В известной степени Византия божественна как плод не человеческих рук, а воли Творца. Именно взращивание Православия составляло главнейшую цель жизни Империи, и именно этим Византия дорога́ всей христианской цивилизации1.

Справедливо говорят, что Византия являлась формой сверхнационального единства всех христианских народов, которое символически возглавлялось Византийским императором и Константинопольским патриархом, уже с VI в. имеющего титул «Вселенского» патриарха. Это было поистине мировой центр христианской цивилизации, и даже Римские папы, нередко борющиеся с императорами и своими визави в Константинополе, действовали на Западе как представители Империи и стояли на страже единства Ойкумены2.

Сама смерть оказалась бессильной перед этим феноменом истории: став некогда матерью всех без исключения европейских держав, колыбелью и центром христианской культуры, даже после своего трагичного падения в 1453 г. Римская империя сохранила вплоть до сегодняшних дней значение мирового очага человеческой культуры. Кладовая ее духовных сокровищ необъятна и неисчерпаема – вновь и вновь она притягивает к себе многие страждущие взоры.

На примере Византии, как перерожденной во Христе и через Христа языческой Римской империи, Господь явил живой образ, который был способен затмить языческий римский аналог, поражающий умы современников. Христос дал не только образец личной веры на примере подвигов первых мучеников, подвижников, святителей. Он даровал нам политический (иногда говорят – общественный) идеал как особый политико-правовой тип государственного устройства, при котором цели и задачи земной Церкви органически становятся альфой и омегой государственной политики. Иными словами, Спаситель указал, при каком государственном устройстве для Церкви формируются наиболее благоприятные условия «ловления человеков» и перерождения ветхого человека в сына Бога, Его сотворца.

Практическое воплощение Царства Божьего на земле в лице Империи и есть квинтэссенция византинизма, самый смысл существования Византии. Отсюда, как следствие, генерируются все остальные правовые и социальные конструкции, создающие устойчивый политико-правовой и культурный образ идеального государства.

Основная идея политико-правовой системы Римской (Византийской) империи заключалась в наложении закона Церкви на государство, известном отождествлении задач Церкви и государства, воцерковлении человека. «Церковь в Византии именно и стремилась выразиться в государстве, свой закон сделать законом государства». Для Византии «существование в государстве с правами гражданскими и политическими таких лиц, на которых закон Церкви не распространялся, и для которых неисполнение церковного закона не соединялось с гражданским и политическим бесправием», было полным абсурдом, немыслимой ситуацией3. Как следствие, создались условия для отождествления государственной и церковной этики, культуры и даже права4.

Как справедливо отмечают исследователи, онтологически существует только две вселенские политические модели – Перворимская (языческая) и Константинопольская (христианская). Римский имперский вариант – это мировая трансляция имперской мощи, распространение собственной организованной силы, цивилизационного устроения. «Константинопольский вариант» – распространение веры, доведение слова Евангелия до всех и каждого, христианский призыв ко всему человечеству5.

«Сегодня многие – и не только извне, но также изнутри Православной церкви – резко критикуют Византийскую империю и ту идею христианского общества, которую она олицетворяла. Но можно ли считать, что византийцы всецело заблуждались? Они верили, что Христос, живший на земле как человек, искупил каждую сторону человеческого бытия, а потому возможно крестить не только отдельных людей, но и общество, и его дух в целом. Таким образом, они стремились к такому устроению общества, которое было бы полностью христианским в принципах управления и в повседневной жизни. Фактически Византия была не чем иным, как попыткой вывести все возможные следствия из воплощения Христа и применить их на практике. Конечно, такая попытка была сопряжена с известным риском: в частности, византийцы зачастую отождествляли земное царство Византии с Царством Бога, а греков – точнее, “ромеев”, если воспользоваться самообозначением византийцев – с народом Божьим. Конечно, Византии часто недоставало сил, чтобы подняться на высоту собственного идеала, и такая недостача порой оказывалась весьма прискорбной и даже катастрофической. Рассказы о византийском двоедушии, насилии, жестокости слишком хорошо известны, чтобы нуждаться в повторении. Они правдивы – но составляют только часть правды. Ибо за всеми недостатками Византии всегда различима великая перспектива, вдохновлявшая византийцев: утвердить здесь, на земле, образ небесного божественного правления»6.

Византия представляет собой не только «Церковь-государство», но – и это ее неотъемлемое свойство – еще и «государство-Империю». Имперское сознание органично перешло от языческой державы в православное государство св. Константина Равноапостольного, чтобы создать новый вид государственности – «Церковь-Империю». Безусловно, данный процесс был очень длительным и далеко не простым. Многие, очень многие политические и правовые идеи были заимствованы православной Византией из языческого арсенала, чтобы, обогатившись, по-новому раскрыться и заиграть невиданными гранями, которые нехристианский ум ранее не улавливал. Это напрямую касается самой имперской идеи.

Неправильно предположение, будто бы изначально своим возникновением Римская империя обязана попыткам практической реализации некой заранее и четко сформулированной идеи. Как известно, римляне вообще никогда не отличались склонностью к философствованию. Скорее, нужно признать, во-первых, что они руководствовались некоторыми общераспространенными и безусловными для античного мировоззрения аксиомами. И, во-вторых, что, создав великое государство, были вынуждены осмыслить содеянное и предпринять необходимые меры для сохранения наследия предков.

Для древнего сознания Империя неизменно ассоциировалась с вселенским масштабом деятельности, а необходимость ее создания основывалась на естественном стремлении человечества воссоединиться в рамках одного общества. Далеко не тщеславие и не желание обогатиться (или не они одни) двигали фараонами Египта, царями Вавилона и Персии, Александром Македонским (356—323 до Р.Х.) и римскими полководцами, но убежденность в том, что империя является идеальной формой государственного устройства. Но из всех попыток лишь Римская (Византийская) империя оказалась способной выполнить эту задачу – она существовала более 2 тысяч лет.

Окинув взором свои владения, Рим вольно или невольно использовал единственно возможную линию поведения в отношении завоеванных народов, зачастую копируя ту стратегию, которую использовали до него Хеттские и Персидские цари. Уже хетты своими стереотипами и принципами миросозерцания во многом отличались от иных народов-завоевателей. Они не ставили перед собой задачу систематического грабежа завоеванных племен, в первую очередь их отличала терпимость к окружающим народам и отсутствие желания навязывать им свои представления. При условии, разумеется, безальтернативного признания их политической власти.

Еще более рельефно эта политическая модель проявилась в реформах Персидского царя Дараявауша (Дария I) – (522—486 до Р.Х.). В соответствии с его программой на нижнем уровне персы сохраняли неизменными местные традиционные социально-государственные институты и старались не вмешиваться в периферийные дела. Прекрасно понимая, что ломка старых отношений приведет только к хаосу, своим следующим шагом Дарий провел кодификацию местного права и правовых обычаев, вследствие чего каждый народ жил по своим законам, и царский (персидский) закон применялся исключительно к отдельным, наиболее тяжким видам преступлений. Местные царьки сохранили свои династии и право чеканки собственной монеты, признавая одновременно над собой власть Персидского царя.

Над местной элитой возвышались сатрапы – царские наместники, а наверху иерархической лестницы располагалась царская администрация, к которой сходились все нити государственного управления. Вся территория Персидской империи подверглась единому кадастровому налогообложению, и повсеместно развернулось строительство прекрасных дорог, соединяющих провинции между собой. В итоге Персидская империя дала своим народам мир, экономическую стабильность и благосостояние.

Даже завоевание Персии Александром Великим не привело к исчезновению этого великого имперского образования – царь македонцев и персов широко использовал старые проверенные традиции. Сохранился институт сатрапов, только персидских наместников заменили греко-македонцы, остались неизменными царский церемониал и даже методы управления. По существу, Персидская империя продолжала существовать в своем неизменном виде, поменялась лишь правящая династия и национальный состав политической элиты7.

Это был прекрасный образчик, и, как мы увидим, первые правители Римской империи действовали аналогичным образом, создавая политические традиции, которым Рим будет верен до последнего своего вздоха. Как и в Персии, верховная власть не стремилась уничтожить местные общины, сохранив их быт и социальную структуру. В римский пантеон богов охотно включались другие божества, если, конечно, они не шли вразрез с государственными религиозными устоями. А римское право, несмотря на свою изначальную элитарность, обеспечило процесс интеграции всех инородцев в римское общество и формирования из них граждан единой державы.

В высшей степени примечательно, что формирование из сравнительно небольшой по размерам Римской республики гигантской Священной Римской империи происходило бок о бок с развитием римского права и расширением круга лиц, могущих требовать его защиты. Согласно основному принципу древнего римского права, изначально только римский гражданин, civis Romanus, пользовался гарантиями со стороны государства и мог считаться полноценным членом общества. Право римского гражданства мог получить исключительно житель города Рима – доминанта этнического принципа здесь очевидна и безусловна. Всякий негражданин, hostis, то есть враг, находящийся вне сферы действия права, должен был быть уничтожен или стать рабом.

Позднее появляется некоторая промежуточная правовая категория лиц – latini, жители латинских общин на территории Италии, но не римляне, имевшие полную имущественную правоспособность, но не обладавшие политическими свободами римских граждан8. Все чужестранцы были отнесены в Италии к категории перегринов, peregrine. Правовая охрана их интересов существенно разнилась от римских аналогов, но и они подлежали охране со стороны jus gentium, «права народов», и потому уже не были совсем бесправными.

Период появления в Риме первых императоров характеризуется распространением национального права римлян на провинциалов. Это происходило двумя способами: путем предоставления тем или другим местным общинам jus latinum, в связи с чем жители этих общин, выбранные на публичные должности, получали права римского гражданина и становились таковыми. А, во-вторых, путем дарования римского гражданства отдельным общинам.

Но затем различие между cives latini и peregrine фактически сгладилось. В 212 г. по эдикту императора Каракаллы (211—217), которым руководили, правда, чисто фискальные соображения (желание распространить на провинциалов римские налоги), все подданные Римской империи, за исключением лишь некоторых групп населения, получили право римского гражданства. Как следствие, римское право распространилось на всю территорию Империи и стало господствующим, хотя, конечно, местные обычаи, не противоречащие ему, все еще продолжали существовать и использовались местным населением9.

Закон императора Каракаллы даровал civitas всем подданным Империи, но все неподданные (в первую очередь варвары – германцы) по-прежнему еще долго считались перегринами. Однако само римское право к тому времени уже настолько пропиталось принципами jus gentium, что по крайней мере в области гражданского права все различия между римскими гражданами и варварами практически стерлись10.

Последующая интенсивная христианизация населения при императоре св. Константине Великом способствовала укреплению общеполитического единства государства, граждане которого были теперь спаяны не только единой политической властью императора и римским законом, но и духовно. Они ощущали себя одновременно членами единой Кафолической Церкви и гражданами Римской империи, единственно санкционированнного Богом государства. Фракийцы и германцы, галлы и испанцы, греки, армяне, исавры и сирийцы с гордостью называли себя римлянами, входили в политическую элиту Империи, становились императорами и проливали кровь в битвах с варварами и персами под римскими знаменами.

Как видим, христианство дало имперской идее качественно новое понимание. Все современники тех событий были убеждены, что до Христа люди жили разрозненно, и отсюда – все беды и войны. После пришествия Спасителя все изменилось – как чудо, возникла Кафолическая Церковь и Вселенская империя, Римское царство, детище Христа. Как Церковь объемлет собой весь мир и может быть только Церковью Вселенской, так и православное государство, хранитель веры и благочестия, могло быть только всемирным. Римская империя явилась зримым воплощением идеи единства христианского мира, а императоры – его главы11. Без Римской империи немыслима Кафолическая Церковь, но эта связь взаимна – Римская империя без Церкви также существовать не может. Только так она получила сакральное обоснование и прочную основу в сознании своих подданных.

Время и фактические события, вследствие которых границы Империи постоянно изменялись (как правило, в сторону уменьшения территорий), не смогли тем не менее убить саму вселенскую идею. Она настолько глубоко укоренилась в римском сознании в указанной выше редакции, что многие императоры вели длительные и тяжелые войны, преследуя своей целью реставрацию некогда обширнейшей державы мира.